Пола тайно опасалась, какое впечатление произведет на Дункана их старомодная кухня. Но его, казалось, совершенно не смутила теснота, старинные плита и холодильник. Поставив на пол туго набитые бумажные пакеты, он выпроводил ее:
– Для начала предоставьте мне двадцать минут. Потом я выйду, выпью рюмочку и вы покажете мне квартиру.
– Вы уверены, что справитесь без меня?
– Абсолютно уверен. Я люблю заниматься музыкой и готовить в одиночку. А теперь – уходите! И расслабьтесь, сегодня вечером вы отдыхаете.
Он закрыл дверь, а Пола направилась в гостиную, пытаясь заставить себя не сердиться на его вторжение. Через двадцать минут он появился с улыбкой на морщинистом лице и с закатанными рукавами рубашки.
– Минута-другая, и вы ощутите весьма приятный запах. Вам не помешало бы увеличить полезную площадь вокруг плиты.
– Ну конечно, – согласилась Пола, обеспокоенная тем, что ему, все же, не понравилась кухня.
– Но гостиная великолепна, просто великолепна. И тот световой люк! Когда-то здесь была студия?
Он оглядел большую, просторную комнату, в которую Пола и Майлз вложили столько времени, любви и свободных денег. Она надеялась, что он приметит найденный ею на Второй-авеню французский столик, белые, собственноручно подрубленные занавески или нелегко давшиеся Майлзу книжные полки. По меньшей мере, надеялась услышать пару слов о сюрреалистической картине некоего корейского художника, в которую они вложили деньги, надеясь на последующее признание его таланта, хотя этого не произошло. Но Дункан отметил лишь довольно грязный световой люк.
Пола ужасно гордилась некогда запущенной квартирой, превращенной ими в очаровательное элегантное гнездышко, поэтому ее задело слабо замаскированное комплиментом безразличие Дункана.
– Да, видимо, студия, – сказал Майлз, наливая ему виски.
– Когда-то я жил в Вилидже и любил это местечко, люблю до сих пор, считаю одним из лучших в городе районов, хотя, пожалуй, жизнь здесь подорожала – но не это же главное?
Наряженная в красное платьице Эбби с интересом разглядывала знаменитого пианиста. Несмотря на присущую ей застенчивость в общении с незнакомцами, она собралась с духом и сказала:
– Я видела вас однажды по телевизору, мистер Эли.
– Неужели? Когда? – спросил он, улыбаясь словно родной дядюшка.
– Пару месяцев назад. Вы играли какую-то симфонию. Вы знаете Леонарда Бернстайна?
– Разумеется, знаю.
– Мне кажется, он замечательный.
– Я тоже в восхищении от Ленни. А ты любишь музыку?
– О, да. Особенно Битлз.
«Чего он добивается?» – спрашивала себя Пола, слушая доброжелательную болтовню Дункана и его вопросы к Эбби, касающиеся школы и друзей – наподобие тех, что он задавал родителям. Пола явственно ощущала нарочитость его очаровательных манер. Похоже, он изучает нас, думала она. Вот именно, изучает.
Но зачем?
Ужин состоял из филе палтуса под необычным кэрри[2], риса свежего мексиканского горошка и салата с изюмом и дополнялся десертом – роскошным французским заварным кремом, украшенным ягодами клубники. Добавкой к пиршеству послужили купленные Дунканом три бутылки Гермитидж-Бланк шестьдесят второго года изготовления. Пола недоумевала, каким образом ему удалось справиться на кухне с подобной легкостью, но вынуждена была признать, что филе – лучшее из всех, которые она когда-либо пробовала. Даже на Майлза, предпочитавшего простую пищу, типа картофеля с бифштексом, еда произвела впечатление.
За ужином Дункан продолжал расспрашивать их.
– Расскажите-ка о своем романе, – попросил он Майлза, повторно наполняющего бокала. – У него хороший сюжет? Вот что мне нравится, приключения, интриги и напряженность. Я не особенно люблю «интеллектуальное чтиво».
– Вообще-то, замысел довольно сложен, – ответил Майлз. – Фактически, настолько сложен, что я и сам несколько потерялся.
– В чем заключается сюжет?
– Это история американской семьи на протяжении трех поколений. Она прослежена от начала века и вплоть до наших дней.
– Похоже на «Сагу о Форсайтах».
– Да, немного. Подобные романы, пожалуй, вышли из моды, но мне они нравятся. Конечно, для быстрой распродажи я ввел в роман много секса.
– О, чем больше секса, тем лучше! За это я люблю книги Иэна Флеминга – действие, напряженность и секс. Однажды я встречался с Флемингом. Очень интересный парень. Как называется ваша книга?
– Рабочее название «Темная сторона луны», но я поменяю его на лучшее.
– А чем оно плохо? Думаю, оно подходит. Нечто – как принято обозначать среди критиков – «двусмысленное».
– Или нечто бессмысленное. Дункан вытер губы.
– Если нуждаетесь в издателе, то Сидней Рэймонт один из лучших моих друзей. Рад буду замолвить за вас доброе словечко.
– У меня уже есть издатель.
– Но Сидней Рэймонт не обычный издатель. Имейте в виду, если он вас берет, книга получает наилучшую рекламу и презентацию. Он может «сделать вас».
Майлз глянул на Полу. Та догадывалась о чем он думал. Рэймонт – заманчивая приманка для любого писателя. Она повернулась к Дункану.
– Проблема в том, что Майлз обещал роман людям, которые в прошлом году издали его детектив.
– Они выплатили ему аванс под гонорар?
– Нет…
– Тогда у него нет перед ними никаких обязательств, не так ли?
– Думаю, они есть.
– Чепуха дорогая моя. Во всем, что касается творчества, а труд музыканта я расцениваю почти наравне с писательским, ваша первая обязанность – перед самим собой. Если Майлз получает шанс познакомиться с лучшим издателем в стране, он не должен его упускать. Впрочем, выбор за вами. Кажется, на кухне осталась еще одна бутылка. Не закончить ли ужин салатом?
Дункан ушел за вином, а Пола задумчиво смотрела на зажженные на столе свечи. Ей не понравилось вмешательство старика в литературную карьеру Майлза, хотя поневоле приходилось выразить ему благодарность за дружескую помощь. Еще больше ей не нравились его циничные рассуждения, но следовало признать, что в них содержалась немалая доля истины. Единственным и как ни странно, страстным желанием Полы было выпроводить Дункана из дома и никогда не встречать его вновь.
Он принес последнюю бутылку вина и наполнил бокалы.
За кофе Дункан вновь заговорил о Сиднее Рэймонте:
– Каждый год я устраиваю дома новогоднюю вечеринку. Терпеть не могу встречать Новый год где-либо вне дома – слишком много пьяных – поэтому я приглашаю гостей к себе. В общем, Сидней с женой будут у меня; почему бы не придти и вам обоим? В крайнем случае, это знакомство не помешает.
Майлз посмотрел на жену и по ее нахмуренным бровям понял, что она не согласна. Она перевел взгляд на Дункана.
– Мы с удовольствием придем.
– Отлично. Вы знаете «Итальянский концерт» Баха?
– Когда-то знал.
– Посмотрите партитуру. Мы сыграем его, чтобы повлиять на Сиднея. Он любит Баха.
– Но… – вырвалось у Полы, однако она тотчас смолкла. Дункан глянул на нее и улыбнулся. Две почти догоревшие свечи освещали его морщинистое лицо снизу, придавая ему зловещее выражение.
– В чем дело, дорогая? У вас другие планы на Новый год?
– Нет, просто… – Ей хотелось крикнуть: «Оставьте нас в покое!», но вместо этого она выразила сомнение насчет того, сможет ли найти няню:
– Сделать это на праздник будет сложно.
Дункан рассмеялся:
– Снова няни! Иногда мне кажется, что они покоряют весь мир.
– Покоряют? – возразил Майлз. – Да они уже покорили. Но у нас еще есть время, и я уверен – мы сможет раздобыть няню среди студентов университета, если не сможет придти наша Анжелотти.
– Хорошо. Итак, решено. Будет много шампанского, икры и музыки. Гарантирую прекрасный отдых. Что ж, ужин чертовски удачен – не боюсь в этом признаться. Вероятно, вы уже заметили, что я не в ладах со скромностью.
«Если ты хороший пастух, смело играй на своей дудке» такова моя поговорка. Ибо никто не сыграет на ней лучше тебя – верно?
После ухода гостя, Майлз набросился на жену:
– Что это на тебя, черт побери, нашло? Она мыла посуду в маленькой раковине.
– Не думаю, чтобы на меня что-то нашло.
– Перестань. За весь вечер ты и пары слов не сказала. И явно дала понять, что не желаешь идти к нему на Новый год – у тебя это будто на лбу выжжено. В чем дело?
Пола осторожно сложила тарелки Веджвудского сервиза, оставшегося от бабушки.
– Просто я не понимаю, чего он добивается, и меня это беспокоит, – Кто говорит, будто он чего-то добивается?
– Я. Я не верю, что человек с положением Дункана Эли вдруг может заинтересоваться людьми нашего типа. Это бессмыслица!
– А тебе не приходило в голову, что мы могли ему понравиться?
– С какой стати? Мы вдвое моложе, более того – мы ничтожества. Для чего приглашать нас в свое маленькое очаровательное общество знаменитостей и всячески ублажать? Ты слышал, как он проповедовал эгоизм…
– Он сказал: «Первая обязанность – перед самим собой».
– Это означает эгоистичность. Он – эгоист, хотя и пытается как-то маскироваться. Так почему же ему выгодно нас ублажать? Не верю, что из-за нашего остроумия, обаяния, таланта и прочих достоинств. Ведь по сути дела, мы не настолько обаятельны. И зачем он нас изучает? А именно этим он и занимается, задавая миллионы вопросов и буквально залезая в ящики стола. Зачем?
– Потому что знает, что у нас – ключ к секретному пентагоновскому шифру.
– Перестань шутить!
– Перестань сама. Он симпатизирует нам, вот и все! Для чего поднимать суматоху?
Подойдя к Майлзу, Пола положила ему на плечи руки.
– Эй, у тебя мокрые ладони…
– Знаю. Все равно, поцелуй меня.
Он повиновался. Она уселась к нему на колени.
– Извини. Может, я и создаю суматоху из ничего. Но у меня от него мурашки бегают.
– Мурашки и Дункан эли – несовместимы.