– У меня здесь Мариинский театр.
Чуть позже я еще вернусь к этой теме, а пока мне хотелось бы написать о его семье.
Одна из причин, по которой Валерий женился на Наташе, – ее осетинское происхождение. Говорят, когда в семье Валерия зашла речь о потенциальной супруге, его мама, Тамара Тимофеевна, шепотом спросила:
– И на каком же языке ты будешь говорить с ней дома? На русском?
Несмотря на то, что ее обожаемый сын, выросший в осетинской глубинке, теперь успешный человек, который живет в большом городе и общается с людьми высшего света, видимо, ей все равно хотелось, чтобы в семейной обстановке он и его жена говорили на осетинском языке.
Полагаю, Валерий взял в жены осетинку во многом потому, что хотел сделать приятное своей маме. «Я не знаю, как ее благодарить за то, что она сделала для меня» – не это ли самое чувство руководило им тогда?
Помню, как уже потом я гостил у них в Петербурге, и Тамара Тимофеевна угощала меня знаменитыми осетинскими пирогами с мясной и овощной начинкой. Во время застолья Наташа – тогда уже супруга Валерия – исполняла на баяне народную осетинскую музыку, чем однозначно доставила большое удовольствие своей свекрови.
Валерий Гергиев у себя дома рассказывает мне об осетинском народе. Октябрь 1996 года. Санкт-Петербург
Приблизительно через год после свадьбы у них родился сын, которого в честь деда назвали Абисалом. Второму же сыну дали имя отца – Валерий. Ну а родившаяся следом дочь получила имя бабушки – Тамара. Давая имена своим детям, он тоже следовал осетинским традициям.
«У меня здесь Мариинский театр» – думаю, эти слова, сказанные американскому промоутеру, как ничто другое свидетельствуют о тех теплых чувствах, которые он питает к этому месту. Именно здесь, несмотря на юные годы, он был избран художественным руководителем; здесь он задумал реформы, в успех которых никто не верил; здесь он добился значительных успехов, в то время как за спиной его то и дело называли «зеленым юнцом» и «деревенщиной». Но теперь люди сплотились вокруг него, и реформы стали приносить плоды.
Августовский путч 1991 года совпал со столетним юбилеем Прокофьева, творчеством которого Валерий тогда сосредоточенно занимался. В первую очередь это были оперы «Война и мир», «Огненный ангел», «Игрок» и «Любовь к трем апельсинам».
Певцы и оркестранты, сперва озадаченные объемом и темпом работы, постепенно начинали привыкать. Маэстро говорит, что несмотря на шумиху, которая не прекращалась в российском обществе на протяжении нескольких месяцев, в труппе Мариинского театра особых волнений не ощущалось: все верили в великую силу музыки.
Что касается Горбачёва, в целом можно сказать, что он этот кризис преодолел. Впрочем, когда его вызволили из заточения и привезли обратно в Москву, он даже не вышел к москвичам, а ведь двести тысяч человек собрались, чтобы поприветствовать его. Поговаривали, что он не захотел участвовать в митинге, который был организован ненавистным ему Ельциным. Отказавшись выйти к собравшимся, которые радовались, что он вернулся относительно целым и невредимым, не сказав им ни слова благодарности за эту поддержку, Горбачёв достаточно быстро лишился доверия со стороны народа и уже спустя четыре месяца был вынужден уйти в отставку. На этом бесславно завершилась диктатура компартии, которая продлилась семьдесят лет. На смену ей в Россию пришла демократия.
Разумеется, такое серьезное событие, как смена государственной системы, не могло оставить сотрудников театра равнодушными, но тут немалую роль сыграл Валерий, который обратился к ним с призывом:
– Не робейте! Вся сила – в культуре, поэтому давайте работать над нашим исполнением! Тогда во всем мире на нас непременно будет спрос. Сейчас самое время хорошенько поработать!
Большое счастье, что за три года во главе Кировского театра Гергиев смог достичь результатов и завоевать сердца своих подопечных. Тем временем в Большом театре – еще одном храме русской культуры, расположенном в Москве, – такого человека, как Гергиев, не оказалось. Из-за отсутствия лидера, которому можно было бы доверять, в труппе начались протесты, произошло самоубийство, и в театре на долгое время воцарилась смута.
Тот факт, что новая российская власть доверяет Гергиеву, давая выступать на открытии таких мероприятий, как зимние Олимпийские игры и Чемпионат мира по футболу, говорит о признании его лидерских качеств.
Глава 2Музыка объединяет людей
«Я возвращаю то, что в молодости брал взаймы»
В октябре 1977 года Гергиев был удостоен первой премии на Международном дирижерском конкурсе им. Г. фон Караяна, который проходил в Берлине. В тот момент имя двадцатичетырехлетнего юноши узнал весь мир.
За полгода до этого Валерий, бывший тогда студентом дирижерского отделения Ленинградской (ныне Петербургской) консерватории, участвовал во Всесоюзном конкурсе дирижеров. Это стало возможным благодаря тому, что о нем высоко отзывались преподаватель дирижерского отделения Илья Александрович Мусин, а также преподаватели фортепианного отдела. Однако среди конкурсантов были уже сформировавшиеся дирижеры, одному из которых было и вовсе тридцать семь лет. Поэтому Валерий не питал особых надежд относительно результатов.
Но в итоге он победил. Это было отправной точкой, с которой начался его полет в мир большой музыки. Эта победа стала для него полной неожиданностью, но каково было его удивление, когда он узнал, что будет представлять СССР и на таком престижном состязании, как Конкурс им. Г. фон Караяна.
В то время Советский союз с большим вниманием относился ко всякого рода международным и глобальным событиям, на которых решались вопросы национального престижа. Всю страну охватила идея о том, что уже в следующем поколении миром должен править коммунизм. Запуск первого в мире искусственного спутника Земли, первый в мире полет человека в космос, первая в мире женщина-космонавт, первая в мире атомная электростанция и прочее, и прочее. Советская коммунистическая система должна была продемонстрировать всему миру, что будущее человечества именно за ней.
Как следствие, ограничивалась свобода слова, устранялись те, кто бросал хотя бы тень сомнения на коммунистическую идеологию. До простых людей не доходила информация из внешнего мира о том, что где-то существуют материальные блага и свободы, – за громкими словами о величии коммунизма скрывалась действительность, полная ограничений. Но нельзя сказать, что люди, лишенные доступа к информации из-за границы, не замечали, что в их обществе не все благополучно.
– В нашей стране что ни возьми, все самое лучшее. У нас даже часы самые быстрые в мире! – иронизировали они над собой. В то же время на черном рынке за баснословные деньги продавались часы марки SEIKO или бесшовные колготки, привезенные тайком из-за рубежа.
Учитывая это расхождение между идеологией и действительностью, советское руководство понимало, что на мероприятиях глобального и международного уровня решаются вопросы национального престижа. Решение об участии Гергиева в знаменитом Конкурсе дирижеров им. Г. фон Караяна было делом государственной важности.
Чрезвычайное значение это имело еще и потому, что в Европе особенно распространено было представление о России как культурно отсталой стране. Советское же правительство ломало голову над тем, как развенчать этот стереотип.
Для самого Гергиева сообщение о том, что на конкурс поедет именно он, было полной неожиданностью: это решение принималось не только руководством Ленинградской консерватории, но и Министерством культуры. И, конечно же, оно должно было получить одобрение в ЦК. Я наверняка не ошибусь, если скажу, что на протяжении этой поездки за ним присматривали люди из органов.
Это был действительно большой конкурс: помимо Валерия, от СССР поехал еще один представитель, от Штатов – двадцать человек, от Японии – пятнадцать. Всего же участников, включая немцев, французов, англичан и итальянцев, было около восьмидесяти.
Сразу скажу, что Гергиев был удостоен первой премии. На дебютном концерте победителю выпала честь дирижировать Берлинским филармоническим оркестром. Валерий до мельчайших подробностей помнит свое общение с Гербертом фон Караяном во время репетиций перед тем концертом.
В программе была Шестая симфония Чайковского («Патетическая»). Караян подробно изучил партитуру Гергиева, в которой тот сделал множество пометок.
– Для меня партитура – это все равно что блокнот для журналиста, – вспоминает маэстро. – Вот, например, у Чайковского есть партия гобоя: сначала я сделал себе пометку, что она должна исполняться espressivo, а потом еще уточнил – making joke. Я постоянно выдумывал что-то новое. Каждая партия у меня ассоциировалась с каким-то образом, о чем я делал соответствующие пометки.
В этих записях Валерий во многом подражал манере Мравинского – дирижера, которого он глубоко уважал. Караян внимательно просмотрел партитуру и, указав на расхождение с оригиналом, спросил:
– Почему так?
– Это подражание Мравинскому, – ответил Гергиев.
– Ах, так вы из Ленинграда? Мравинский, конечно, выдающийся дирижер, но в этой части лучше придерживаться оригинала.
Во время репетиции Караян сидел среди альтов и слушал. Третью часть Валерий обычно играл в ускоренном темпе, как его учил Мравинский, но сейчас он дирижировал Берлинским филармоническим оркестром – коллективом со старейшими исполнительскими традициями. Понимая это, Гергиев решил сыграть немного медленнее обычного. Тут Караян прервал исполнение и попросил начать заново в чуть более подвижном темпе – он согласился с трактовкой Гергиева.
Также Валерий рассказывал, что после репетиции Караян подошел к нему и, легонько пнув по ноге, сделал замечание:
– Ноги дирижера должны стоять прямо, а не ходить под ним ходуном!
Уже после концерта он сказал Валерию слова, которые тот вспоминает до сих пор:
– Ваша музыка звучит. Ее звучание интенсивное и сконцентрированное.