Нет, какой больной ублюдок будет вилы ядом смазывать! Хотя чего ещё можно было от Риюта ожидать?
Так, а противоядия-то у графа с собой нет. Попаданец закрыл пространственное хранилище, недовольно клацнув клыками. Только бинты, да дезинфицирующее, негусто. Развернул небольшой купол, скрывая себя и спящего вампиреныша, и стянул верх брони и рубашку. Быстро сделает перевязку и дальше двинется, не идти же ему ещё полдня пополам согнувшись.
Тц, и зелье да быстрого пополнения резерва не выпить — столько раздражающих ограничений после сражения с темным архимагом появилось. И вроде бы тот урод уже сдох, а проблемы у Степана до сих пор.
Протер рану обеззараживающим зельем и туго перебинтовал. Толку от такого лечения, увы, было мало — отравленная кровь все также сочилась, бинты пропитывались противной теплой влагой. Хотелось, конечно, оставаться оптимистом, заверять себя, что яд у простых селян наверняка какой-нибудь беспонтовый, сам рассосется и ничего серьезного не будет. И вообще, он глава рода, у него к ядам всяким особый иммунитет.
Но здравый смысл — вещь противная, подсказывал, что не зря Риют вторым Априошем прозвали, и раз уж у этих больных ублюдков даже вилы ядом смазаны, яд, ясен пень, тоже особенный должен быть — какой-нибудь антивампирий, чтоб и его пробрало. Не дураки ж они — чем-то слабеньким кровососов травить.
И Степан, с его нечеловеческим сопротивлением ядам чувствовал всю гамму талантов на своей шкуре — спина ныла так, словно он вдруг погрузился в глубокую старость и решил вдруг развлечься разгрузкой вагонов или мешки с песком потаскать. Ни разогнуться, ни вдохнуть нормально. Слабенько утешала мысль, что без своего иммунитета он бы уже валялся на земле и просто сходил с ума от боли.
Прохладный ветер неприятно облизывал голую спину, вампир зябко поежился, ещё минуту посидит и потом оденется. Как раз спину отпустит. Но тихий шорох и резкий шум голосов обрушились на голову слишком неожиданно, попаданец едва успел уклониться от стрелы, скрипнув зубами. Острие оцарапало бочину, граф одним движением закинул броню с рубашкой в пространственное хранилище — одеться уже не успеет, а если этим мерзавцам достанется, то жуть как обидно будет.
Вампиреныш спал, закутанный с головы до ног в плащ, и потому выглядел сейчас крайне непримечательно, за него можно пока не беспокоиться. А вот за себя — да. И отбил вторую стрелу посохом. Увы, даже восхититься своим везением Степан не успел — деревенские воодушевленной толпой бежали к нему из открытого портала.
И до ужаса досадно, что какие-то фермеры и скотоводы так хороши в магии, разучили небось только ради того, чтоб за вампирами гоняться. Тьфу, в Априоше артефакты навороченные закупали, а в Риюте пошли дальше, мыслили шире, чтоб его!
Степан уже не надеялся отделаться малой кровью — для начала его кровопотери уже скоро пересекут этот рубеж. И слишком уж очевидно, что в одиночку, с магией почти на нуле, безопасно вырубить полсотни раззадоренных мужиков он не сможет. Нет, в теории — без проблем. Только вот у него спина болит так, что лишнее движение делать страшно, какие уж там акробатические номера? И вампирья скорость и гибкость были сейчас как никогда бесполезны.
Графу даже время подумать не дали — не успел опомниться, как начали напирать с косами и вилами. Плечо прострелило болтом из арбалета, и всякое желание решить все тихо-мирно, без лишних жертв, скоропостижно издохло. Ярким пятном в голове билось осознание — или он, или они.
А Степан как раз научился дурному эгоизму, он теперь не только о себе думать должен был, не только о своей жизни заботится. И жертвовать малым — то бишь собой, ради большинства не собирался. Это дело неблагодарное, проходили уже.
Правая рука не слушалась, повисла безвольной тряпкой, простреленное плечо пылало от боли, граф отступил назад, ближе к вампиренышу. Ребенок, как назло, завозился, проснувшись от шума.
Попаданец не знал, как быть. Он правша, и одной только левой рукой посох просто держать непривычно, какое уж там сражаться. И последний защитный артефакт достать сейчас не может, прогнозы неутешительные.
Степан воткнул посох в землю, выпуская по древку магию, короткая воздушная волна опрокинула нападающих, этих секунд хватило, чтоб он голой рукой выдернул арбалетный болт из раздробленного плеча и отшвырнул в сторону. Пальцы, коснувшиеся металла, будто плавились, попаданец зашипел сквозь зубы, и не серебро ведь, но существует видать металл, который способен убить вампира.
Рана медленно затягивалась, граф забил на все указания лекарей и залпом выпил зелье для быстрого восполнения маны — лучше от последствий мучиться, чем сейчас сдохнуть. Необходимо выиграть всего пять минут — а там маны скопиться достаточно, чтоб совершить ещё один прыжок порталом и замести следы. Но перед этим придется хорошо проредить толпу, чтоб больше не смели соваться к Вальдернеским, не вздумали даже снова погоню устроить.
Мужики уже оправились от магического удара, вставали с земли, держась за голову, подбирали оружие. Степан шумно выдохнул через нос, выдернул посох из земли и с мрачной решимостью попрощался с прежним собой. Он больше не смел позволить себе лелеять наивных надежд. Не выйдет у него просто ранить, просто отбиваться, не нападая. Хах, а с чернокнижниками совесть особо не мучила, в этот раз будет так же?
Лязг металла, лезвие посоха легко рассекает древко косы, режет металл и дерево словно масло, задевает напавшего, но Степан не видит его уже, отбивается от ещё трех, не считает чужих ран и смертей. Они напали первыми. И их кровь не на его руках — он просто спасал ребенка. Просто дрался за свое право жить.
— Отродье темных сил, даже если все поляжем, все равно тебя с собой заберем! — кричит один из них, метнув кинжал в вампира. Степану за такие слова хочется в ответ прямо в лицо светлую магию швырнуть, чтоб заткнулись и по существу оскорбляли, раз уж на то пошло.
Граф стирает кровь с разбитого лба — и какая сволочь в него камнем швырнула? Из бедра торчит стрела, и попаданец чувствует себя загнанным зверем в западне, безвыходность и яростная злость сдавливают горло, но в этом неправильном мире не хватает совсем немного банальной справедливости, вот ровно на вампиров не хватает. Потому что все, что с ними происходит — до жути неправильно, до крика несправедливо.
У Степана онемела правая рука, хотя рана уже затянулась, кровавые разводы на теле обжигают морозом, а многочисленные раны и царапины жжет так, что в глазах временами темнеет. Но он терпит, сцепив зубы, убирает врагов по одному, следит искоса, чтоб ребенка никто не тронул. Из плаща, под которым спрятался вампиреныш, тоже торчит стрела — граф знает наверняка — в мелкого попали, но тот даже не пискнул, продолжил лежать неподвижно, как и было велено в самом начале.
Запах крови яркий, стойкий, густой словно кисель, и вполне ожидаемо, что с окрестностей начинают сбредаться монстры и зверье. Вампир хрипло скалится, теперь напавшим приходится сражаться ещё и со стаей волков и двумя монстрами.
Твари откусывают головы, рвут когтями трупы и зарываются перепачканными мордами во внутренности, у монстров нет тупой жалкой жалости, их не мучит ни совесть, ни долг. Они убирают деревенских одного за другим, а Степан, окруженный людьми со всех сторон, выжидает момент, сжимает в дрожащих непослушных пальцах правой руки портальный камень.
Люди вызвали подмогу из Риюта, и ещё сотня крепких мужиков вывалились из портала, но хищников, разгорячённых битвой и стойким запахом мяса, не испугать. Граф швыряет в толпу портальный камень, мужики растерянно ожидают, что он кинется к порталу, кучкуются сильнее. Монстры прибывают с каждой минутой, и пока деревенские лихорадочно пытаются понять, зачем вампир открыл портал, и перекрывают дорогу к нему, попаданец заканчивает приготовления.
Включает антипортальный артефакт и зашвыривает его в пасть огромного монстра. Тварь не уйдет, пока не сожрет все трупы, так что ближайшие сутки погони из Риюта можно не ждать. Отследить сейчас они его не смогут.
Степан открывает портал, забрасывает в него посох, и подхватив вампиренка, прыгает следом. Тишина безмятежного леса кажется чем-то неестественным, граф обессиленно падает на колени, выдергивает из бедра стрелу и слабо пихает мальчика. У того стрела торчит из-под ребер, на уголках рта свежая кровь, и попаданцу даже не надо быть лекарем, чтоб понять, что к чему — сам недавно через похожее дерьмо проходил.
— Я сейчас магией извлеку стрелу, постарайся не дергаться. — предупредил граф, вампиреныш послушно замер, до скрежета стиснул зубы, впился одеревеневшими пальцами в землю, шумно дыша.
Вампир осторожно тянул магией стрелу на себя, заклинанием подбирая правильную траекторию. Регенерация у вампиреныша почти отсутствовала, разве что остановила кровотечение, в остальном же рана выглядела все также безобразно.
— Всё. — откинул стрелу в сторону и развернул три купола вокруг них, — Не знаю как тебе, но мне точно нужно отдохнуть. — бросил вампиренышу чистые бинты и зелье, и нетвердо встал. Сейчас разобьет походную палатку, установит защитные и сигнальные заклинания вокруг, и приляжет на часик.
Мальчик осторожно сел, протер рану зельем и перебинтовал. Взрослый вампир возился с чем-то на земле, тихо ругался и пару раз едва не заваливался набок от слабости. Через десять минут граф закончил, бросил спальники внутрь палатки, стер с себя кровь рубашкой и без сил рухнул на походный мешок.
Заклинания не дадут монстрам и животным их найти, так что о безопасности можно не беспокоиться. Было б маны побольше, да опыта, закончил бы разработку блуждающего портала — ловушки для нежеланных гостей. Ах, мечты-мечты.
Степан перевернулся набок, к правой руке медленно возвращалась чувствительность. Слово медленно было здесь главным. Вампиреныш забрался в палатку, устроился рядом с графом и вздохнул.
— Уже можешь говорить? — зевнул попаданец. Мальчик неуверенно качнул головой, — Болит что-нибудь ещё? — вампиреныш вполне ожидаемо кивнул. Степан нехотя сел, потянул колено к груди и растер лицо руками, видимые раны не сильно пугали, большинство уже залечило зельями. Однако у мальца ведь необычный случай — он под иллюзией, и увидеть всё попросту невозможно.