Снова. Он уже имел дело с фиргласом? И поэтому еще жив?
– Все в порядке, – сказала Тесса и снова сжала его руку. – Этот страх рождается от фиргласа. Ты страшно пугаешься, хочешь бежать куда угодно, но тело не слушается, а разум не знает, куда бежать. И так продолжается до тех пор, пока сердце не лопнет или разум не сломается. Если мы сможем предотвратить то и другое, тогда… Что тут смешного?
Демир задрожал и засмеялся – хрипло, негромко. С минуту он смотрел то на Монтего, то опять на Тессу. Придвинувшись ближе, Тесса снова завладела его вниманием.
– Что тут смешного? – повторила она.
– Все не так. Плохо. Как… – Демир смолк, его взгляд снова стал рассеянным. Потом он встряхнулся и добавил: – Ладно. Могло быть. Хуже.
– Не говори, если тебе больно. Но смотри на кого-нибудь из нас.
Тесса отошла к печи, чтобы проверить тигли. Песок в них стал почти жидким. Помешав в каждом из них чистой палочкой, она вернулась к Демиру и сделала глубокий вдох, стараясь сохранить спокойствие и подготовить себя к тому, что будет дальше. Подняв глаза, она встретила пристальный взгляд Монтего.
– Ты уже делала это? – тихо спросил он.
Тесса покачала головой:
– Я знаю теорию, но сейчас я буду производить четверное плетение в печи, с которой никогда не работала, на дровах и золе, происхождение которых я не могу проверить. Это работа мастера, а на кону стоит всего лишь жизнь человека, который только что спас меня от худшей участи, чем смерть. Он… он что, опять смеется?
Демир опять издавал не то скрежет, не то свист – в общем, хихикал.
– Не обращай внимания; у него очень нездоровое чувство юмора, – сказал Монтего.
– Надеюсь, оно убережет его от смерти или сумасшествия, пока мы не исправим все. Если, – буркнула она себе под нос, – тут можно что-то исправить. – Ей пришла в голову одна мысль, и она повернулась к Монтего. – Извини, но все произошло так чертовски быстро. Ты ведь Малыш Монтего?
– Ты меня узнала?
– Догадалась. Я не поклонница палочных боев, но мой учитель часто говорил о тебе. Он очень гордился тем, что видел твой последний бой.
Монтего поправил воротник камзола с чрезвычайно довольным видом.
– Она слышала обо мне, Демир, – сказал он, не слишком нежно хлопнув друга по ноге.
Демир издал страдальческий стон:
– Озабоченный. Кретин.
Еще раз проверив тигли, Тесса вернулась к Монтего и Демиру:
– Пора.
Собравшись с духом, она принялась за работу и для начала взяла расплавленный курглас, раскатав изогнутый кусок стекла в пластину чуть больше дюйма длиной и толщиной с проволоку. Но резонанса не было, и она переделывала его раз за разом, пока крошечный кусочек стекла не утратил пластичность, необходимую для работы. Тогда Тесса выбросила его и взялась за новый. На третий раз все получилось. Оставив курглас затвердевать, что занимало несколько минут, она начала работать с музгласом, обвивая им центральный курглас. Удивительно, но это удалось ей с первой попытки, зато резонанс исчез, когда она начала добавлять шеклглас. Пришлось выбросить все и начать заново.
За работой Тесса непрерывно разговаривала, объясняла каждый свой шаг, чтобы успокоить нервы:
– Я знаю, такое уже делали раньше, пусть и не я сама. Ядром служит курглас, ведь мы занимаемся исцелением, а на него наматываются музглас, витглас и шеклглас. И музглас, и шеклглас делают разум больного податливым, помогая ему принять исцеление. А витглас усиливает воздействие магии на разум. – Она поморщилась, допустив ошибку, и начала заново. – Конечно, это только теория. Мы не знаем, как все работает на самом деле, только догадываемся. Все стекловеды думают по-разному. Одни утверждают, что изготовление стекла – наука, другие считают, что это искусство. И те и другие правы. Я видела, как стеклоделы, незнакомые с логикой, создают фантастические изделия высокорезонансного годгласа, беря самые дешевые ингредиенты. Я сама… Ну, я не художница, конечно, но, если вы точно скажете мне, с чем я работаю и чего именно должна достичь, я добьюсь своего. Рано или поздно.
Тесса то и дело подогревала свои заготовки, работая настольными мехами с ножной педалью так часто, что у нее онемела нога. Она стала жать на педаль другой ногой, а потом позвала одного из подмастерьев, чтобы тот раздувал для нее мехи.
Начинать все заново пришлось неоднократно. Тесса едва обратила внимание на стеклодела, который принес курглас для ран Демира, и не заметила, как прибыл хозяин завода. Хозяин отвел в сторону Монтего, чтобы переговорить с ним, не отвлекая Тессу. Шли минуты и часы. Тесса постоянно прислушивалась, наклонив ухо к стеклу: надо было получить из четырех фрагментов годгласа одно целое стекло. Наверное, подумала она в момент просветления, точно так же ищет верное созвучие музыкант.
Стемнело. В цехе горели газовые фонари и печь, которую продолжали подкармливать дровами работники. Хозяин завода почти час молча стоял и наблюдал за работой Тессы.
А она все смешивала и смешивала курглас, перебрав десятки вариантов, исправив десятки ошибок.
Она не знала, сколько времени прошло, когда резонансы наконец совпали. Сперва ей показалось, что она опять ошиблась, соединив лишь три стекла из четырех. Но, отодвинув изогнутый, еще теплый кусочек стекла на расстояние вытянутой руки, Тесса увидела, что магия перетекает сразу по всем четырем элементам, и ощутила, как они мощно гудят в ее пальцах. Она поспешила к Демиру.
Монтего, обмякший от усталости, сидел рядом с Демиром, положив голову на верстак, и нашептывал другу на ухо что-то нежное. Глаза Демира были приоткрыты, тяжелое дыхание с хрипом вырывалось из груди. Тесса зажгла над ними фонарь и сняла влажный компресс, который наложили совсем недавно. Курглас среднего резонанса, произведенный стеклоделами Просоци, показал себя наилучшим образом: ожог все еще выглядел страшно, но так, словно после травмы прошла уже неделя.
Демир посмотрел на Тессу и промычал что-то невнятное, но явно вопросительное.
– Высокорезонансный комбинированный годглас, – сказала она ему. – Не знаю, сработает ли он так, как задумано, но… – Одной рукой она открыла Демиру рот, а другой сунула туда годглас. – Держи, но не прикусывай. Не хватало еще осколки из тебя вытаскивать.
Демир сделал, как было велено. Тесса пошарила по верстакам, нашла на одном карманные часики, оставленные кем-то из стеклоделов, и посмотрела, сколько времени.
Почти шесть утра. Значит, она проработала у печи двадцать часов подряд, без перерывов на сон или обед. Приказав себе не думать об этом, Тесса сосредоточилась на секундной стрелке, одним глазом посматривая на рану Демира. Сначала она не могла понять, происходит что-нибудь или нет. Затем ожог стал затягиваться, медленно, но верно. На месте сожженной плоти наросла новая. Похожую на воронку рану затянула молодая кожа, розовая и сморщенная.
Когда магия начала действовать, Тесса увидела на груди Демира чешуйки гласрота. Они мерцали в свете газового фонаря, с каждой секундой становясь все отчетливее. Тесса смахнула их ладонью, но они тут же выросли снова. Прошла минута. Полторы. Две.
Часы показали, что две с половиной минуты истекли. Тесса взяла годглас изо рта Демира и нашла коробку с пробковой подкладкой, чтобы положить его туда. Потом вернулась к Демиру и ощупала бело-розовый шрам, который всего пару минут назад был дыркой с рваными краями. Глаза Демира были закрыты, но дыхание стало ровным. Она пощупала его пульс.
В норме.
Губы Демира едва заметно шевельнулись, и Тесса наклонилась, прислушиваясь.
– Я спасен, – прошептал он.
Тесса почувствовала, как огромное напряжение стремительно покидает ее тело. Она, наверное, упала бы, если бы уже не опиралась на верстак. Положив голову на голую грудь Демира, она почувствовала, как болит каждая жилка ее тела. Не снимая тяжелых ботинок и фартука, она забралась на верстак, вытянулась рядом с Демиром, закрыла глаза и заснула крепким сном.
25
Идриан получил восьмичасовой отпуск, что оказалось совсем не трудно из-за неразберихи, которой сопровождался вывод Иностранного легиона из Грента, и помчался в Оссу – доставить синдеритовый слиток в отель «Гиацинт». Консьерж сказал ему, что Демира нет на месте, но разрешил отнести слиток прямо в кабинет Демира, под присмотр самой начальницы охраны отеля. Идриан ушел встревоженный, жалея, что не смог передать слиток Демиру прямо в руки; он успокаивал себя тем, что сделал все возможное и этого должно быть достаточно. В глазнице искусственного глаза уже начался зуд, подсказывавший, что очередной бой не за горами.
Ближе к вечеру Идриан вернулся в Иностранный легион, который уже стоял к западу от Оссы, в Медных холмах – именно туда перебросили три бригады. Вообще, там располагались сельскохозяйственные угодья столицы империи, однако на зиму все работы прекращались, а холмистая местность изобиловала позициями, удобными для обороны, и высотами для артиллерийских батарей.
Одну из таких высот, на правом фланге армии, и заняли железнорогие. Солдаты и инженеры, вооружившись короткими саперными лопатами, рыли траншеи и строили частоколы для защиты семи тяжелых пушек и четырех мортир, пока артиллерийские расчеты проводили учения, готовясь к бою. Местность вокруг батареи кишела солдатами регулярной армии и резервистами – подтянулись даже роты Национальной гвардии из столицы. По склонам холма бродили гласдансеры, знакомясь с ландшафтом и привыкая к ветрам.
Сам Идриан всегда предпочитал быть в гуще событий, но он понимал, почему на лицах соотечественников читалось облегчение. В городе именно они воевали на передовой, захватывали мосты, возводили баррикады и бросали гранаты. Здесь, на открытой местности, саперы были не так востребованы и занимались физическим трудом под руководством опытной Мики; почти все были этому рады.
Пусть теперь пехота удерживает линию фронта, для разнообразия. А Идриан и железнорогие будут защищать артиллерию.
– Ну, как наши дела? – спросил Идриан, входя под навес, где жарко спорили Тадеас и Мика.