В итоге определились, что я еду на поезде, а он летит на самолете. Серега должен был меня встретить уже на вокзале в Краснодаре. В конце своего пути я ему позвонил, чтобы спросить, будет он меня встречать или нет. Он ответил, что проспал самолет и вылетит следующим, поэтому увидимся уже на базе.
Я сразу же догадался, что это какая-то мутная тема, потому что, по моему мнению, человек либо хочет и делает, либо не хочет и ищет причины. Эта история так и осталась покрыта мраком, но потом он рассказывал, что якобы приезжал на собеседование, но по каким-то причинам его не уволили, и так он не оказался в конторе. Хотя тогда можно было уволиться еще из армии, только потом — негласно опять-таки — запретили увольнения до конца Специальной военной операции, и все контракты стали автоматически продлеваться.
Подошел куратор, и мы пошли. Забрали сначала телефон на фильтре и все мои вещи. Когда мы пришли уже в барак нашего отряда, то там я наблюдал очень много людей, опять незнакомых. Я зашел, обозначился, ребята встретили меня хорошо, да и в принципе так было заложено в конторе: куда бы ты ни зашел в качестве вновь прибывшего бойца, тебя сначала накормят, напоят чаем, а потом только уже основное знакомство и рабочие моменты… Во мне такая черта сохранилась и по сей день. И когда, будучи в другом статусе и в других организация, я наблюдаю абсолютно обратное отношение или такое же, но лицемерное, меня внутри прям бомбит, разрывает всего на части. Те ребята, как оказалось позже, готовились уезжать на дальнее направление в Центральноафриканскую Республику. Мы потом уже с ними три дня подряд просто в голос ржали.
Когда я к ним пришел, они должны были уже улететь в этот день, и происходило это так… Часиков в шесть вечера, плюс-минус, им подавалась команда на сбор, после чего ближе к десяти часам подъезжали автобусы, в которые они грузились. Грузились и сидели в ожидании отправки часа по четыре где-то. После чего им давали отбой, они заново разгружались, заходили в барак и ложились спать.
И так три дня: в определенное время они погружались, разгружались и ложились спать. Причины были разные: то борту запрещена посадка, то на перевалочной базе не готовы были их принять, то другие различные причины. Представляете, барак забит полностью двухъярусными кроватями, которые стоят вплотную друг к другу, в правом крыле находится столик с чайником и всякими «приколюхами», так мы называли что-то сладенькое к чаю. В левом крыле висит телевизор. Жара ужасная, поэтому от житья в таких условиях все кашляли как туберкулезники.
Я радовался, что меня это не коснулось, но не тут-то было.
В крайний день перед их отъездом я начал тоже дохать. Начинался этот кашель как обычная простуда, так понемногу подкашленешь и пошел дальше, но после он перерастал в нечто. И самое интересное, что ни одни таблетки месяцами не помогали, и между нами в простонародье этот кашель мы называли «молькинский синдром». К моему счастью, из этой толпы были четыре человека, которые собирались так же на ближнее направление и которые убывали на Специальную военную операцию. Парни тоже были классные — Леха, Тема, Дэн и Петька.
Они пришли в отряд на несколько дней раньше, чем я. Единственное, Тема приехал из отпуска по ранению — это был молодой парнишка двадцати четырех лет, разведчик. Парень классный, но обо всем по порядку.
Подготовка, как я ранее говорил, проводилась в двухнедельном периоде.
Первая неделя это была усиленная общевойсковая подготовка, по методике обучения спецназа Главного разведывательного управления, вторая неделя уже шла углубленная либо для узкой направленности специалистов. Самое главное, никто не смотрел, кем ты был на гражданке, а гражданкой называлась любая жизнь, кем ты был до вступления в ряды сотрудников ЧВК «Вагнер».
И если ты имел какое-то офицерское звание в армии, хоть генерал, ты приходил на общих основаниях рядового бойца, и уже после, когда ты проявлял к чему-либо интерес или свои морально-деловые и психологические качества, тебя ставили на должность или готовили из тебя определенного специалиста.
Меня это очень затронуло, потому что я хотел наконец-то побыть обыкновенным бойцом, отвечающим за самого себя и выполняющим свою узконаправленную задачу.
Полевой лагерь, который находился непосредственно на полигоне, палаточный, был полностью заселен, поэтому мы жили в бараке на базе, и нам приходилось несколько раз в день ходить на полигон… Это получается, что после завтрака, на обед, после обеда и на ужин, расстояние до полигона составляло примерно пять километров. Но эти километры, особенно первые разы, были самыми долгими, потому что до устройства в контору два месяца я просто жил в свое удовольствие, набрал лишний вес и вел неактивный образ жизни.
Мы позавтракали и решили пойти на занятия, хотя очень не хотелось из-за жары, она была такой, что выходишь на пару минут в курилку с голым торсом и сразу же обгораешь. Да и я сам думал, что такого нового могу узнать, уволившись только два месяца назад из армии. Тем более тогда можно еще было не пойти на занятия, и никто бы этого не заметил, это ведь в наших интересах, это ведь мы с каждым занятием могли себе продлить жизнь хотя бы на несколько минут, но все познается в сравнении.
Вышли нашей небольшой группой, отметились на контрольно-пропускном пункте и побрели. Первый день занятий мы еще не были обеспечены формой, поэтому, что привезли с собой, в том и занимались. Постоянно ужасно хотелось пить, воды, что брали с собой с предусмотрительностью, не хватало даже до обеда, плюсом еще находились нахлебники, которые не хотели воду носить с собой и потом ходили и выпрашивали у всех.
Мы пришли на полигон, там — построение, зачитка списков и распределение по группам, по дням прохождения занятий. Я, конечно, пошел на первый день. После первой недели обучения инструкторы группам давали такие названия, как: малинки, арбузики, бананчики и так далее.
Это выглядело очень смешно, и непонятно, чем они руководствовались, то ли своей фантазией, то ли опять-таки каким-то шифрованием. Мой первый день обучения начался с холощения, он в себя включал: изготовку к бою из различных положений, перезаряжание автомата в различных положениях, выполнение определенных команд, которые были сокращенные для удобства их передачи и управления в бою, ну и соответственно изменения положения для отражения нападения по секторам обстрела.
И вот я первый раз понял, насколько же все-таки я был не готов. Все по-новому, грамотно, с чувством, с толком, с расстановкой. Но хочу заметить, кого хотя бы однажды учили обращаться с оружием по определенным действиям, порядку перезаряжания его, стрельбы из различных положений, тому переучиться было очень сложно, проще научить того, кто никогда оружие в руках даже не держал.
Это было жизненно необходимо, и все это понимали, все трудились над оттачиванием своего мастерства, падали от жары в обморок, но при этом инструкторы относились с пониманием, не теряя требовательности к обучаемым. На тот момент наши учителя безусловно имели опыт боевых действий, но большая часть на дальнем направлении, а наша предполагаемая обстановка несла в себе очень много таких особенностей, как общевойсковой бой, штурм населенных пунктов и городов, действия в лесополосах, оборудование фортификационных сооружений и многое другое.
Поэтому по возможности, кто приезжал после ранений, перед отправкой обратно, за «ленточку», приходили на полигон и указывали инструкторам вопросы, которые требуют более глубокого изучения. Пока мы занимались холощением, мои товарищи проходили мимо и постоянно усмехались над нами, подкалывая, и приговаривали, что дальше будет еще хуже до определенного дня.
Но мы и на этом дне уже выдыхались, что же будет дальше? Этот вопрос мучил всех, усталость была дикая, но приятная от вновь полученных знаний и умений. Когда мы шли на обед, я, уже оценив обстановку на полигоне, конкретно понял, что мне нужно, а что не очень, и в разговоре с ребятами стал узнавать подробнее, что проходят и изучают в каждый день занятий. В ходе разговора я выяснил, что надо мне идти сразу на восьмой день. Потом мы обсуждали много кого по дороге, вспоминая беспомощность некоторых на занятиях, и думали: а ведь им предстоит прикрывать нам спины.
Потом изо дня в день мы отговаривали Дэна идти в штурмы, потому что он был очень большой комплекции, такой прям детина, и мы его убеждали, что он будет первой целью, что ему лучше идти обучаться по узкой специальности на что-то крупнокалиберное. Он противился, говорил, что со всем справится, но мы понимали, что и он сам это все осознавал, просто не мог дать заднюю, как сделали его дружки, с которыми он приехал. Денис приехал со своими друзьями с гражданки, как и все готовыми грызть зубами гусеницы танков, но в определенный момент сначала один друг спасовал и решил пойти учиться на ПВО, потом другой, так и остался он один. Ему было обидно, что так получилось, что это, значит, за такие друзья, которые очканули и кинули его одного в штурмах.
Вот и Дэн долгое время стоял на своем, но в конечном итоге мы, слава богу, его переубедили, и он остался лишнюю неделю дообучаться на «Корд» или «Утес». Поначалу было проще, и, придя на обед, я обратился к старшему и попросился не сидеть две недели на обучении, а уехать в предстоящую пятницу, на что получил добро. В конторе можно было обучиться с нуля абсолютно любой специальности, потом по ней приобрести опыт, и как оказалось, военные высшие учебные заведения даже не нужны, чтобы стать хорошим специалистом и в последующем также обучать людей.
После обеда мы пошли обратно на полигон. Выяснилось, что никто даже не заметил, что я прилип к новой группе к восьмому дню. Если бы не одно «но»: старший инструктор дал команду выйти из строя тем, кто в армии занимал командные должности от командира отделения и выше, в различных подразделениях. Тех, кто вышел, записали, кто какие должности занимал, и сформировали отдельную группу для подготовки командиров, потому что контора в них очень нуждалась. Соответственно в процессе обучения на нас также смотрели, и тех, кто был совсем нулевым, отправляли обратно на должности бойцов штурмовых подразделений. Тогда и зародилась эта великая фраза: «Нет ума, штурмуй дома́!»