Но Киззи опередила его: ее короткая дубинка врезалась ему прямо между глаз. Он отшатнулся, у него брызнули слезы. Киззи попыталась стряхнуть его руку с запястья, но безуспешно и тогда еще дважды врезала ему дубинкой – сначала в висок, потом в горло.
Колени громилы подогнулись, он поперхнулся, выронил дубинку и обеими руками схватился за горло, а Киззи вонзила свой стилет ему в то место, где шея переходит в плечо. Она уже гналась за Глиссанди, и тут телохранитель упал.
– Эй! – крикнул ей один матрос, когда она приближалась к «Пальморе». – Притормози-ка!
Киззи быстро глянула на окровавленный стилет у себя в руке, повертела головой, словно ища взглядом Глиссанди, и ответила:
– Эта сука и ее дружки напали на меня! Она украла мою сумку!
Средь бела дня это объяснение не сработало бы, но матросы были пьяны и потому приняли его за чистую монету – один из них указал головой налево. Киззи не дала им времени передумать и побежала в этом направлении, по лестнице, на второй ярус набережной.
Там было темно: почти все газовые фонари потухли, и только за рекой сверкали огни Оссы. Киззи ненадолго притихла: сделала глубокий вдох и задержала воздух в груди. Она слышала стук крови в ушах, а еще шаги: кто-то бежал по деревянному тротуару на другой стороне набережной. Сайтглас помог Киззи рассчитать скорость и расстояние, и она бросилась наперерез Глиссанди – тихо, жертвуя скоростью ради максимальной скрытности. Миновав один за другим два узких переулка, она повернула направо.
Перед ней мелькнула темная фигура с мешком в руках. Киззи заметила отблеск городских огней, мелькнувших в глазах Глиссанди, когда та оглянулась через плечо. Потом та споткнулась и упала лицом вниз. Киззи пришлось ухватиться за опору, чтобы не наступить на чертову бабу. Держа в одной руке нож, Киззи сунула дубинку в карман, свободной рукой схватила Глиссанди за куртку сзади, рывком подняла ее на ноги и прижала к стене.
Мешок с деньгами полетел на тротуар. Воспользовавшись замешательством Глиссанди, Киззи обыскала ее. Ножа при ней не было. Пистолета тоже. Значит, заносчивая Магна решила, что сможет откупиться, а если нет, обо всем позаботятся ее телохранители.
– Пошевелишься, и я нарисую тебе красную улыбку, – сказала Киззи, поднося стилет к горлу Глиссанди.
Самообладание и высокомерие Магна исчезли. Она смотрела на Киззи с ужасом, тяжело дыша. Свободной рукой Киззи ощупала мочки ее ушей. Крошечный гвоздик форджгласа и другой, из смотрового стекла, на ощупь – низкорезонансные.
– Что тебе надо? – спросила Глиссанди между вдохами.
– Это мы уже выясняли. Мне нужны ответы.
– Нет. Я дам тебе денег. Вдвое больше, чем здесь. Но больше ничего.
– А мне нужно больше.
Киззи порылась в кармане, нашла годглас и быстрым движением всунула его в колечко на правом ухе Глиссанди. Плечи Глиссанди поникли, тело расслабилось, лицо выражало покорность, но в глазах по-прежнему стыл страх.
– Не надо, – тихо прошипела Глиссанди.
Но Киззи не знала сострадания. Она только что убила двоих ради ответа на один-единственный вопрос. Ей нужны были не доказательства или деньги, а только ответ. И стекло их всех раздери, она должна была получить его.
– Говори правду, – потребовала она. – Ты участвовала в убийстве Адрианы Граппо?
Глиссанди сильно задрожала, совсем как Чуриан Дорлани. С ее губ сорвался слабый писк.
– Д-да, – выдавила она.
– Почему?
У Глиссанди задергался правый глаз. Сначала Киззи показалось, что с ней вот-вот случится припадок, но Магна выплюнула:
– Я получила приказ.
– От кого? – Киззи подождала немного и встряхнула Глиссанди за плечи. – Чей приказ? – снова потребовала она ответа. – Кто хотел смерти Адрианы? Как зовут других убийц? Почему именно Адриану?
Глиссанди пронзительно взвизгнула. Ее челюсть странно задвигалась, и через несколько мгновений что-то потекло из уголка рта. Киззи в ужасе отпрянула: Глиссанди улыбалась ей во весь рот, из которого хлестала темная жидкость, и торжествующе бормотала что-то непонятное.
Женщина откусила себе язык.
– Что за… – начала было Киззи, но не закончила.
Глиссанди вдруг бросилась вперед и с неожиданной силой налетела на ее нож. Тот вонзился ей в грудь. Глиссанди издала булькающий смешок и упала. Киззи знала, что будет помнить этот звук всю жизнь.
Киззи смотрела на мертвое тело у своих ног, разинув рот, не в силах осознать, что произошло. Ей вдруг стало очень холодно. Какой наемный убийца станет кончать с собой, если может просто сдать заказчика?
У Киззи стало сухо во рту, мысли путались. Взяв себя в руки, она опустилась на колени рядом с Глиссанди, чтобы проверить, нет ли у нее еще годгласа или записной книжки. Она схватила мешок. Избавляться от трупа было некогда, но все это могли счесть неудачным ограблением. Она тихо ругалась про себя, рука болела, сердце бешено колотилось. Надо было уходить, и как можно быстрее.
Вынимая из уха Глиссанди свой шеклглас, она заметила, что та еще жива. Вернее, жили ее глаза, они чуть заметно двигались, упорно глядя куда-то за спину Киззи. Та медленно обернулась.
В темноте – силы ее зрительного стекла чуть-чуть не хватало, чтобы разглядеть, – маячила фигура. Кажется, мужчина: лысый, очень высокий, почти семи футов ростом, и худой как палка. Киззи видела, как отражался в его глазах свет, когда он смотрел на нее – молча, не двигаясь. Сердце Киззи забилось еще чаще. Спешно похватав пожитки, она бросилась прочь от тела Глиссанди.
В соседнем переулке она остановилась и оглянулась. Мужчина стоял все там же и смотрел прямо на нее. На тело Глиссанди он даже не взглянул. Кто он? Ночной сторож? Третий телохранитель? Или просто псих с набережной? Выяснять не хотелось.
Хватит с нее на сегодня. Она добежала до «Пальморы», нырнула внутрь, вылезла через служебный люк и оказалась под настилом набережной. Затаившись, она услышала над собой тяжелые шаги.
Шаги замерли, и Киззи увидела сквозь щель между досками светлокожего мужчину, который стоял и смотрел на «Пальмору». Это определенно был тот, длинный. Он не стал подходить ближе – тяжело вздохнул, развернулся и пошел назад, к телу Глиссанди. Киззи дождалась, когда затихнут его шаги, отыскала лестницу и вернулась на набережную.
Еще ни разу ей не доводилось в страхе бежать от кого бы то ни было. Она не бежала и сейчас, но все же поймала себя на том, что шагает быстрее обычного. Наконец она поймала извозчика, заплатила ему, и тот отвез ее домой, в ее квартиру. У нее на глазах только что свела счеты с жизнью женщина из могущественной семьи-гильдии, предпочтя умереть, но не выдать того, кто велел убить Адриану Граппо. Умирая, она не сводила глаз с высокого незнакомца в тени.
В Оссанском королевстве что-то прогнило, притом намного сильнее, чем было принято думать.
21
Около двух часов ночи Идриан покинул территорию, занятую оссанцами, где было относительно безопасно. Он накинул плащ на гражданскую одежду; импровизированная повязка на лице скрывала стеклянный глаз. Мешок с гранатами Мики висел на поясе, что было рискованно: вдруг одна из них взорвалась бы? Серьги из сайтгласа помогали видеть в темноте, а форджгласа на нем было столько, что кости гудели от колдовства. При каждом шаге Идриан едва не отрывался от земли, словно его тело напрочь утратило вес.
Ночь выдалась очень холодной – Идриан не помнил таких морозов в Оссе, – и он видел пар от дыхания оссанских часовых, когда бесшумно скользил мимо них в темноте. Никто не повернул голову в его сторону, и он был очень этому рад.
Оссанский Иностранный легион контролировал почти весь богатый район у подножия дворцового холма, во многом благодаря железнорогим. Дальше простирался лесопарк – ничейная территория, зажатая между двумя армиями, – а за ним начинались укрепления и окопы грентцев, которые тянулись почти на полмили вверх по открытому склону холма. Там засели около двух тысяч грентских солдат, которые наверняка выставили часовых на случай ночного нападения. Еще у них было по меньшей мере шесть артиллерийских батарей, но грентцы пока не дошли до того, чтобы обстреливать шикарные дома своих же сограждан.
Укрывшись под деревом, Идриан разглядывал укрепления грентцев, освещенные факелами, которые располагались через равные промежутки. Переднюю линию прикрывали мешки с песком, за ними блестели глаза часовых. Даже будь за спиной Идриана целая бригада, он задумался бы. Идти туда в одиночку было попросту страшно. Хорошо, что Тадеасу удалось заполучить донесения разведки, в которых ясно говорилось, что семья герцога укрылась на Стеклянных островах, а дворец сделался казармой для офицеров Грента. Значит, внутри он столкнется с простыми солдатами, а не с дюжиной пробивников из личной охраны герцога.
Осторожно перебегая от дерева к дереву, Идриан пробирался вдоль укреплений, пока не оказался на берегу ручья. Вода, что брала начало из родника прямо перед дворцом, давно проделала овраг в склоне холма. Эта нерукотворная рытвина, единственная на всем склоне, прорезала оборону Грента ровно посередине.
Идриан был почти уверен, что грентцы выставили на дне оврага охрану, как раз на случай проникновения вражеского лазутчика. Они же не дураки, в конце концов. Хотя кто, будучи в здравом уме, заподозрит, что в стане врага найдется безумец-одиночка, который рискнет смешаться с грентскими солдатами?
У оссанцев такой безумец нашелся – им был Идриан. Он медленно двинулся вверх по оврагу, ступая аккуратно, чтобы не столкнуть даже самый маленький камешек. На каждое движение уходила уйма времени; мышцы, усиленные годгласом, буквально вопили от недогруза. Идриан то и дело останавливался, переводя дух и напоминая себе, что в детстве он вот так же лазил по скалам, охотясь на диких кошек Марна.
Правда, это было тридцать лет назад.
Так он преодолел десять ярдов, потом пятьдесят и, наконец, сто. Овраг становился все глубже и шире, так что Идриан все время внимательно осматривал края в поисках часового. Он слышал разговоры, ощущал запах табака – кто-то курил в темноте сигарету. Несмотря на годглас, без брони он чувствовал себя голым – уязвимым до такой степени, что обнаружение почти наверняка означало для него смерть. К счастью, в овраге никого не было.