Дунай, как огромный прямой клинок, отсекает большой кусок от основного городского массива. Но Дунай совсем не голубой, он какого-то серо-желтого цвета и сверху представляется не слишком широким. Пять мостов разной конфигурации кажутся издалека сделанными из спичек. Но это обманчивое впечатление гигантской панорамы. На самом деле мосты огромны, а Дунай широк и стремителен. Потому и вода его, несущая размытый лёсс, имеет такой мутный, неопределенный цвет.
Говорят, когда-то Дунай был спокойнее и имел более извилистое русло. Он медленно разливался по низким заливным лугам и в хорошую погоду летом отражал чистое, голубое небо. Тогда река казалась лазурной, и поэты, имеющие слабость к этому цвету, слагали песни о прекрасном голубом Дунае.
Жена старого виноградаря из Кремса рассказывала мне, что в молодости она дважды видела Дунай по-настоящему голубым. «Как в песнях», — сказала она. Но ее румяный, седокудрый супруг замахал руками, засмеялся, раскашлялся: «Не Дунай, а сама рассказчица была «голубой».
Когда австрийцы намекают на захмелевшего человека, они говорят, что он «голубой».
Голубой Дунай можно увидеть в Вене и теперь. В венской ратуше висит картина старого австрийского художника. На ней изображены сочные заливные луга, могучие дубы и лазурный Дунай.
Остатки старого, голубого Дуная видны с Каленберга на левом пологом берегу, где расположены рабочие районы Флоридсдорфа и Штадлау. Это цепь небольших озер, прудов и стариц, образовавшихся в покинутом русле. Летом здесь венцы купаются, плавают на лодках; зимой ребятишки катаются на коньках и на санках, а взрослые играют в ледяные кегли — айсшиссен.
Почти через всю центральную часть Вены проходит Дунайский канал. Так называют узкий рукав Дуная, который отделяется от основного русла около северной окраины города и опять впадает в него где-то за большим парком Пратером. Дунай, цепь озер на левом берегу и канал — на правом образуют водяной узор, напоминающий по форме лист ивы. Но весь этот рисунок с Каленберга увидеть нельзя. Он виден в хорошую погоду из окна самолета, пролетающего над Веной.
В подзорную трубу, установленную на террасе ресторана, видны знаменитые здания Вены: дворцы Шенбрунн, Хофбург, Бельведер, храмы Карлскирхе и Вотив-кирхе. В самом центре города высится собор святого Стефана. Его единственная башня — и поныне высочайшая точка Вены. Чуть пониже стоит железный ратник на башне городской ратуши и висит самый верхний вагон «гигантского колеса» в Пратере. Зелеными островками в коричневато-серой мозаике города вырисовываются парки: Пратер, Тюркеншанцпарк, Штадтпарк, Аугартен…
Много раз потом я поднимался на Каленберг и всегда так же подолгу стоял на террасе, очарованный грандиозным видом Вены, Дуная и окрестностей. Каждый раз, глядя на тени от легких облаков, набегающих с окрестных холмов на город, слушая незатейливую песенку жаворонка над Венским Лесом, я вспоминал страницы из истории славного города…
— Вы думаете, Иоганн Штраус случайно написал вальс о голубом Дунае? — спросил меня на Каденберге Альфред Верре. — Нет, совсем не случайно. И то, что прекрасный вальс стал по существу нашим вторым национальным гимном, тоже не случайно. Во всем этом есть огромный смысл.
Для придунайских народов эта великая река столь же священна, как для вас Волга. Дунай всегда у нас перед глазами, в сердце, в песнях… Так же было и во времена прадедов, с незапамятных времен.
Дунай, если хотите, течет не только через нашу территорию, но и через всю нашу историю. С древнейших времен по Дунаю и его притокам проходили торговые и военные пути. В войнах и мирном общении племен здесь начинали зарождаться многие европейские нации. На берегах Дуная раньше, чем в других местах, появились большие города — нередко на месте бывших кельтских, римских и славянских поселений. В зеркало голубого Дуная смотрится Вена — мать наших городов, столица совсем особая, подобной которой, может быть, и нет больше в мире. Да, да, я так говорю не потому, что я австриец. Это действительно так.
Много ли в мире столиц, где проживает четверть населения страны? Однако в политической и культурной жизни доля Вены в нашем государстве еще больше. Временами она по своему значению и удельному весу перетягивает всю остальную Австрию. Вы только представьте себе: в Вене живет людей больше, чем во всех других австрийских городах, вместе взятых, — конечно, я имею в виду города с населением больше десяти тысяч. В Вене сосредоточены все наши государственные институты и учреждения, штабы политических партий, центры профсоюзов, здесь выходят буквально все крупные газеты страны. В Вене размещена огромная часть промышленности и торговли, она же наш самый крупный транспортный узел. Здесь пересекаются не только австрийские, но и международные транспортные линии: воздушные, железнодорожные, шоссейные, речные. И тут опять речь о Дунае. Из всех наших рек судоходен он один[8]. Остальные реки, так называемые альпийские, — бурные, но неглубокие, с неустойчивым режимом, зависящим от таяния снегов в горах. Зато Дунай связывает нас с другими народами прочно и надежно. Дунай наш не только красавец, воспетый бардами[9], но и великий труженик.
Мы с вами обязательно поплывем по Дунаю на пароходе. Я покажу вам множество интереснейших памятников прошлого. Например, неподалеку от Дюрренштайна есть памятник вашему великому соотечественнику Михаилу Кутузову. Он поставлен около того места, где была большая битва наших союзных армий — русской и австрийской — с полчищами Наполеона. Эта битва описана Львом Толстым в романе «Война и мир».
Вот видите, и тогда тоже вы помогли нам избавиться от оккупантов. Ведь Наполеон сидел у нас в Вене. После разгрома Наполеона Габсбурги как ни в чем не бывало вернулись в свой дворец. Напоминанием о тех грозных временах на главных воротах дворца Шенбрунн навсегда остались сидеть чугунные французские орлы.
Около другого придунайского города, Мелька, есть еще один интересный для вас памятник — солдатам Суворова. Вам, конечно, известно, что генералы Габсбургов вели себя подло по отношению к русским союзникам[10]. Плохо отблагодарили они Суворова за то, что он разбил турок и тем самым помог Австрии окончательно освободиться от давней угрозы. Но история надежно хранит все подлинно великое. Каждый просвещенный австриец произносит имя фельдмаршала Суворова с великим почтением.
Мы с вами обязательно поплывем на пароходе по Дунаю! Поплывем весной, когда вся прибрежная долина Вахау будет белой от цвета фруктовых садов. Многое отражается в чистом зеркале голубого Дуная, многое можно понять, если взглянуть в него ясным взором.
Километрах в сорока от Вены влево от дороги, ведущей на восток, видны раскопанные археологами остатки римского города Карнунтума. Каменные ярусы цирка остались такими же, как во время оно, только плотно заросли мхом и травой. Опоздай археологи еще на несколько десятилетий, древний цирк, может быть, навсегда скрылся бы под землею, как ушел в воду легендарный град Китеж.
На подступах к Карнунтуму, на развалинах разграбленного кельтского селения, римляне построили в 90 году военный лагерь Виндобона. От этого слова, как полагают историки, вероятно, и происходит нынешнее название столицы Австрии.
Виндобона была разрушена во время «великого переселения народов», ее развалины поросли лесами. Четыреста лет здесь шумели дубы и сосны, рыскало дикое зверье, изредка забредали охотники.
Слово «Вения» в исторических документах впервые появляется как обозначение места битвы между франками и венграми в 881 году. Потом название селения принимает нынешнюю форму — Wien.
Средневековым городом-крепостью Вена становится в начале XII века, когда династия Бабенбергов превращает ее в свою резиденцию. Растут и смыкаются селения за городской стеной, появляется второе оборонительное кольцо, третье, город растет, как плод вокруг косточки.
Центральную, самую древнюю часть города венцы называют «Innere Stadt» — «Внутренний город».
До середины прошлого века Внутренний город опоясывали тяжелые крепостные стены Бастайен. За стенами, на месте нынешних городских районов, еще были там и тут деревни и села. Теперь очень немногие чужестранцы, попав в Вену, догадываются о том, что на месте заводов, модных магазинов, гостиниц, жилых домов какие-нибудь сто — сто пятьдесят лет назад колосилась рожь, паслись кони, аристократы развлекались псовой охотой. Об этом напоминают только названия улиц, вроде «Конский луг», «Жаворонково поле», «Медвежья мельница».
С середины прошлого века вместе с развитием капиталистической экономики Вена из пышной резиденции светских и церковных князей становится промышленным, транспортным и торговым центром. О быстром развитии города в этот период, особенно в последней трети XIX века, называемой десятилетиями «грюндерства», свидетельствует прежде всего число его жителей.
В середине XIX века население Вены не превышало 500 тысяч человек, а к началу нашего века в столице было уже 1727 тысяч жителей, то есть примерно столько же, сколько Вена имеет теперь[11].
Узкие средневековые улицы и крепостные стены, опоясывавшие Внутренний город, мешали развитию столицы. К этому времени Бастайен давно уже утратил свое значение как оборонительное сооружение. Представители буржуазии многократно ходатайствовали перед Францем-Иосифом об издании указа о сносе крепостных стен в центре города. Однако кайзер ни за что не хотел согласиться с этим. Он был крайне консервативным человеком, верившим в абсолютную незыблемость своей монархии. Франц-Иосиф рассчитывал оставить наследникам такую же империю, какой она была полвека назад, при его вступлении на трон.
Но пока Франц-Иосиф, распушив свои знаменитые бакенбарды, разъезжал в золоченой карете с актрисой Катариной Шрат и принимал восторги верноподданных обывателей, пока в Пратере лязгали полуигрушечные шпаженки титулованных дуэлянтов, не имевших других занятий, кроме псовой охоты и салонных интриг, новый хозяин Вены — расчетливый и энергичный буржуа — быстро набирался сил. Он уже не хотел и не мог мириться с причудами престарелого кайзера, не признававшего, кстати сказать, даже электрического освещения и канализации.