— Кэсси, — мягко сказал мой отец. — Дело в твоей матери.
ГЛАВА 2
Между объявленным умершим и действительно умершим человеком есть большая разница — разница между возвращением в гримерку, залитую кровью моей матери, и словами о том, что спустя пять долгих лет, было найдено тело.
Когда мне было двенадцать, тринадцать, а затем четырнадцать лет, я каждую ночь молилась о том, чтобы кто-нибудь нашел мою мать, доказав, что полиция ошибалась, что каким-то образом, не смотря на все доказательства, не смотря на всю ту кровь, что она потеряла, она нашлась. Живой.
Со временем, я перестала надеяться и начала молиться о том, чтобы правоохранительные органы нашли тело моей матери. Я представляла, как меня попросят опознать её останки. Представляла, как попрощаюсь с ней. Представляла, как похороню её.
Но такого я не представляла.
— Они уверенны, что это она? — спросила я, негромко, но твердо.
Мы с отцом сидели на противоположных сторонах крыльца, в одиночестве — ближайший к уединению вариант, который можно было найти в доме Нонны.
— Место подходит, — ответив, он не взглянул на меня, а лишь продолжил глядеть в ночь. — Как и время. Они пытаются сравнить слепок зубов, но вы двое столько путешествовали… — кажется, он понял, что рассказывал мне о том, что я и так прекрасно знала.
Найти слепок зубов моей матери будет проблематично.
— Они нашли это, — мой отец показал мне токую серебряную цепочку. На ней покачивался небольшой красный камень.
У меня перехватило дыхание.
Оно принадлежало ей.
Я сглотнула, отталкивая эту мысль, словно я могла заставить себя забыть. Отец протянул мне ожерелье. Я покачала головой.
Оно принадлежало ей.
Я знала, что моя мать почти наверняка была мертва. Я знала это. Я верила в это. Но сейчас, глядя на ожерелье, которое она надела в ту самую ночь, я не могла дышать.
— Это улика, — выдавила я. — Полиция не должна была отдавать это тебе. Это улика.
О чём они только думали? Я работала с ФБР всего шесть месяцев. Почти всё это время я не принимала участия в открытых расследованиях, но даже я зала, что нельзя вот так просто сломать цепочку улик, ради того, чтобы у наполовину осиротевшей девочки было что-то, принадлежавшее её матери.
— На нём не было отпечатков, — заверил меня отец. — Или физических следов.
— Скажи им, что им следует оставить его себе, — произнесла я, вставая и шагая к краю крыльца. — Оно может им понадобиться. Для опознания.
Прошло пять лет. Раз уж они искали слепки зубов, явно не осталось чего-то, что я могла бы опознать. Одни лишь кости.
— Кэсси…
Я проигнорировала его. Я не хотела, чтобы мужчина, едва знавший мою мать, рассказал мне о том, что у полиции нет зацепок, что они посчитали нормальным нарушить правила насчет улик, потому что они считали, что дело уже не раскрыть.
Прошло пять лет, и они нашли тело. Оно и было зацепкой. Зазубрины на костях. То, как она была похоронена. Место, в котором убийца её упокоил. Должно было найтись хоть что-нибудь. Крохотный намек на то, что произошло.
Он пришел за тобой с ножом. Я проскользнула в восприятие моей матери, в очередной раз стараясь понять, что произошло в тот день. Он застал тебя врасплох. Ты сопротивлялась.
— Я хочу увидеть место преступления, — я обернулась к отцу. — Место, где нашли тело. Я хочу увидеть его.
Именно мой отец позволил мне записаться в программу для одаренных агента Бриггса, но даже он понятия не имел о том, какое «образование» я там получала. Он не знал, чем именно была программа. Он не знал о моих способностях. Убийцы и жертвы, Н.О. и тела — вот мой язык. Мой. А произошедшее с моей матерью?
Так же принадлежало мне.
— Не думаю, что это хорошая идея, Кэсси.
Решать не тебе. Я подумала об этом, но не произнесла вслух. Спорить с ним не было смысла. Если я хотела получить доступ — к месту преступления, к фотографиям, к каким-либо остаткам улик — просить о нём стоило не Винсента Баттаглию.
— Кэсси? — мой отец встал и неуверенно шагнул в мою сторону. — Если хочешь поговорить об этом…
Я обернулась и покачала головой.
— Я в порядке, — сказала я, прерывая его предложение. Я проглотила ком, возникший в моём горле. — Я просто хочу вернуться в школу.
Говоря «школа», я преувеличивала. Программа «Естественных» состояла всего из пяти учеников, а наши уроки скорее походили на применение на практике. Мы были не просто учениками. Нас использовали.
Элитная команда.
Каждый из нас пяти обладал особыми навыками, способностями, отточенными до идеала жизнями, которые нам довелось прожить.
Ни у одного из нас не было нормального детства. Я не прекращала думать об этом, снова и снова, даже четыре дня спустя, стоя на подъездной дорожке к дому моей бабушки, ожидая, когда за мной заедут. Будь всё иначе, мы не стали бы «Естественными».
Вместо того чтобы думать о моём детстве, о том, как я переезжала из города в город с матерью, обманом заставляющей людей считать её экстрасенсом, я думала о других — о психопате-отце Дина и о том, как Майкл научился читать эмоции, чтобы выжить. О Слоан и Лие и о тех моментах из детства, о которых я догадывалась.
Думая о моих друзьях из «Естественных», я почти скучала по дому. Я хотела, чтобы они были рядом — все или любой из них — так сильно, что не могла дышать.
— Танцуй, — погрузившись в воспоминания, я практически слышала голос моей матери. Я видела её, облаченную в васильковый шарф, её волосы были влажными от снега и холода, в тот миг, когда она включала радио в машине и делала музыку громче.
Это был наш ритуал. Каждый раз, когда мы переезжали — из одного города в другой, с одной точки на карте к следующей, от одного выступления к другому — она включала музыку, и мы танцевали, сидя в машине, пока не забывали обо всем и всех, кого мы оставляли позади.
Моя мать была не из тех, кто подолгу скучал по чему бы то ни было.
— Выглядишь так, словно погрузилась в размышления, — негромкий, серьёзный голос вернул меня к реальности.
Я оттолкнула воспоминания — и потом эмоции, что шли за ними.
— Привет, Джадд.
Мужчина, нанятый ФБР, чтобы присматривать за нами, несколько секунд внимательно изучал меня, затем поднял мою сумку и опустил её в багажник.
— Собираешься попрощаться? — спросил он, кивая в сторону крыльца.
Я обернулась и увидела стоящую там Нонну. Она любила меня. Неистово. Сознательно. С момента нашей встречи. Я задолжала ей слова прощания.
— Кассандра? — когда я подошла, Нонна оживилась. — Ты что-то забыла?
Многие годы я верила в то, что я сломлена, что моё умение любить — неистово, сознательно, свободно — умерло вместе с моей матерью.
На протяжении нескольких последних месяцев я поняла, что ошибалась.
Я обвила бабушку руками, а она изо всех сил сжала меня в объятьях.
— Я должна идти, — после нескольких секунд произнесла я.
Она потрепала меня по щеке, чуть сильнее, чем следовало бы.
— Позвони, если тебе что-нибудь понадобиться, — приказала она. — Что угодно.
Я кивнула.
Несколько секунд она молчала.
— Мне жаль, — осторожно сказала она. — Насчет твоей матери.
Нонна никогда не встречалась с моей матерью. Она ничегошеньки о ней не знала. Я никогда не рассказывала семье моего отца о том, как смеялась моя мать, о том, как она учила меня читать людей или о том, как вместо «я тебя люблю» мы говорили друг другу «не смотря ни на что», ведь она не просто любила меня — она любила меня на веки вечные, не смотря ни на что.
— Спасибо, — сказала я бабушке. Я говорила слегка хрипло. Я подавила растущую во мне печаль. Рано или поздно, она накроет меня.
Мне всегда лучше удавалось разбивать нежеланные эмоции на части, чем забывать о них.
Отворачиваясь от любопытных глаз Нонны и шагая к Джадду и машине, я всё ещё слышала голос моей мамы.
Танцуй.
ГЛАВА 3
Джадд молча вел машину. Видимо, он решил, что если и когда я решу поговорить, начать разговор должна я сама.
— Полиция нашла тело, — мне понадобилось десять минут, чтобы, наконец, столкнуть эти слова с кончика своего языка. — Они думают, что оно принадлежит моей матери.
— Я слышал, — просто сказал Джадд. — Бриггсу звонили насчет этого.
Специальный агент Таннер Бриггс был одним из двух агентов, руководящих нашей программой. Именно он завербовал меня, а для этого он воспользовался делом моей матери.
Конечно же, ему позвонили.
— Я хочу увидеть тело, — сказала я Джадду, глядя на растянувшуюся перед нами дорогу. Позже я смогу во всём разобраться. Позже, я смогу скорбеть. Но сейчас я нуждалась в ответах и фактах. — Фотографии с места преступления, — продолжила я, — всё, что Бриггс сможет достать у местной полиции, я хочу увидеть всё это.
Джадд немного подождал.
— Это всё, чего ты хочешь?
Нет. Это не всё. Я отчаянно хотела, чтобы тело, найденное полицией, не было моей матерью. И я хотела, чтобы это оказалась она. И неважно, что эти желания противоречили друг другу. А значит, в любом случае, я оказывалась в проигрыше.
Я прикусила щеку, чувствуя, как в неё впиваются зубы. Через несколько секунд я вслух ответила на вопрос Джадда.
— Нет, это не всё. Ещё я хочу посадить человека, сделавшего это с ней.
По крайней мере, это было просто. Это было ясно. Я стала частью программы «Естественных», чтобы бросить убийцу за решетку. Моя мать заслуживала справедливости. И за всё, что мне пришлось потерять, я тоже заслуживала справедливости.
— Мне полагается сказать тебе, что даже если ты выследишь человека, убившего её, она не вернется, — Джадд сменил полосу движения, казалось бы, уделяя больше внимания дороге, чем мне. — Мне полагается сказать тебе, — продолжил он, — что твоя одержимость этим делом не притупит боль.
— Но вы не станете, — сказала я.
Вы знаете, каково это, когда ваш мир разрывают на части. Вы знаете, каково просыпаться каждый день, зная, что чудовище, разрушившее вашу жизнь всё ещё на свободе, и ничто не может помешать ему сделать это снова.