начен здесь Борцоне. Бойцы начали окапываться. Однако Корнеплоду нормально окопаться не удавалось, так как то «птичка» в воздухе, то прилет мин украинских мешал это делать.
Через два часа с украинской стороны был выпущен боезаряд, поразивший Перекресток и убивший нескольких штурмовиков, заменивших Корнеплода и его товарищей на объекте. Были и раненые, одному оторвало ногу, и он истек кровью, а один из командиров отделения, которому осколок так вдавил грудь, что создавал для раненого особые мучения, выбил его из строя. Позывной этого старшего был Пожарник. Когда-то на гражданке он и правда работал пожарным, потому у него и был такой позывной. Потом уже, вечером, когда стемнело, этот командир, чтобы медленно не умирать здесь и чтобы с ним не возились его товарищи, и понимая, что эвакуационная группа просто физически не сможет дойти до Перекрестка, достал тихо… гранату и подорвал себя. Вечная память тебе!
Уже когда стемнело, ко всему этому начался еще и ливень, заливавший все вокруг… Разрывы мин и снарядов, сильный дождь и грязь — это все, что пришлось выдержать тем, кто был тогда там… Корнеплод просто во всей этой ситуации накрылся спальником от дождя и ждал утра. Настало утро, и уже часам к одиннадцати наконец-то в лесополосу к бойцам пришел Абзай и предложил сварить кашу. Начали варить, найдя чан и поставив его на огонь вместе с водой. Однако лживую тишину нарушил шум моторов и тот звук техники, который невозможно перепутать. Где-то ползла техника.
«Это БМП или БТР, а может быть и танк…» — пришло на ум Виктору. То есть, судя по доносящемуся шуму, что-то предстояло… Но все же сильно хотелось есть, так как пайки досюда не доходили еще, слишком уж далеко группа врезалась в оборону противника, и кругом стояло немало украинских точек. В этом случае не до пайков, и штурмовики пользуются тем, что добывают на позициях врага, — это боекомплект, еда, спальники, чай, сигареты, одежда… «Каши сейчас хоть поедим, согреемся», — думал так Виктор, с позывным Корнеплод. Но не удалось поесть сегодня… Начался бешеный удар украинской арты — шквал огня обрушился по занятым вагнеровцами позициям и по лесополосе, в которой они расставили цепь из постов. Работало по лесополосе все — сапог, АГС, полька, рвались снаряды и крупного калибра.
Корнеплод лежал в своем окопе, а осколки с тупым звуком впивались в толстые деревья, и мины рвались недалеко от его окопа. Разрыв снаряда засыпал Корнеплода землей… В этой ситуации приходилось только ждать окончания обстрела и надеяться лишь на провидение и на волю всех богов и демонов мира. Казалось, что обстрел идет уже час и более, но это только казалось, — удар украинской арты по времени продолжался с полчаса. Затем звук техники стал доноситься все сильней. По дороге со стороны Майорска к Перекрестку продвигались танк Т-72 и БТР. Заехав на объект, танк обстрелял блиндажи и лесополосу, подходящую к Перекрестку…
Начали рваться снаряды, и один из них, выпущенный из украинского Т-72, разорвался за сто метров от окопа Корнеплода… Украинский БТР, заехав на Перекресток, также начал бить по всему, что только сопротивляется. С БТР высадился украинский десант, как высадилась и с брони танка группа бойцов. Силы уже были не равны, явно. Штурмовики начали отходить, речи об обороне не могло и быть — не готовы были увидеть здесь технику такую. Штурмовики-вагнеровцы покинули блиндаж, или дот, называемый потом «норой», отойдя в лесополосу; то же самое делали и те подразделения, что заняли позиции в украинских траншеях. Начали уходить к старым своим позициям. Однако отступление остановил приказ Зомби, командира 3-го штурмового отряда, который приказал во что бы то ни стало собрать силы в кулак и отбить потерянный Перекресток.
— Помощь с воздуха будет, — пообещал Зомби.
Абзай начал организовывать людей. Отступление было прекращено, и группы, усиленные еще людьми, вскоре готовы были к новому штурму. Однако снова штурмовать Перекресток Корнеплоду не пришлось…
Необходимо было доставить на точку эвакуации раненых. Один раненый лежал на носилках, другого решили нести на плече и поддерживать сзади за ноги, и еще один, раненный в ногу, опираясь на свой автомат как на костыль, мог идти сам. Итого четыре здоровых и три раненых, два из которых идти не могут. Так и поплелись, взяв по дороге спальник из окопа Корнеплода и использовав его как средство для переноски раненого. Кстати, Перекресток все-таки отбили… Удар по танку и БТР нанесли с вагнеровского самолета.
Точно не знаю, и, наверное, еще были применены какие-либо для этого системы огня, но Перекресток был отбит. Затем, насколько я знаю, он снова будет потерян, и потом снова его отберут у врага. И еще отмечу кое-что важное… Здесь я писал о Борцоне, который принимал участие в штурме Перекрестка, а потом и был тем старшим той группы, которая стояла в лесополосе рядом с Перекрестком. Так вот, этот самый Борцоне был не простым человеком. На гражданке, до «Вагнера», он занимался бизнесом, был достаточно состоятельным человеком и пошел на войну по соображениям, так скажем, мировоззренческим. Я сам этого человека, Борцоне, помню еще с Молькино, а потом помню в эти же дни сентябрьские, как Борцоне и его друг Мальчик сидели вместе на корточках на «Велосипеде»[2], куда оружие и пайки свозили. Я на этом «Велосипеде» тогда гранатометы забирал.
— Вы откуда здесь? — спросил тогда я их.
А они так, с еле заметной улыбкой, просто очень, смотрят на меня, кивают мне оба, и Мальчик говорит:
— Так всю ночь на Перекрестке от танков уходили, они там блиндажи, которые мы заняли у украинцев, гусеницами разворачивали. Перекресток-то мы взяли, — продолжил он рассказывать, — но они ночью на танках явились к нам.
Этот момент я хорошо помню в том сентябре 2022-го. Так вот, Борцоне потом ранен был два раза и оба раза возвращался обратно на передовую штурмом, хоть ему и должность другую поближе к тылу и в самом тылу предлагали, но Борцоне все время отказывался. Так и погиб героем на передовой, в бою. Хорошо помню его лицо, спокойный очень был, волевой человек.
Далее Корнеплод продолжил свою работу уже в эвакуационной команде. Эвакуационная команда? Другими словами, эвакуационная команда — это сверхнапряжение сил, это высокая мораль и высокий дух, это когда надо через не могу больше даже, чем это бывает у штурмовика-стрелка, это когда очень много вокруг крови и оторванных конечностей, это когда мертвого надо дотащить до точки эвакуации, чтобы потом его тело могли получить родственники, или раненого дотащить во что бы то ни стало, чтобы вернуть его жене, матери, детям. Группа эвакуации — это надежда (!) на жизнь у того, кто истекает кровью. Эвакуация, медики, военврачи — это та неотъемлемая часть войны, которая постоянно находится на ногах, которой некогда приложить голову для сна, которая всегда под ударом противника наравне с командирами, пулеметчиками и кордистами, это та часть воинского сообщества, которая только по одному своему названию «военмедики» уже являются героями. И выражение на войне — группа эвакуации — обозначает надежду. Это как ангелы, только они не в белых халатах и не с крыльями.
Теперь Корнеплод жил в бывшем дачном поселке, который находился относительно близко к тому самому Перекрестку.
Я неоднократно проходил по этому поселку и могу вам описать его в двух словах только для понимания того окружающего мира, в котором все это действо происходило.
Дачный поселок… Этот поселок состоял не из каких-либо больших дач или там коттеджей — нет, совершенно нет, это были обычные совсем маленькие и побольше садовые домики. Садовые домики были разными: от деревянных будок три на три метра в длину и ширину, покрытые скатными крышами, до кирпичных домиков, четыре на шесть метров в длину и ширину. Двухэтажных домов лично я там не видел. Из белого кирпича и редко из красного там были дома. Были домики, собранные вообще из всякой шелухи и замазанные глиной, а потом оштукатуренные, имевшие белый цвет. Рядом с домиками находились очень небольшие сады, садики даже, сказал бы так. А вот дома, где имелись хорошие подвалы, и такие были, использовались нашими подразделениями для устройства там штабов, перевалочных пунктов для бойцов и складов.
В одном таком домике в подвале, помню, жил тыловик с позывным «Лобзик», и из этого же подвала он руководил своими людьми, доставлявшими пайки, генераторы и другое на позиции или перемещавшими все это по необходимости с места на место. Помню его подвал в кирпичном доме, по-моему, из красного кирпича, и помню подвальное просторное помещение, с бетонными перекрытиями в виде потолка. Лестница туда еще вела вниз обычная деревенская, какие к сеновалам в сараях обычно приставляют. Стол там у входа стоял у Лобзика и рация на столе… Как сейчас помню… вот ходит с деловым видом Лобзик около стола, курит сигареты, слушает рацию, что стоит у него на этом столе, и командует по этой рации, а еще выражает очень заумные мысли… А там же, помнится, в подвале, что еще использовался как перевалочная база для бойцов, сидят сами бойцы, продвигающиеся к передовой, на контактный бой с ВСУ… Сидят вдоль стен и в центре, молча сидят, ждут, автоматы у кого в руках, а кто-то положил перед собой свой АК, курят сигареты, а на улице, там вверху… слышны разрывы от украинской арты. И только у стола движения какие-то, где Лобзик со старшими подразделений что-то обсуждает временами, и рация работает, а в помещении, в котором человек сорок — тишина, все молчат, тихо курят, не хочется разговаривать. Это я помню. Это я для тебя, читатель, пишу о тех днях 2022 года, чтобы ты атмосферу саму тех дней уловил, как бы схватил эту атмосферу за хвост, а затем уже и представлял то, о чем рассказываю здесь…
Корнеплод теперь был в эвакуационной команде, которая и проживала в этом дачном поселке, и уходила отсюда за ранеными и убитыми. В эвакуационной группе, в которую входил Виктор, было четыре бойца, если считать вместе со старшим группы. А старшим был человек с позывным «Пастор». Жил Пастор в подвальном помещении, где и работал с рацией и своими бумагами, двое других бойцов жили в блиндаже, в глубокой земляной яме, накрытой бревнышками и поверх их черным пакетом, в которые пакуют двухсотых, и поверх этого пакета еще была накидана земля и лежало три старых бронежилета марки «Модуль-Монолит». Корнеплод, то есть Виктор Иванович, жил недалеко от блиндажа своих коллег и «офиса» Пастора в подвальном помещении…