ракт?
— Сама бы хотела выяснить, — коротко отозвалась я и потянулась к салату. От волнения у меня разыгрался зверский аппетит.
— Пожалуй, на этот вопрос отвечу я, — голос раздался от дверей и легко заполнил собой немаленькое пространство зала. Если у Джуэла голос был бархатный, такие еще называют сексуальными, Его Величество говорил иронично и очень спокойно, Ее Величество за холодностью пыталась спрятать нешуточное беспокойство, а Гортензия была просто склочной бабой, которую осетриной не корми — дай поскандалить, то этот голос ощутимо давил. В нем была сила — и не сила убеждения, какая-то другая.
— Марк? — шевельнула бровями королева Александра, — я в жизни не видела, чтобы кто-то другой даже безнадежно опаздывая, умудрялся появляться настолько вовремя. Пожалуй, мы знаем не обо всех твоих талантах.
— Да и хвала Богам, — Марк широко обмахнул себя каким-то неизвестным знаком, коротко поклонился и направился к нам.
Чем больше он приближался, тем больше мне становилось не по себе. Странно вообще-то. Марк не сделал мне ничего плохого. Он вообще пока ничего не сделал, только пытался поймать кота — и был черным колдуном. По мнению Кандис. Той самой Кандис, которая утверждала, что кота вообще не было.
Ну и кого тут стоило слушать?
— Девушка говорит правду. Она, действительно, не видела и не подписывала контракта, а значит, по нашим законам, не может считаться невестой принца.
— Никогда бы не подумала, что Марк Винкер может сказать что-то умное, — шумно удивилась Гортензия.
— Благодарю, Ваша Светлость, — учтиво склонился Марк, — Вы прекрасно выглядите. И эта макаронина на носу вам очень идет.
Все посмотрели на герцогиню: с ее носа, действительно, свисала длинная спагетти.
— Дурацкие шутки! — буркнула она, смахивая макаронину салфеткой. Заодно смахнула и половину макияжа, и стало видно, что нос у нее немилосердно блестит. А колдун, однако, жжет!
— Что же нам теперь делать с… юной госпожой? — поинтересовался еще один мужчина в компании. До сих пор он спокойно сидел рядом со скандальной Гортензией, и открывал рот лишь для того чтобы положить туда что-то вкусное. Но вопрос он задал по существу, и я безмолвно поддержала его. Взглядом.
— Ну, закона на такой случай нет, — с молчаливого разрешения короля, Марк опустился на свободный стол и подал знак, чтобы ему несли прибор, — логика диктует, что госпожу Маргариту нужно отправить восвояси, предварительно извинившись и, возможно, пожаловав ей некоторую сумму в качестве компенсации.
— Отличная идея, — похлопала в ладоши Гортензия, — мы можем оставить ей платье. И титул. Только без земли.
Марк повернулся к герцогине и Светлость немедленно рефлекторно прикрыла нос.
— О да, в гробу юная госпожа будет смотреться воистину прелестно. В новом платье — и с титулом, — протянул он. И вдруг подарил мне один из своих странных, пронзительных взглядов. Видимо, я побледнела.
— Марк шутит, — поспешил меня успокоить второй господин, — никто не собирается причинять вам вред.
— Тем более, что причинить госпоже больший вред вряд ли возможно…
— Что ты имеешь в виду? — уловил главное король.
— Сегодня утром… Если быть точным, в восемь часов сорок три минуты, госпожа Маргарита трагически погибла, попав по машину.
— Как? — вздрогнул Джуэл.
— Меня там не было, извините, — колдун развел руками. В одной немедленно появилась вилка с уже наколотым ветчинным рулетиком с сыром, — Был ваш хвостатый приятель Арчи, но его расспросить не получится, извините, — Марк запихал в рот рулетик и довольно причмокнул.
— Что ты сделал с котом?! — зло сощурилась я, понимая, что если с Арчибальдом что-то случилось, я этого негодяя пущу на декокты для черной магии. правда, я не умею готовить декокты, но если будет пошаговый рецепт — справлюсь. Я даже знаю первый пункт — открутить колдуну голову!
— Да почему сразу я с ним? — взвыл Марк, — он со мной! Посмотрите! И не говорите, что вы не видели, — колдун закатал рукав и продемонстрировал руку, распаханную от локтя до запястья четырьмя бороздами.
— Надо обработать! — забеспокоилась Иоланта.
— Надо добить. Чтоб не мучился, — буркнула я, — ну, что ж. Теперь ясно, что кот есть. Раз уж царапины существуют. А то Кандис уверяла, что у меня глюки.
— Что такое глюки? — спросила Иоланта.
— Кто такая Кандис — поинтересовался Марк. Видимо, про глюки был в курсе.
— Горничная. Которая провожала меня в столовую. Такая молоденькая девочка лет пятнадцати — шестнадцати, довольно милая. Вы нас встретили, когда гнались за бедным, ни в чем не повинным котом, — мстительно добавила я.
— Ничего не понимаю, — Марк и в самом деле выглядел озадаченным, даже очередной рулетик проигнорировал, — Я и в самом деле гонял эту полосатую сволочь фисташковым коридором, и видел вас, госпожа Маргарита. Вы направлялись в столовую, и при этом довольно странно беседовали сами с собой. Я подумал, что у вас… Как это? — Марк прищелкнул пальцами, — Крыша протекла? Или съехала?
— А Кандис уверяла меня, что никакого кота нет, и вы, господин колдун, гоняетесь за собственными глюками! — припечатала я.
— Кто-нибудь мне уже объяснит, что такое глюки? — жалобно попросила Иоланта.
Мы с Марком ничего не слышали. Мы смотрели друг на друга, как на смертельных врагов, готовясь схватить за горло и прямо тут, не сходя с места, вытрясти истину.
Неожиданно раздался голос Гортензии.
— Я склонна верить Марку. Во дворце просто не может быть такой молодой прислуги. Сюда берут лишь тех, кто доказал свою верность.
— А ведь и верно, — кивнула Александра и повернулась ко мне, — Маргарита?!
— А что я? Я разговаривала с горничной, по имени Кандис. Откуда я могла знать, что это — глюк, — посмотрев в жалобные глаза брюнетки, я пояснила, — глюк, или по-научному галлюцинация, это бредовые видения больного мозга. Нечто, что видишь ты, но не видит больше никто.
— Значит, вы серьезно больны, — посочувствовала девушка.
— Я мертва. Думаю, это довольно серьезно.
Шпили Румона тронуло алое закатное золото и они вспыхнули ярким, насыщено-розовым, словно засветились изнутри. В густоте аквамарина, чуть припорошенной дымом плотно сбитых туч, со стороны гор поднималась золотистая луна. И свет их: заходящего солнца и восходящей луны смешался в дивный коктейль в аккурат над высоким каскадным водопадом, который звали здесь Шелковой дорогой.
Струи воды приобрели стеклянный блеск и стеклянную хрупкость, а то, что, падая, бились без звона, так это мелочи, не существенно. А существенным были радуги. Вы когда-нибудь видели радуги в темноте? Радуги в чернильной мгле небес? Кто-нибудь, когда-нибудь видел радуги ночью? Ну, почти ночью. Поздним вечером… Никто и никогда. Потому что ночных радуг не бывает.
Но они были. Короткие радуги, скорее, осколки радуг, состоящие из алого, золотого и бархатно-черного. И их было много. Очень много. Столько, чтобы хватило на всех.
Джуэл стоял на стене и смотрел на чудо, которое видел каждый день, но так и не насмотрелся, потому что насмотреться на это было невозможно.
Нет ничего красивее заката над водопадом здесь, в Румоне.
В руке его лежала другая рука — тонкая девичья ладошка. Она была теплой и трогательно сжимала руку принца.
— Здорово, что мы видим это вместе, правда, Иоланта? — спросил Джуэл.
— Здорово, — вполне искренне кивнула девушка. Она тоже считала здешние закаты чем-то невероятным и не уставала благодарить богов, что родилась именно здесь и была приобщена к чуду.
Но время от времени Иоланта тихонько вздыхала. Она бы хотела родится в другом месте и никогда, никогда не видеть заката над водпадом. Здесь, в Румоне, девушка, увидевшая его до свадьбы считалась еще более "порченной", чем потерявшая невинность.
В конце концов, что такое невинность? Всего лишь небольшая анатомическая деталь, которая ни на что не влияет.
Девушка, совершившая ошибку, будет больше беречь то, что ей дано судьбой — и станет хорошей женой и матерью.
А вот девушка, потерявшая сердце, годится только для одного — разбить его тому, кто рискнет напоить ее росой Лефара. Никогда, никогда таких девушек не брали замуж. Если только в любовницы, да и то со строгим-строгим правилом: без детей. История несчастного дитя первой королевы Румона, убитого своей матерью, была до сих пор на слуху.
— Мне пора, — тихо шепнула Иоланта, — нужно успеть вернуться. Если кто-то узнает… мне не жить!
— Никто не узнает, милая, клянусь! — Джуэл обнял девушку, чувствуя себя последней скотиной. Ведь это он три года назад, посулами и лестью, выманил свою подружку детства из ее комнаты на закате, чтобы показать ей водопад и радуги, и то, как солнце встречается с луной.
Это было настолько красиво, что пареньку оказалось слишком много — одному. А вот на двоих в самый раз.
Он не прогадал — Иоланта оценила подаренное ей чудо. Она сама сияла, как радуга. И, словно радуга, погасла с последним лучом солнца. Только тогда до легкомысленного принца дошло, что он наделал.
С тех пор вот уже три года он верно хранил ее тайну.
По сравнению с этим то, что случилось между ними не так давно, где-то месяц назад, во время конной прогулки — было делом и вовсе несущественным. Иолли оказалась страстной и нежной женщиной, лучшей из всех, кого знал принц. Она словно оплела его своими черными косами, проросла в нем и пробудила странную жажду, утолить которую оказалось совершенно невозможно, хотя, видят Боги, принц старался. Иолли… Его чудо, его тайна, его… месть!
— Пойдем на наше место, — горячо зашептал Джуэл, подхватывая девушку за талию.
— Ты сошел с ума! — испугалась она, — родители…
— Как и все в этом сумасшедшем дворце, пялятся на водопад. У нас еще есть время, много времени. Пойдем же, я не могу больше без тебя. Ну, Иолли… Неужели ты откажешь в глотке воды жаждущему?
Джуэл схватил ее за руку и потащил по переходам, бегом, выше, выше, на самый верх, почти под звезды. Иоланта старалась не отстать. Она боялась родителей, боялась разоблачения, боялась того, что неизбежно последует за ним, но как можно было не бежать за Джуэлом, божественно красивым Джуэлом, который всегда обещал много, а давал еще больше.