– Что тебя тревожит?
– Все это неправильно, – ответила Ай и движением плеч вывернулась из-под руки Киёми. Рука повисла в воздухе, как сохнущая ветка.
Киёми скривилась, надеясь только, что монахи этого не заметят.
Ай прикрыла рот ладонью и наклонилась к Киёми:
– Вспомните, мама, – прошептала она. – Если вспомните, то поймете, почему я расстроена.
Сайто-сэнсэй достал из принесенного мешка боккэн и подал его Итиро-сэнсэю. Итиро-сэнсэй обернулся к Киёми и протянул плоскую деревяшку с приделанным к ней шаром.
– Резкое щелканье боккэна оказывает мощное действие на духовных существ, – пояснил он.
У Сайто-сэнсэя был с собой камень цвета дождевой тучи, а костяшки пальцев охватывала круглая полоса железа.
– Мы пройдем по всем комнатам, распевая стихи из Сутры Лотоса. Не ходите за нами.
– Хай, – поклонилась Киёми. – Мы останемся здесь.
Итиро-сэнсэй пристроился за Сайто-сэнсэем, и они двинулись в путь. Оба распевали заклинания, при этом Сайто-сэнсэй звенел железом по камню, высекая искры, а Итиро-сэнсэй щелкал шаром по боккэну. Двигались они размеренным шагом, останавливаясь в каждом углу и поднимая глаза к потолку, прежде чем продолжить путь. Когда монахи скрылись в кухне, Ай протянула руку и дернула Киёми за рукав.
– Мама, неужели вы ничего не помните? Мику-сана? Мир духов? Как я на Хоси каталась?
Киёми потерла лоб.
– Что-то совсем плохо соображаю. О чем речь, что я должна помнить?
– Мика-сан – это дух, который живет у нас. Американский летчик. Он не злой дух. Отчего монахи пытаются его изгнать?
– Я… Я думаю…
Тут Киёми схватилась за живот, потому что по всему телу прокатилась волна тошноты. Звуки удара железа по кремню, щелкающий по боккэну шар, распев монахов зазвучали громче. Киёми посмотрела на Ай, глядящую на нее вопрошающими глазами.
– Я точно не знаю.
– У Мики-сана волосы цвета пшеницы, а глаза как небо.
Мысленный образ мелькнул перед Киёми. Ночь в городе, она идет рядом с высоким мужчиной, одетым в рубашку и брюки цвета хаки. Он говорит с ней – что он говорил? Постой-ка… она вспомнила. Беллингэм, его родной город. Лесопилки, консервные заводы. Хай. Еще что? Вулкан… гора Бейкер. Он говорил, она выше Фудзи-сан. Киёми схватила Ай за плечи, придвинулась к ее лицу:
– Я вспомнила этого Мику-сан. Хай. Я видела, как он погиб.
Лицо Ай согрелось улыбкой.
– Он нам не враг, мама. Зачем ему уходить?
– Потому что…
Киёми уронила голову на грудь.
– Потому что что, мама?
– Потому что ему здесь не место.
– Мика-сан – мой друг. Из-за войны я потеряла Дзюн. А сейчас должна потерять Мику-сана. Почему? Что вас пугает?
– Не знаю, – прошептала Киёми. – Потерять тебя. Хай. Я боюсь потерять тебя.
– Скажите сэнсэям, пусть уйдут. Скажите им, что уже не надо.
– Поздно.
Тяжелый взгляд Ай впился в Киёми.
– Если они прогонят Мику-сан из нашего дома, я вам этого не прощу.
Она отошла в дальний угол и хлопнулась на пол, сложив руки на груди.
Киёми внимательно посмотрела на дочь и почувствовала что-то, близкое к отчаянию. Что если она выполнит свою угрозу и навеки затаит враждебность? Они всегда были близки, и эта близость была щитом от враждебного мира. Киёми вспомнила, как тетка пришла ей сообщить, что мать умерла. «Так всегда бывает у японских матерей – сказала она. – Им никогда не удается долго держать дочь за руку. Не наша это судьба».
Клацающий боккэн вернул Киёми к настоящему. Монахи скрылись в коридоре по направлению к лестнице. Киёми встала перед дочерью.
– Я бы никогда не сделала тебе больно намеренно. Поверь мне.
Ай свернулась калачиком от невыносимости момента. Она скорчилась, закрыв лицо руками, и слезы текли из-под них.
– Мама, я виновата. Простите меня, пожалуйста.
Киёми опустилась на пол рядом с ней и привлекла к себе.
– Правда же, странно, что мы вспомнили, как проводили время с призраком?
Ай положила голову ей на грудь.
– Хай. Но я думаю, что Мика-сан находится здесь не без причины.
С чердака доносились щелчки и пение монахов.
Киёми поцеловала волосы Ай.
– Я об этом не подумала.
Ай отодвинулась.
– Вы не думаете, что это возможно?
Киёми стерла слезу со щеки Ай. Почему Мика оставался с ней? Ай права, должна быть тому причина.
– Хай, – сказала она. – Это возможно.
Монахи продолжали обряд изгнания духа, переходя из помещения в помещение. Потом в доме стало тихо, и в комнату вошли Сайто-сэнсэй и Итиро-сэнсэй. Киёми встала с пола и поклонилась.
Сайто-сэнсэй взял свой мешок.
– Мы очистили этот дом от низкого духа.
Киёми бросила взгляд на Ай, сердито смотрящую на монахов, потом на сэнсэя. И снова поклонилась:
– Аригато, Сайто-сэнсэй.
Он ответил на поклон и сказал:
– Вам следовало известить ваших свекров о наличии духа.
Ай быстро встала, лицо ее вспыхнуло.
– Простите, Сайто-сэнсэй, как вы можете быть уверены, что дух удалился?
Старый монах улыбнулся:
– Я много раз выполнял изгнание духа, Ай-тян. Поверь мне, больше духа в этом доме нет.
– Разве ты недовольна? – спросил преподобный Итиро-сэнсэй.
Ай стояла, опустив глаза.
– Мы в высшей степени вам благодарны, – сказала Киёми, становясь рядом с Ай.
Монахи сунули ноги в свои гэта и ушли. Когда они скрылись за воротами, Ай бросилась в сторону кухни. Она бежала из комнаты в комнату, глядя вверх и вниз. Киёми терпеливо ждала, пока дочь закончит поиски. Через несколько минут Ай вернулась, радостно осклабившись.
– Ты что-то нашла?
– Сайто-сэнсэй ошибся. В доме все еще есть какой-то дух.
Глава двадцать первая
Мика заморгал, в глазах постепенно прояснялось. Он сел, зевая.
Слева от него спали на полу Киёми и Ай. За ними спадала каскадом с потолка белая москитная сетка, как вода, переливающаяся через гребень холма.
Он протер глаза. Как надолго он отключился? Последнее, что он помнил, – как два человека в причудливых одеждах шли по дому, поднимая дикий шум.
Он снова зевнул.
– Ай сказала, что вы все еще здесь.
Он обернулся на голос. Дух Киёми сидел в нескольких футах от него, подобрав под себя ноги. Женщина была одета в светло-зеленое кимоно, волосы ее были убраны вверх. От такой ее близости все тело закололо от волнения. Такие мысли о Киёми казались абсурдными, но Мика мог управлять своими чувствами не больше, чем бомбардир – уже сброшенной бомбой.
– Не очень понимаю, с чего меня сморило. Вряд ли можно подумать, что мертвецам необходим отдых.
– Мы боялись, что монахи вас прогнали.
– Это те двое, что сегодня приходили?
– Они приходили…
– …избавить вас от меня.
– Хай.
– Кажется, я помню, что Ай об этом говорила. – Мика потер затылок. – Вы их сюда вызвали, потому что я вас пугаю?
– Раньше пугали. Теперь нет.
Он почувствовал, будто открылась дверь. Теперь появился шанс – шанс, что они станут ближе. Мика оглянулся на спящую Ай, потом перевел взгляд на Киёми.
– Почему Ай плакала?
– Война – это сплошная скорбь.
– Та девочка на вокзале. Она подруга Ай?
Киёми на миг подняла глаза и тут же отвела их:
– Вы сопровождали нас на станцию?
– Я надеялся, что вы не будете против. Тут мало чем можно себя занять.
– Я не против.
Киёми шевельнулась и начала подниматься с пола. Почувствовав, что она готова уйти, Мика кивнул подбородком в сторону ширмы и сказал:
– Мы не могли бы посидеть в саду?
Правая рука Киёми прошлась по полу, будто выглаживая складку.
– Хай.
Мика протянул ей руку.
Она будто не заметила этого и пошла прочь. Он за ней сквозь москитную сетку, потом через раздвижные ширмы, делящие помещение пополам. Киёми была не из тех женщин, которых можно быстро уговорить на что угодно, и понимание этого сконфузило Мику, но растущее нетерпение отодвинуло конфуз в сторону. Мика надеялся, что ему удастся не сказать ничего такого, что Киёми сочла бы оскорбительным. В прошлом ему случалось говорить женщинам не то и не так, выкладывая свое мнение, будто ожидая, что они тут же пристроятся в ногу с его мечтами и надеждами.
– Нельзя торопить женщину с решением, – предупреждал Ливай. – А тех, кого поторопить можно, не приводят домой к воскресному ужину.
Их встретила мирная ночь, и только цикады потрескивали в тишине. На темном небе мерцали пятнышки звезд. Киёми села на большой камень у пруда, Мика встал напротив. После захода солнца мучительная жара спала, но воздух был теплый и влажный. К поверхности пруда подплывали рыбки и уходили в глубину с тихим плеском. Ласковый ветерок нес влажный запах реки и раскачивал улыбающуюся куколку-призрака, привязанную к ветвям ивы. Мика искоса поглядывал на Киёми, стараясь не ошеломить ее своим энтузиазмом. Будь она американкой, он бы вовлек ее в разговор, но он знал по опыту наблюдений, что Киёми способна сидеть в компании других людей несколько часов и не сказать ни слова. Так что они сидели в молчаливом созерцании, он кидал украдкой взгляды на ее лицо, любуясь безупречной кожей и тем, как она сидит, потупя взор, но при этом замечает все происходящее вокруг.
Он потер руки. Столько он хотел спросить, столько ему нужно было узнать, но с чего начать? Он уже начал думать, что они так и просидят все время в молчании, когда заметил над головой сияющую луну.
– Кролику сегодня придется как следует поработать.
Киёми проследила его взгляд до блестящего шара.
– Красивая ночь, – заметил Мика.
– Хай. Лунный свет белыми волнами по воде, и звезды горят ярко.
– Я в том смысле, что воздушного налета нет.
– А! – сказала она, снова опуская взгляд к земле.
– Ай мне сказала, что ваш муж погиб в бою в Китае. Сочувствую вашей утрате.
– Отчего бы вам мне сочувствовать? Он был вашим противником.