Меган КуинВам письмо от Ворчуна
Пролог
Калеб
Дорогое Рождество, я презираю тебя.
Жестоко? Возможно.
Но почему меня повсюду преследуют твои раздражающие песенки и трогательные волшебные истории о семье и единстве?
Почему повсюду, куда ни глянь, мерцающие огоньки, блестящие шарики и радостные дети?
Почему же мы вынуждены часами стоять на морозе, чтобы увидеть, как мэр города зажжет одну-единственную елку? В этот момент все уже знают, какая на вид елка с зажженными огнями, по меньшей мере дюжина их разбросана вдоль белых заборов на Мейн-стрит.
И самое важное: почему твои преданные поклонники, в уродливых рождественских свитерах, со свежеиспеченными, неумело украшенными пряниками, преследуют меня по городу и интересуются, кого я буду целовать под омелой в этом году?
Ответ — никого.
НИКОГО!
Этот поезд ушел много лет назад, когда я испортил то единственное, что было хорошим в моей жизни. Поэтому, если кто-то меня слушает, если кто-то хочет предложить временное облегчение от этого веселья, от этих возвышенных радостей, также известных как мое личное чистилище, я буду благодарен.
С искренностью, твой Ворчун.
— Что пишешь? — спрашивает Арден, когда заходит в мой магазин строительных материалов.
Я поднимаю голову и вижу семидесятилетнего почтальона в красно-зеленой полосатой водолазке под рубашкой для боулинга.
Ага, даже мои ближайшие друзья, несмотря на сорокалетнюю разницу в возрасте, не могут удержаться от вынужденной необходимости весело проводить время.
— Ничего, — отвечаю я, сминаю лист и выбрасываю его в мусорное ведро. Почему я думал, что мне станет легче от фиксирования на бумаге своего презрения к праздничному рождественскому периоду? — Ты готов?
Арден берет сумку для боулинга и улыбается.
— Готов. Но ты, похоже, нет. Где твоя рубашка для боулинга?
— В машине. Я переоденусь, когда доберемся.
— Было бы лучше, если бы мы пришли на вечер боулинга уже одетыми.
Я тяжело вздыхаю и кладу обе руки на кассу.
— Арден, я только что промучился два часа, помогая химически завитым бабушкам в праздничных жилетах выбирать рождественские гирлянды, в которых они, по моему мнению, будут лучше всего выглядеть во время рождественского парада, который на этой неделе состоится в обществе для пожилых людей. Оставь меня в покое на секунду.
— Знаешь, «Рождество — глупости и бессмыслица» было бы менее многословным.
— Приму к сведению, — отвечаю я. — Дай мне закрыть кассу, а потом я отвезу твою морщинистую задницу в Порт-Сноу.
Когда я вытаскиваю кассу и несу ее в подсобку, Арден восклицает:
— Это твое хамское, непристойное поведение в последнее время не имеет ничего общего с тем, что Нола Бисли вернулась в город, да?
Я останавливаюсь, мышцы моей спины напрягаются, руки крепче сжимают кассу.
Имеет ли мое поганое поведение, вместе с безумным письмом к Рождеству, что-то общее с ушедшей, с женщиной, которая только что вернулась в наш маленький зимний городок в самом сердце штата Мэн?
Безусловно, имеет.
Глава первая
Нола
— Посмотри на этих фигурных человечков, — говорит бабушка Луиза и перебирает многочисленные декорации в магазине «Вечное Рождество».
В это утро мы заехали в Порт-Сноу, чтобы заглянуть в «Лобстер Лэндинг» — любимый в нашем уголке мира сувенирный магазин, который славится своей мятной помадкой. Будучи страстными поклонниками этой помадки, мы должны были стоять первыми в очереди, то есть бабушка Луиза должна была быть первой в очереди. И благодаря своей трости, украшенной к праздникам, словно настоящая конфетный посох, она убирала людей со своего пути и просто разыгрывала карту бабушки, которая на самом деле давала ей право игнорировать общественный стандарт «держать свою трость при себе», не получая за это возмездия.
Я смотрю в сторону бабушки Луизы и вижу, что она проводит указательным пальцем по вырезанному стеклянному украшению в форме человечка, новинке, которую каждый год продают в магазине «Вечное Рождество». И каждый год бабушка Луиза ею любуется.
— Может, ты сдашься наконец и купишь себе такое? — спрашиваю я.
— Не говори глупостей, — она кладет человечка на место. — Тридцать два доллара просто возмутительная цена за такое украшение. К тому же я из тех женщин, чьи украшения являются воплощением роскоши и класса. В моей гостиной нет места для такого языческого рождественского декора.
— А как насчет спальни? — спрашиваю я и подталкиваю ее плечом.
Бабушка Луиза улыбается, ее яркая розовая помада растягивается по губам.
— Это уже другая история, — мы смеемся, и она берет меня под руку, — как прекрасно звучит твой смех. Кажется, я не слышала его с тех пор, как ты сюда переехала.
— Не было над чем смеяться, — отвечаю я.
И это правда. После того как Крис выгнал меня из нашей изысканной квартиры на Верхнем Ист-Сайде, когда мы поняли, что наши цели на будущее разнятся, спойлер: я хотела семью, а он — нет, мне некуда было идти. Не имея выбора, я вернулась в свой родной город, в Брайт-Харбор, штат Мэн. Брайт-Харбор с населением около восьмисот жизнерадостных любителей вмешиваться в чужие дела граничит с Порт-Сноу, одним из самых известных городов на северо-востоке. Возвращение было связано с определенными вызовами. Во-первых, теперь я живу в заброшенном доме, где когда-то прошло мое детство, и помогаю родителям этот дом ремонтировать. Сейчас родители отдыхают на Флорида-Кис и, поскольку они переехали в меньший коттедж прямо на побережье, ремонтом занимаюсь я. Знаю, что не должна жаловаться, я могу работать где угодно как дизайнер-фрилансер, но теперь, после возвращения в город, мне приходится уклоняться и избегать вопросов всех, кому интересно, почему я вернулась в Брайт-Харбор, одновременно игнорируя праздничное настроение, которое, похоже, подстерегает меня за каждым углом. Бабушка Луиза единственная, кого я не могу избежать, потому что она мне этого не позволяет. Но хуже всего, и я говорю о действительно худшем, это постоянно паниковать из-за того, что я наткнусь на Калеба Батлера, неофициального сердцееда Брайт-Харбора, парня, который разбил мне сердце.
Бабушка Луиза похлопывает меня по руке, когда я вывожу ее из магазина и мы идем в направлении Мейн-стрит.
— Мы вернем тебя в норму в кратчайшие сроки. Как бы там ни было, рождественский дух должен тебя взбодрить.
— Не знаю, бабушка, — отвечаю я, пробираясь сквозь толпу покупателей, делающих покупки в последнюю минуту перед большим днем. — Не уверена, что в этом празднике есть много вещей, которые поднимут мне настроение. Скорее напомнят, что меня бросил напыщенный городской парень, который, как я думала, собирался сделать мне предложение 24-го декабря.
— Откуда у тебя эта мысль?
— От тебя, — говорю я. Бабушка Луиза настоящий романтик. — Ты же звонила мне в начале месяца и рассказала о сне, в котором я в Сочельник навсегда связала себя с любовью всей моей жизни.
— Да, но это можно свободно интерпретировать. Я не называла никаких имен.
Я закатываю глаза.
— Хочешь зайти в «Снежную выпечку» и взять по чашечке горячего шоколада?
— Разве поездка в Порт-Сноу пройдет без райского горячего шоколада Рут?
— Не пройдет, — отвечаю я, и мы направляемся в кофейню, расположенную всего в нескольких дверях от нас, и по дороге видим в каждой витрине другую версию Рождества. В книжном магазине даже поставили елку из старых страниц и переплели ее гирляндами от пня до верхушки.
Эти магазины лишь маленькая частичка праздничного и веселого духа общины. Известный живописной атмосферой маленького городка, Порт-Сноу украшен мерцающими огнями и зелеными гирляндами. Праздничная музыка звучит через динамики, установленные вдоль Мейн-стрит, и создает ощущение невероятного уюта. Такая атмосфера должна согревать душу каждого, кто прогуливается по улицам города.
К сожалению для меня, она не способна растопить мое ледяное сердце.
— О, смотри, это же Миртл, — говорит бабушка Луиза, — ты слышала, что у нее новый парень? Он шьет себе штаны, потому что это дешевле, чем покупать. Так вот, когда парень на днях на базаре брал туалетную бумагу, у него разошелся шов. Этот треск было слышно за милю, — бабушка Луиза отпускает мою руку и машет Миртл. — Привет, Миртл. Как там штаны Эдвина?
Бедная Миртл, и Эдвин, если уж на то пошло — просто идет по делам…
О.
Боже мой.
Мой!
Прямо за Миртл с ее неординарной прической, из которой в разные стороны торчат конфетные палочки, стоит не кто иной, как человек, которого я пыталась избегать, человек, который разбил мне сердце, единственный и неповторимый Калеб Батлер. Сейчас он разговаривает с Арденом, старым добрым почтальоном Брайт-Харбора, и они быстро приближаются.
Ему нельзя меня заметить. Я не готова к любым неловким контактам с ним.
У меня нет времени на размышления, поэтому отворачиваюсь от бабушки Луизы, обхватываю фонарный столб, как Джин Келли, стремительно разворачиваюсь на 180 градусов и в конце концов приземляюсь за мусорным баком, который украсили большим красным бантом.
Приседаю на корточки и прислоняюсь к твердой поверхности, подтягиваю ноги к груди, несколько раз глубоко вдыхаю и думаю, возможно ли увидеть его здесь.
Собственно, возможно ли, чтобы он увидел меня?!
— Что ты, черт возьми, делаешь, детка? — спрашивает бабушка Луиза, заглядывая через мусорник.
— Тише, сделай вид, что меня здесь нет.
— С какой стати я должна это делать?
— Потому что впереди Калеб, и я не хочу, чтобы он меня видел. А теперь успокойся, бабуля.
В ее взгляде появляется понимание.
— А, хорошо. Техника избегания. Поняла, — насвистывая мелодию «Танцуя вокруг елки», она становится возле мусорного бака и крутит тростью. — Добрый день, — слышу я бабушкины слова. — Как поживаете? Отличный день для покупок. До Рождества осталось не так много дней, надеюсь, вы готовы к приходу Санты. Привет, Калеб, — моя спина затекла. Пожалуйста, не дай ему увидеть меня здесь, пожалуйста, умоляю.