вслед родителям, когда те, навестив детей, возвращаются на вокзал. Многим этот вид останется
памятен навсегда. Если бы ты его видел на этой неделе в дождливую погоду, особенно в
сумерки, когда зажигаются фонари и свет их отражается на мокрой мостовой. В такие дни у
мистера Стокса частенько бывает плохое настроение, и когда мальчики, по его мнению,
слишком шумят, случается, что вечером они не получают ни хлеба, ни чая.
Ах, если бы ты видел, как они выглядывают из окна! В этом есть нечто прямо-таки
тоскливое; еда и питье – вот и вся их радость, вот и все, что помогает им жить изо дня в день.
Очень хочется мне также, чтобы ты посмотрел, как через узкий коридорчик, по темной
лестнице, они поднимаются в столовую. В ней, однако, солнечно и уютно.
Другое любопытное место – комната с прогнившим полом, где мальчики умываются,
там стоят шесть тазов, на которые падает слабый свет, проникающий сквозь разбитые стекла
окна. Это тоже довольно грустное зрелище. И тем не менее я охотно проведу здесь зиму, чтобы
понять, что такое здешняя жизнь.
Мальчики посадили масляное пятно на твой рисунок, прости их.
69 У алии, 17 июня 1876
В прошлый понедельник я из Рамсгейта отправился в Лондон. Пешком – это
основательная прогулка; когда я уходил, было ужасно жарко, и так продолжалось до
Кентербери, куда я добрался уже под вечер. До ночи я прошел еще немного, затем набрел на
рощицу больших буков и вязов у какой-то речушки и немножко там передохнул.
В половине четвертого утра, как только рассвело и запели птицы, я снова пустился в
путь. В такое время хорошо идти. В полдень я достиг Четема, где вдалеке, за низкими, частично
затопленными лугами с разбросанными там и сям вязами, виднеется Темза и множество судов
на ней; здесь, как мне кажется, погода всегда пасмурная.
Мне повстречалась телега, и возчик подвез меня с милю, но потом зашел в трактир, и я
подумал, что он там задержится; поэтому я пошел дальше, к вечеру достиг так хорошо
знакомых мне предместий Лондона и углубился в город по нескончаемым roads. 1
1 Улицам (англ ).
Два дня я провел в Лондоне, бегая с одного конца города на другой, чтобы повидаться с
разными людьми, в том числе с одним пастором, которому я писал. Прилагаю перевод этого
письма; я посылаю его тебе, чтобы ты знал, что я начинаю его с таким чувством: «Отче наш, я
недостойный грешник» и «Отче наш, помилуй меня».
Если я найду какую-нибудь должность, то это, вероятно, будет нечто среднее между
священником и проповедником, подвизающимся в предместьях Лондона среди рабочего
населения. Пока что не говори об этом никому, Тео. Получать я у мистера Стокса буду очень
мало – вероятно, всего лишь стол, жилье и немножко свободного времени, чтобы иметь
возможность давать частные уроки, а если свободного времени оставаться не будет, самое
большее 20 фунтов в год.
Однако продолжим. Первую ночь я провел у мистера Рейда, а следующий день у
мистера Гледуэла, где со мной были очень приветливы. Мистер Гледуэл, пожелав мне вечером
спокойной ночи, обнял меня, и это мне было очень приятно; буду рад, если в дальнейшем
представится возможность иногда оказать его сыну ту или иную дружескую услугу.
Я хотел еще вечером отправиться в Уэлин, но меня задержали буквально силой – был
ливень. Однако к четырем часам утра он прекратился, и я зашагал в Уэлин. Для начала я
совершил изрядную прогулку с одного конца города на другой – около десяти миль (миля –
минут двадцать ходьбы). В пять часов дня я уже был у сестры и обрадовался, увидев ее. Она
хорошо выглядит, и тебе, как и мне, понравилась бы ее комната со «Страстной пятницей»,
«Христом в саду Гефсиманском», «Mater Dolorosa» и т. д., обвитыми плющом вместо рам. Мой
мальчик, читая мое письмо к священнику, ты, возможно, скажешь обо мне: «Он не такой уж
плохой человек». Так оно, пожалуй, и есть.
70 Айлворт, 5 июля
Могут наступить времена, когда я не без горечи буду вспоминать о «котлах с мясом в
земле Египетской» и о былых благах, например о больших заработках и более видном
положении в обществе. Я это предвижу. Хорошо, если в домах, куда я буду заходить, следуя
избранным мною путем, окажется хоть «хлеба досыта»; «денег досыта» я там никогда не найду.
И тем не менее в будущем я отчетливо различаю свет, и если он иногда меркнет, то
обычно бывает это по моей вине.
Меня остро интересует, далеко ли я продвинулся в своей новой работе и не станут ли
для меня вечным камнем преткновения те шесть лет, которые я провел в доме господ Гупиль и
К° и в течение которых я должен был бы подготовиться к своему призванию? Однако я
убежден, что ни в коем случае не могу больше отступать, даже если этого захочет
(впоследствии – сейчас об этом нет и речи) какая-то часть моего «я».
В эти дни у меня такое чувство, словно на свете есть только два ремесла – ремесло
школьного учителя и ремесло священника и все, что с этим связано: миссионерство,
проповедническая деятельность в Лондоне и т. д. Проповедовать в Лондоне, на мой взгляд,
весьма своеобразное занятие. Нужно вращаться в среде бедняков и рабочих, распространять
Библию, а приобретя известный опыт, беседовать с ними; отыскивать иностранцев,
нуждающихся в работе, и других людей, попавших в трудное положение, и стараться им
помочь, и т. д.
На прошлой неделе я несколько раз был в Лондоне, чтобы разузнать, нет ли для меня
возможности заняться этим. Я ведь говорю на нескольких языках, довольно много, особенно в
Париже и Лондоне, общался с людьми из бедных слоев и иностранцами, да и сам я иностранец;
поэтому я, может быть, гожусь в проповедники, а со временем стану еще более пригоден для
этой роли.
Для нее, однако, надо иметь по меньшей мере двадцать четыре года, так что в любом
случае у меня в запасе еще год. Мистер Стоке определенно сказал, что не может положить мне
никакого жалованья, потому что всегда найдет достаточно людей, согласных на такую работу за
стол и помещение. Так оно и есть.
Но смогу ли я выдержать? Боюсь, что нет; это, вероятно, выяснится достаточно быстро.
Как бы то ни было, мой мальчик, могу лишь повторить – эти несколько месяцев так
привязали меня к той сфере жизни, которая простирается от учительства в школе до
проповедничества, к ее радостям и ее терниям, которые больно кололи меня, что я больше не
могу отступить.
Итак, вперед! Уверяю тебя: хоть я уже сейчас сталкиваюсь с очень своеобразными
трудностями, а в будущем предвижу и многие другие, мне кажется, что я попал в совсем иную
стихию, чем в фирме господ Гупиль и К°.
Получу ли я маленькую гравюру «Христос – утешитель и воздаятель», которую ты мне
обещал?
Напиши сразу же, как выберешь минутку, но отправь письмо отцу и матери, так как мой
адрес, возможно, скоро изменится и они первыми узнают его.
На прошлой неделе я ходил в Хэмптон-Корт посмотреть великолепные сады с длинными
аллеями каштанов и лип, где свила себе гнезда масса ворон и грачей, а также дворец и картины.
Там, между прочим, есть много очень красивых портретов Гольбейна и два прекрасных
Рембрандта (портрет его жены и одного раввина), а также великолепные портреты итальянцев
Беллини, Тициана, одна картина Леонардо да Винчи, картины Мантеньи, одна прекрасная
картина С. Рейсдаля, натюрморт с плодами Кейпа и т. д.
Я так хотел, чтобы ты был там со мной, – так приятно опять увидеть картины!
Я невольно и ярко представил себе людей, которые некогда жили в Хэмптон-Корте, при
Карле I и его супруге. Это она сказала: «Благодарю тебя, боже, за то, что ты создал меня
королевой, но королевой несчастной». Над ее могилой Боссюэ произнес задушевное слово. Есть
у тебя «Надгробные речи» Боссюэ? Там ты найдешь и это надгробное слово. (Есть очень
дешевое издание – по-моему, всего пятьдесят сантимов.) Думал я также о лорде и леди Рассел,
которые, несомненно, там часто бывали. Гизо описывает их жизнь в «Супружеской любви».
Прочти как-нибудь эту книгу, если достанешь.
71 Айлворт, 8 июля 1876
Эск. Джонзу, Холм-Корт, для меня
Не терзайся по поводу своей «роскошной» жизни, как ты выражаешься, и спокойно иди
своим путем; ты более простодушен, чем я, и, вероятно, быстрее и проще придешь к цели. Не
строй себе слишком много иллюзий насчет свободы, которой я пользуюсь; я тоже связан
путами всякого рода, притом путами унизительными, а со временем они станут еще тягостнее;
но слова, которые написаны над «Христом-утешителем»: «Он пришел возвестить свободу
узникам», верны и сегодня.
Есть у меня к тебе одна просьба.
В свое время, в Гааге, я ходил к преподавателю катехизиса Хилле, который жил тогда на
Бахейнестраат. Он потратил на меня много сил, и, хотя я не всегда это показывал, слова его
производили на меня глубокое впечатление; мне от души хочется еще раз сказать ему несколько
слов и по возможности доставить удовольствие.
Разыщи его, и если ты узнаешь его адрес и у тебя будет свободная минутка, расскажи
ему, что я стал школьным учителем и – кто знает – может быть, впоследствии получу ту или
иную должность, связанную с церковью. Он очень скромный человек, который, как мне
кажется, много боролся в жизни; я не раз, приходя к нему, глядел на него и невольно думал:
рано или поздно этот человек обретет мир.
Передай ему от меня прилагаемый здесь рисунок. Как бы я хотел хоть разочек заглянуть
к Мауве – все, что ты видел у него в тот вечер, который описываешь, я вижу так ясно, словно
это стоит у меня перед глазами.
73 Айлворт, 18 августа 1876
Вчера я был у Гледуэла, который на несколько дней вернулся домой; в его семье