Мила КоротичВан Гог и подарок бабушки
В пустом, сегодня бледно-сером небе вспыхнула очередная сухая красная молния. В полицейский участок вошла очень беременная и очень красивая молодая женщина.
Она выцепила взглядом свободного человека в пагонах и подплыла к нему плавно и с достоинством в каждом движении.
— У меня мать пропала. Помогите ее найти, — сказала она.
Тот оглядел посетительницу, задержавшись на живете больше, чем на лице, и сказал успокаивающим тоном, как принято говорить с беременными:
— Не волнуйтесь, поможем, чем сможем. Вы сами ей звонили? Подругам ее?
Женщина чуть скривила губы:
— А у вас работают телефоны? Есть связь? У гражданских давно уже нет сигнала.
— Точно, и у нас сбоит, — потер лоб полицейский. — Ну, пойдете к дежурному следователю, напишем заявление. От руки. Вы умеете держать ручку и писать на бумаге? — ирония беременной его разозлила и он решил так ответить этой штучке.
— Я художник, я нарисую, если что, — повела бровью штучка.
Уже в кабинете она вывела ровным, художественным почерком в графе «Данные о пропавшем»: Валентина Андреевна Чайкина, 2281 года рождения, инженер, на пенсии».
Вывела старательно, за окном в небе висели красные сполохи. Это они не глушили сигналы телефонов.
… Двадцать минут, полет нормальный. Миновали геостационарную орбиту, выходим на орбиту захоронения.
Привычно отчитываюсь, хотя тут нет связи. Но по протоколам положено.
Радостное возбуждение от возвращения к прерванной, но любимо работе схлынуло вместе с перегрузками, и пока корабль не дошел до контрольной точки, можно любоваться на выбеленный Солнцем слой орбитального мусора.
Говорят, среди осколков отработавших свое спутников и прочей чешуи космических аппаратов есть сумка с пассатижами, видеокамера и машина Илона Маска. Если увидишь хоть раз что-то из этого набора — быть тебе героем космоса! Всем курсантам так говорят. А где их тут увидишь, когда даже Землю плохо видно. На высоте до 200 километров Земля — бело-голубой шар, а выше — и не разберешь цвета, если не знаешь. Синевы — не видно. Осколки набили пространство как рыбы в китайском прудике во время кормёжки. Дочка, когда эту вакханалию увидела, так и сказала: «Воды из-за них не видно!» Мелкая тогда было, лет пять, всё дети пищали «Рыбки, рыбки!», а она губки скривила. Мне достался тот ещё цветочек жизни!
Марина Савушкина, дочь пропавшей Чайкиной, отвечала на вопросы так четко и сдержанно, что было понятно: ее это выбешивает. Бесит построение вопросов, бесят действия согласно протокол, бесит, что не проникнулись проблемой.
— Последний раз я видела маму неделю назад, когда она быстрым шагом направлялась из дома к воротам. Он вышла за ворота и потом я услышала звук стартанувшего авто. Больше я маму не видела.
Нет, она не оставила никакой записки, никаких сообщений в автоответчике, никаких прощальных знаков.
Нет, у нее не было ни молодых, ни старых любовников. И машины у нас не было. Такси? Нет, устойчивой связи у нас тогда уже не было.
Нет, она не играла в азартные игры и у нее давно уже не было вредных привычек.
Нет, всех подруг мамы я уже объездила и их вообще одна.
Нет, мы не ссорились перед ее исчезновением.
Нет, у мамы всё в порядке с головой.
Да, мы жили вместе.
Да, мама давно на пенсии.
Да, она носила тревожный браслет, но все гражданские частоты же не работают!
Да, она вела себя странно, на мой взгляд. Но в неадекватности ее не заподозришь: она заказала в библиотеке старинную книгу, потом делала расчеты около двух недель, а неделю назад она пропала, как я вам уже сказала.
Какую книгу мама заказала? Конечно, помню. Лазарь Ладогин «Старик Хоттабыч».
Да, мама читала бумажные книги. Она вернула ее накануне исчезновения. И что это объясняет?!
Через час Марина поняла, что никто не собирается задействовать резервные линии экстренной связи и всепланетный поиск, чтоб найти ее маму. Заявление приняли, сказали идти домой и ждать вестей, вежливо спросили не нужно ли подвезти и пожелали беречь себя, не волноваться, и меньше гулять — радиационный фонд стал повышаться.
Уже выходя под сполоховое небо, женщина заметила, что помехи на продвинутой полицейской аппаратуре идут синхронно с красными сухими вспышками в небе. И поняла, что если хочется что-то понять или сделать, придется делать и разбираться самой.
— Поэтому, я сейчас приеду домой, проревусь в своей комнате, а потом пойду ещё раз в мамину и … — вторая часть не придумывалась и Марина заала два круговых маршрута к вокруг города, и только потом — домой.
Уже в сумерках она доехала до дома. Они тоже раздражали: свет с небес был какой-то непривычный.
Марина вышла из автомобиля, подняла голову и ахнула! В небе, над пирамидальными кипарисами и плоскими крышами их родного квартала закручивались бледные, но вполне различимые шарообразные куски тумана размером с горошину каждая. Или как можно было бы описать то, что сейчас словно набухало светом, набирало яркость, двигалось? Так выглядят черно-белые снимки спиральных галактик в старых-старых книгах. Или нет? Нет! Она вспомнила!
Удивительным образом небо словно отделялось от Земли. И казалось, активное движение в небе никак не влияет на то, что происходит на земле. Внизу сонный городок, готовый уснуть мирным сном. Наверху — мощные потоки, огромные звезды и непрекращающееся движение.
Свет, свет исходит исходит от этих разлохмаченных звезд едва различимой луны, но его направленность непрямая. Случайные блики, освещающие ночной город, выглядят случайными, отколовшимися от общего могучего вихря, царящего над миром.
Кипарисы стремятся в небо, их устремленность так сильна, что кажется — еще секунда и деревья расстанутся с землей ради неба. Словно языки зеленого пламени смотрятся вековые ветви устремленные ввысь.
Ван Гог, «Звездная ночь»!
И Марина был поклясться, что вокруг всё набирающих яркость новых звезд сгущалась синяя темнота. Синяя! Глубоко синяя, как рисовали великие в докосмическую эру! Разве такое возможно в мире, где и днем-то небо уже давно бледно-серое?!
В небе порой всё же вспыхивали красные сполохи. Уличные фонари синхронно гасли и вспыхивали в такт, то оставляя округу без света, то резко освещая всё снова. А Марина стояла, завороженная гиганским небесным представлением, предсказанным безумным художником ещё триста лет назад.
— Марина Савушкина, по матери Чайкина? — сказал кто-то рядом. Марина обернулась. Незнакомый человек в военной форме смотрел на нее выжидающе. Было понятно, что ответ он и так знает, но Марина ответила:
— Да, это я.
— Я из ЦУП, проедемте с нами.
— Зачем?
— Поговорите с вашей мамой.
— Что? Где она?
— Там, — мужчина кивнул на «Зведное небо» в небе. — Это она всё.
— Моя мама? — изумилась женщина. — Да моя мама даже машину не водит!
Мужчина кашлянул:
— Ваша мама не водит машину, потому что ей это слишком просто.
…Один час, полет нормальный. Захват прошел успешно. Раскрытие сети визуально на контрольные 70 процентов. Наполняемость — на 30 процентов. На расчетную массу ещё не вышли. Работы идут согласно графика. Ну, почти…
А, всё равно никто не слышит! Но бодрит, сдавать такой отчет даже самому себе — бодрит. Красиво, всё-таки. Не буду про бархат и бездонность черных глуби и оттенки звездного света. Я не поэт. Дочке понравилось бы. Художнице моей.
Зато я вижу как рой космического мусора то и дело идет волнами. В него по касательной входят куски извне. Приветы из давнего прошлого. Из истории космонавтики 20 века. Заря космической эры, «холодная война», соревнования двух сверхдержав, спутника с ядерными энергетическими установками.
Как быстро, однако, прошли те 200 лет на раздумья, которые обещали тогдашние ученые! Придумать мы ничего не придумали. Зато привыкли к серому небу и мусорным «звездопадам». Ядерные звезды теперь небосвод ещё и красным подсвечивают. Да люди бы и к этому привыкли, не так часто сейчас смотрят на небо. Совсем другое дело, когда лишаешься привычных благ. Устойчивой спутниковой связи, например. А уж потом замечаешь ядерные взрывы на орбите.
— Чайкина, это ЦУП! Ты что делаешь?!
— Готовлюсь к маневру, Сергей Иванович! Вас очень плохо слышно!
— Чайкина, не дерзи!
Всегда любила слегка позлить начальство.
Ничем не пахло. У беременных вроде бы должно обостряться обоняние, но в военном автомобиле действительно ничем не пахло. Он был стерильный внутри. Белый, с жестковатой обшивкой сидений.
Вел автомобиль человек. Марина не видела его лица — сидела на заднем сиденье. Другой, который завел с ней разговор, сидел рядом. Он представился, но Марина не запомнила. Зато рассмотрела его: ещё моложавый, наверное, около сорока, рыжий, худой, со светло-голубыми глазами. Достаточно. Ей с него портрет не писать.
— Расскажите, что мама сделал, — почти потребовала Марина. — Раз вы за мной приехали, значит, я нужна и имею право…
— Марина Сергеевна, я бы и так объяснил, — прервал ее военный. — Вы помните, какую книгу читала ваша мама, прежде чем уехать.
— «Старик Хоттабыч», — Марина сегодня уже отвечала на этот вопрос. И снова удивила ответом.
— Ваша мама, всё-таки гений! — сказал военный. — Но, к делу. Вы заметили, конечно, заметили, что начались проблемы со связью. Стали выходить из строя приемники, давать сбой даже бытовые приборы, плохо настраиваются навигаторы и так далее. И в небе участились алые вспышки. Мы с вами в средней полосе, а наблюдаем северное сияние. Вам это не кажется странным? Хотя это риторический вопрос и вы, как художница, может быть, даже рады этому.
Марина не прерывала. Лишь сложила рука на животе.
— Одновременно с этим в сводках погоды стали сообщать о повышении радиоктивного фона в атмосфере. Заметили? Не буду дальше говорить, как раздвигалось окно овертона, чтоб жителей Земли удержать от паники, назову только причину. Космический мусор с дальней орбиты захоронения. Пришло время и части ядерных зарядов древних спутников, отправленные на низкие орби