И наконец, про эти сухпаи… Они были очень разные: одни — неприметные, наши конторские в коричневых бумажных коробочках с наклейкой белой, на которой крупными буквами было написано «ZV» и по-русски номер рациона питания; другие — министерские «Армия России», в зеленых, монотонных красивых коробочках со звездой, это мечта каждого, но их было не так много. В наших по составу все было просто, что нужно бойцу, чтобы поддерживать свое жизнеобеспечение: тушенка, рис с мясом или гречка с мясом, зеленый горошек или фасоль с мясом, повидло яблочное, шоколадка, два чайных пакетика, пакетик кофе, галеты и сухой спирт с маленькой конфоркой, куда его следовало положить для разогрева. Уже после появились конфеты «Ежики».
А министерский… Это был просто шведский стол… Но стоит отметить, что многие говорили, якобы в наших тушенка была качественней, чем у них. В него входили: рис с курицей, гречка с мясом, зеленый горошек с мясом или бобы, овощное рагу или кабачковая икра, бекон армейский, шоколад офицерский, сыр плавленый, три пакетика с тонизирующим напитком, пакетик кофе, пакетик сухих сливок: повидло яблочное намного вкуснее, чем у нас; таблетки для воды обеззараживающие (но они, по-моему, входили и в тот, и тот), пюре яблочное, ну и само собой — сахар.
Когда мы жили на позициях и рядом не было ни магазинов, ни транспорта своего, чтобы до них добраться, одну сигарету курили на троих, а то и больше, но вот за шоколадки из сухпаев все готовы были убить друг друга, это шутка конечно же.
Периодически приезжал Рашид с братишкой, они привозили всякую нужду. Он привозил сигареты, которых так не хватало. Однажды привез не выданные мне ранее броник с каской — я выпросил принципиально, хотя заметил, что все работают без них, и у большинства их даже и не было.
Потом я узнал, что Рашида отправили номером расчета на позицию Волшебника, и я тоже стал проситься все чаще, чтобы уже начать себя пробовать в боевой работе. Но на следующий день приехал командир взвода, в стороне переговорил с командиром позиции о чем-то в течение одной минуты, после чего подошел ко мне и сказал, что завтра я должен оказаться на позиции, идти пока обучаться на орудие… И тут я вообще потерял дар речи, где я и где гаубицы и пушки, и вообще все, что с ними связано? Я немножечко внутри себя повозмущался, но ничего не поделаешь, приказ есть приказ.
Пришел представитель с позиции Волшебника, я собрал вещи снова, и мы пошли на то место, где живет расчет. Я был, с одной стороны, рад, ведь снова рядом с Рашидом, но мучил этот вопрос: какой на хрен из меня артиллерист? Это мне не давало покоя. Пока мы с ним шли, познакомились, его звали Антоха «Витагор». Мужик лет тридцати шести, своеобразный, прикольный, сам себе на уме, большим каким-то умом не обладал, но добрый и простодушный парень, как и все, со своими проблемами и мечтами на гражданке.
Когда пришли, выяснилось, что с некоторыми я уже знаком: командир расчета — Володя «Волшебник», наводчик — Мишаня «Припев», заряжающий — Серега «Заметный», заряжающий — Рашид «Сикамо», заряжающий — Антоха «Витагор». Теперь и я, стажер «Азнеп».
Я специально еще раз всех перечислил поименно и по позывным, с целью увековечения их памяти, чтобы их имена навсегда прославились в летописи истории России, ведь, как известно из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», «рукописи не горят!».
Мне сразу рассказали, что можно, что нельзя, и из этого свода правил самое основное и главное — никогда не шутить относительно всего, что касается боевой работы: например, нельзя было подрывать расчет к орудию в качестве шутки, не выходить на работу в тапочках, за это нарушение требований безопасностей полагался штраф, потому что прилететь может не всегда, а вот снаряд, который весит двадцать два килограмма, может упасть и раздробить ногу, а это уже неоправданные жертвы.
Припев, Заметный и Витагор жили в маленьком дачном домике с печкой, а меня поселили в маленький сарайчик сзади этого дома, где жили Волшебник и Сикамо. Кроватей в нем уже не было, поэтому пришлось поставить на пол три ящика из-под снарядов, накидать каких-то вещей, которые валялись повсюду и ложиться на них. Было очень неудобно, ноги постоянно свисали, еще и не сбил доски, которые сшивали ящик, и они мне пересчитывали каждое ребро.
Работы пока не было, потому что по дальности стрельбы почти не доставали, и по большей части ждали каждый день перемещения ближе, на новые позиции. Было свободное время, и меня начали обучать. Первым делом маркировке порохов, какая цифра что означает, как правильно их сортировать по партиям, как правильно доставать солидоловую пробку (ее доставали, чтобы меньше загрязнялся канал ствола, и любым острым предметом счищали остатки с гильзы).
Потом показывали непосредственно сами снаряды. Как их распределять по весовым знакам, какие в первую очередь отстреливаются, как правильно вкручивается взрыватель, для чего откручивается на нем колпачок, как выставляется с осколочного действия на фугасное. Показали правильную расстановку номеров расчета по местам, для удобства работы и чтобы не мешаться друг другу. И вот наконец-то первая боевая работа, без корректировки, просто нужно было отработать по дежурной цели. Ох, какую важность я в себе чувствовал тогда — первый выстрел, это уже посвящение в артиллеристы. Уже и от орудия не хотелось уходить, начало прям затягивать основательно.
И первая ошибка — я хотел послушать, насколько громкий выстрел от нее, никто специально не предупредил, что лучше стоило бы прикрыть ушки. Звучит команда «Орудие, ВЫСТРЕЛ!». Я стою, вообще не понимая, что произошло. Как назло, стреляли на «полном» заряде, он был настолько громкий, что в ушах так звенело, не могу передать ощущение, но как будто ладонями ударили по ушам, плюс взрывная волна, вокруг дым, пыль, сухая трава и разный мусор летит в глаза. Ощущение непередаваемое, потом надо резко взять гильзу, которую с остатками дыма от пороха выбросило из канала ствола, вдохнуть эти остатки, которые пахнут как тухлые яйца, и прокричать: «Мама, я артиллерист!», и досыльником бьют по заднице.
Короче, веселуха — трындец.
В конечном итоге за один день я научился многим вещам, и пока мы были на этой точке, нас уже начали обучать на наводчиков, меня и Рашида. Начали ходить слухи, что в будущем нас хотят подготовить на командиров орудий, потому что мы быстро осваивали учебный материл и в принципе все, связанное с орудием. Также проводили обслуживание орудия, в процессе изучая материальную часть, соответственно разборку и правильную сборку его. Периодически было свободное время, и открылась возможность выйти на связь с домом, по специальной программе, которая находилась в штабе. Лишнего говорить ничего нельзя было, только дежурные фразы: «Все хорошо, все нормально».
Мы шли снова в город по этой жаре, через поле около дач. Там, около штаба, мы встретили брата Рашида, который уже был старшиной нашего взвода огневой поддержки. Он нам сказал, что точку связи перенесли, и предложил подвезти до новой. Мы приехали в какой-то большой коттедж, где обосновались наши тылы.
Связь была очень плохая, а интернет нестабильный, поэтому, чтобы позвонить или написать сообщение потребовалось часа два. Но получилось связаться с домом, и слава богу, потому что родные переживали, а другой связи было просто не найти, да и запрещено, очень строго каралось местным законом.
История этого коттеджа, которую нам поведали ребята, а им местные жители, была очень печальная. В этом доме жила семья… Мужчина лет пятидесяти всю жизнь работал вахтами, где-то на северах, строил этот дом, обустраивал все, чтобы встретить беззаботную старость. С началом боевых действий пришли в этот дом грузинские наемники и с целью всех напугать и занять дом, выстрелили по крыше из гранатомета.
У этого мужчины просто от стресса остановилось сердце, а всех домочадцев, из числа женщин, они взяли в заложники, и те за ними стирали, убирали, готовили кушать, в остальные подробности не считаю нужным посвящать…
Обратно из этого дома мы шли пешком, проходя разрушенные многоэтажные дома, но не настолько сильно, потому что укропы бежали из Светлодарска, для них тогда создавалась угроза попасть в кольцо. Проходя мимо одной многоэтажки, я видел картину как с экранов телевизоров — могилы во дворах, а рядом местные жители на кострах готовят себе еду. Когда мы проходили, они нам крикнули:
— Мальчишки, осторожнее, где сейчас пойдете, там только что прилетало!
Было очень приятно, что о нас хоть кто-то заботится и считает героями, несмотря на то, что совершенно никто не знает, кто мы такие — просто русские и все. Когда находились на базе, нас неоднократно предупреждали: из рук гражданских ничего не брать, а уж тем более не употреблять в пищу. А здесь у ребят уже было с местными все налажено, и то один принесет пирожков, то другие — овощей с грядок или еще что-нибудь. Честно говоря, кроме сигарет я от них ничего не брал.
Когда я пришел на командный пункт позиции, то случайно увидел еле-еле работающий телевизор, показывающий по большей части только украинские каналы и только парочку донецких.
И вот я вижу второй раз за все время, что наши ребята из штурмовых подразделений дают интервью по центральным каналам об освобождении села Кодема. Тогда официально второй раз назвали именно нашу контору, первый был, когда я находился еще дома и отбили у укропов Углегорскую ТЭЦ, которая сейчас находилась у нас на соседнем берегу. Я не помню точно, какого сентября это было, но помимо этого были репортажи, связанные с Днем независимости Донбасса.
Буквально в этот день, вечером, пришла информация, что на следующий день нам необходимо менять позицию и передвигаться вперед.
Обычно мы передвигались, как сказал Волшебник, примерно километра на три. Утром информация подтвердилась, и мы начали подматывать вещички и готовить орудие к транспортировке. Один «Урал» был сломан, поэтому за день мы должны были перевезти два орудия, весь боекомплект, все вещи людей, и это было очень сложно.