— Меня зовут Раэмрит. Благодарю Вас, Джейн Грэй. Я жива. Только они там, внизу, одни. Надо о них позаботиться.
И мы о них позаботились. Я позвала Гайгера и Уриса вниз, и мы за полчаса вынесли на уцелевшую террасу расстрелянные тела тринадцати улели, которые не успели сбежать из дворца. Там было пятеро взрослых, четыре женщины и мужчина. Остальные были подростки и дети. Сволочи Гайгер с Урисом старались переносить взрослых, по умолчанию оставив детей Раэмрит и мне.
— Дети же легче, — виновато обьяснил Гайгер.
Рыцари хреновы.
Стояла середина лета, и все убитые были одеты в светлое — белые платья, светлые штаны и сорочки… Их тела были изорваны пулями, и мы заворачивали их в принесённые Раэмрит простыни.
— Это моя семья, — спокойно рассказывала она и называла имена мёртвых. — На руках у Вас Ариет, а этот мальчик — Амрин.
Так она называла имена всех детей, и я не посмела просить её замолчать. И всё время, пока мы носили тела, пока Урис вызывал штаб улели и их похоронную группу, у меня что-то не складывалось в голове: тот мой пленный, похожий на мокрого Супермена, и вот эти трупы. Наконец я, чувствуя себя очень глупой, решилась задать вопрос.
— Раэмрит… простите за глупый и неуместный вопрос. Эти ваши люди… кто их убил?
— Это был человек, которого сторожит Ваш товарищ, Джейн Грэй, — спокойно сказала она. — Человек в сервокостюме. Веспериец.
— Да… — А чего я ожидала? — Но Вас он не убил, Раэмрит, хотя должен был Вас найти…
— Он же сам меня спрятал, — сказала Раэмрит, — когда застрелил остальных. Он сказал: «Подожди меня здесь» — и закрыл меня в сейф. И ушёл.
Она вымученно улыбнулась.
Из пыли за милю от дворца вынырнул вертолёт штаба. Он весело блестел на солнце. Я повернулась, чтобы покинуть террасу.
— Джейн, — сказала Раэмрит. — У меня тоже есть к Вам вопрос. Это правда, что когда-то весперийцы улетели с Земли, чтобы основать своё государство, и ваше правительство ничего против этого не предприняло?
— Гиты, — ответила я, — когда-то улетели с Земли, это так. И земное правительство их отпустило — с радостью отпустило. Это правительство не было моим правительством. Это были вавилоняне, а я отнюдь не вавилонянка, Раэмрит.
Она смотрела виновато.
— Простите, Джейн. Я знаю, Вы гиперборейка. Я имела в виду людей вообще. Я не хотела Вас оскорбить.
— Я действительно оскорблена, — сказала я. — Но не Вами.
12. Она идёт
Как заботливо они строили город! Лелеяли, взращивали его, как дитя. Бессмертные, они остановили в своём доме время, сохраняя в камнях красоту текущей Вселенной. Но время не любит таких возражений, и оно навалилось на город всей тяжестью своих эонов.
Война разбросала мозаики и расколола беседки. Изображения кораблей и дерев треснули и распались в огне. Стены жилищ рассыпались в осколки, и хризопразы, гранаты, опал, бирюза пали наземь несобранной жатвой. Рубиновые и сапфировые плоды в литых узорных дверях постарели от жара, их оправы оплавились, и разлетелись от ударных волн окна из горного хрусталя. Победившее время само испугалось и спряталось, и в Рийаран горделиво явилась хозяйка Смерть.
— Она идёт, — сказал гит.
Он шагал по серой дороге на юг, под дулами наших ружей, и оборачивался каждые несколько секунд. То и дело посматривал на меня, и я сначала решила, что он говорит обо мне.
— Она идёт, — повторял он. — Идёт…
Потом опять и опять, поминутно оборачиваясь:
— Она идёт… идёооот…
Потом он сказал Андрею:
— Убери её, а? Ты мужик. Ты скажи ей, пускай уйдёт…
— Ты её пленный, — сказал Андрей. — Она — мой командир.
Гит дёрнулся. Я толкнула его ружьём.
Мы шли и шли.
— Та не эта, — сказал он позже. — А которая за вами идёт… за вами.
— Трюк староват, — сказал Андрей.
За нами не было никого. Ветерок только катил по шлифованым плитам что-то безжизненное и почти невидимое на глаз.
— Убери её, а? — попросил пленный. — Убери. Не могу. Это она за мной идёт…
— Идёт, — сказала я. — Именно за тобой.
Мы остановились. Пленный тоже.
— Не надо, а? — жалобно сказал гит.
— Да, — отвечаю. — Правда, не надо было.
— О, вы, Господи, гады… не стреляйте, а? Боже…
— Сейчас, — говорю, — сможешь ему на нас пожаловаться. Только быстренько говори, а то он у вас такой… голодный. Ещё не успеешь.
— Господи… — сказал гит.
И мы его застрелили.
Андрей отстал на обратном пути. Он как будто гулял после казни. Оборачивался, ковырял дорогу носком сапога. Помахивая ружьём, глядел по сторонам. Словно искал кого-то среди руин.
13. Гляди в глаза чудовищ
Что-то у меня, должно быть, было не то с лицом после дворца в Рийаране, потому что Андрей сказал:
— Диди, ты их прости.
Я сидела, свесив ноги над морем. Его волны буянили зеленью и перламутром. Мы летели на вертолёте на юг, завоёвывать Лар.
— Прости гитов, начиная с дурочки Изабеллы и кончая этим десантником. Подумай, как хорошо тебе станет без злости — весело и легко. И воевать будет легче — как в видеоиграх.
— Прощу, — сказала я. — Так, как Андрей простил весперийцев. Потом догоню — и ещё раз…
— Понимаю, — хмыкнул Андрей. — Я думаю, у нас это получится. Превосходящая огневая мощь, прямо-таки физически ощутимая правота нашего дела и всё остальное. Меня только смущает продолжение этой истории по канону. Представь себе, что у тебя, как у Святого, вдруг кончатся гиты, а вселенская справедливость возьмёт и — не восторжествует на месте. И все мёртвые будут всё так же мертвы. Диди — что тогда будем делать?
Разговор мне уже надоел. Я молчала. Он тоже.
— Я вот думаю, — сказал он попозже. — Андрей решил подрубить мировое зло в корне и повёл армию против архонтов и прочих слуг Ра. Поход на Армагетто. Ну, в сказке у него всё получилось. Я в детстве тоже сказки любил… только я вот прикидываю, как это мы будем сражаться с демонами. То существо, которое мне снилось — белое — оно только и ждёт, чтоб мы открыли дверь и вышли в его собственные сферы. Мы ему на ползуба, мы с ним никак сражаться не можем. У нас ни сил, ни такого оружия нет. Здесь нужны ангелы или боги. В общем, я не тот герой, который здесь нужен, и ты, боюсь, тоже. Давай-ка всех замочим, кого действительно можем замочить, возьмём свои бриллианты и заживём так, как умные люди живут в Вавилоне, а остальных врагов простим. Иначе перед нами встанет неразрешимая проблема кадров. Когда Святой Андрей ударил во врата Армагетто, архонты затрепетали… ну так он был Святой Андрей. Ты как думаешь, Диди, они перед тобой затрепещут? Я вот насчёт себя не уверен, хотя тоже зовусь Андрей. Понимаешь ли, я не тот.
— Нет, — язвительно сказала я. — Не тот. Из нас двоих Святой Андрей — это я, а ты — Ари Неру… сердце моё. Вернее, ты — Эш.
— Эш, — Андрей поднял указательный палец, — это очень полезный и правильный тип. Каждый раз, когда демоны, гиты и собственные глюки вгоняют Ари в беспомощную истерику, из сумрака его души выскакивает Эш и устраивает врагам Огненную Осень. Допустим, у тебя есть такой Эш?..
— Есть, — сказала я. — Мой брат Гектор. Как ты думаешь, если бы Гектор Грэй явился перед врата Армагетто, архонты б забеспокоились?
— Да! Только, если ты помнишь, Гектор не сразу стал тем, кем он стал. На ту вершину ему пришлось мучительно долго ползти… по лестнице трупов. Мёртвые граждане, мёртвые диссиденты, мёртвые мутанты — всё это в миллионах, заметь… Все близкие и друзья то в концлагерях, то в гробу… Потом его истребительные войны. Ленинград. Сколько там было жертв — сто или сто пятьдесят миллионов? До сих пор не сосчитали… А потом Рио, Мексас, ЭлЭй… Ты уверена, что ты лично сумеешь вот так… развернуться?
Нет. Так я б не сумела.
Но я сделала то, что могла.
Средний человек от природы — рационал-позитивист, которого можно, приложив некоторые усилия, превратить в гита; а средний cida — от природы гит. Его можно, хотя и с огромным трудом, вывести из этого состояния при условии, что он сам проявит добрую волю. Так проявили добрую волю cidai, которые вступили в Сообщество и стали улели, стали свободны от воли демона Ра. Они стали почти как люди.
Поэтому на Ларе мы не убивали детей. Их забирал Крыса, и дети cidai становились детьми улели — зачастую своих родственников, тех самых, которые чудом спаслись от биологических родителей этих детей.
Частью этого чуда были мы. Вавилон заключил союз с Крысой, и Pax Vesperia Romana не рискнула явиться на Этерну со своим боевым флотом и начать первую крупномасштабную звёздную войну человечества. Гитовские корабли иногда садились на острова и подбирали cidaiских беженцев. Когда началось наступление на Лар, идеалистов среди нас уже не осталось, и никто больше не пытался объяснить встречным cidai, что нельзя убивать своих собратьев только за то, что они решили сменить способ существования. Мы просто уничтожали cidai и гнали их перед собой на острова, на корабли и прочь с их родины Этерны. Мы очистили от них полуостров, выбили, выковыряли их с земли, на которой они жили много тысячелетий. То, что не сожрала война, унаследовали улели.
Что было там ещё, на той войне?
Мы скакали с сопки на сопку, оседлав послушные чейзеры. Мы жили так, будто бы наши тела срослись с этими БМП, а ружья, пушки, пулемёты стали продолжениями рук. Из меня вышел очень хороший солдат; всё время, пока шла зачистка Лара, мои нервы не сдали ни разу. Чувствительности как не бывало. Она потерялась где-то в сизых горах, напоминающих не то Африку, не то Крым, среди пушечных залпов, которые красили алым квадранты синего неба, снова, снова и снова, пока мы все не забыли его естественный цвет.
Потом, когда мы отпраздновали победу и попрощались, когда нам заплатили, когда нас поблагодарили и проводили в путь спасённые нами улели — и когда нас не пригласили остаться и вступить в Сообщество Крысы — я начала таять. Когда наш шаттл приземился в Хориве, на набережной Днепра, я уже почти пропала. Словно майский снег.