— А что тебя волнует?
— Домой хочу, — угрюмо сказала я, — это ведь возможно, Арчибальд? Если я умерла до срока и не Божьим Промыслом, а просто по роковой случайности, это же можно как-то отыграть назад?!
Кот встопорщил усищи. Они у него были длинные: двадцать четыре чувствительных вибриса. Я терпеливо ждала вердикта специалиста.
— Я не знаю, — сказал он, наконец, — понимаешь, Маргарита, моя роль в процессе довольно узка. Я всего лишь проводник между мирами. Обычно душа сама знает, куда ей нужно, и я лишь показываю направление. Иногда она мечется, потому что ее раздирают противоречия. Тогда я отхожу в сторону — душа должна сама решить, ко тьме ее влечет, или к свету. Вмешиваться в выбор нельзя.
— А я?
— А ты просто выпала из своей жизни, как птенец из гнезда. Одна из тех несправедливых случайностей, на которые так богата жизнь, — кот вздохнул, совсем по-человечески, — птенца можно снова положить в гнездо. Но это ничему не поможет и ничего не исправит. На нем останется запах чужих рук и птица либо снова вытолкнет его, либо бросит гнездо. Понимаешь, Маргарита? Некоторые вещи необратимы. И справедливость, добро, сострадание и понимание не имеют к этому никакого отношения. Я просто взял птенца и принес его туда, где он может выжить. Ну и заодно кое-какими полезными умениями снабдил: знанием языка, рун… А уж то, что птенцу не нравится его жизнь, и он предпочел бы другую… Извини, но это не в моей власти. — Кот почти по-человечески развел лапами. Это выглядело так забавно, что я против воли улыбнулась.
Действительно, что я хочу от кота. Он и так сделал для меня все, что мог и даже чуточку больше. И я сделала то, с чего следовало начать:
— Спасибо, Арчибальд.
— Пожалуйста, — проворчал он, ворчание получилось похожим на мурчание, — можно я теперь уже слезу со шкафа?
— Я думала, коты не боятся высоты и даже любят.
— Здесь пыльно. Пыль коты не любят. Потом долго вылизываться надо.
— С ума сойти, какие у некоторых глобальные проблемы. Хочешь, я тебя вымою?
— Спасибо, я уж как-нибудь сам, — торопливо отказался Арчибальд. Он примерился и мягко прыгнул со шкафа прямо на мою кровать, угоди точно в середину. Перины прогнулись под его невеликим весом.
Кот потоптался и уселся, а потом и улегся рядом.
— Я тут побуду до утра, — он не спросил, а просто поставил меня в известность, — А то Марк в последнее время на меня злится, а если этот начинает искать, он ведь найдет.
— За что? Послушай, кот, а почему коты всегда ложатся на середину кровати?
— А почему людям всегда нужно так много места? Свернулись бы калачиком на подушке и спали себе, тепло и удобно.
— Не могу, — пожаловалась я, — не такая гибкая.
— Тренируйся, — промурчал он.
— Ты не ответил на вопрос. Чего колдун за тобой гоняется?
— Вот встретишь его — и спросишь. Информацию лучше получать из первых рук, Маргарита…
— Вредный, — проворчала я, устраиваясь рядом и стараясь не толкнуть кота.
— Мудрый, — поправил он, — спи. До утра еще далеко.
Меня словно кто-то толкнул:
— Эй, кот… Арчибальд, а будил-то ты меня зачем? Если просто спрятаться, так затихарился бы под стол, никто и не заметил.
— Хотел убедиться, что не ошибся.
— И как?
— Убедился, что ошибся. Спи, Маргарита. Утро вечера мудренее.
— Дурацкая поговорка, — заметила я, — почему мудренее, а не мудрее?
— Потому что смысл другой. Мудрее — значит, знает все ответы. Мудренее — значит, вопросов все равно гораздо больше. Завтра будет очень мудреное утро, нужно набраться сил.
Кот зевнул во всю розовую, треугольную пасть, полную мелких алебастровых зубов, растянулся поперек кровати и закрыл глаза, а через секунду уже дышал так ровно, что ничем другим, кроме глубокого сна, это быть просто не могло.
Так притворяться нельзя.
…Разбудил, запутал и спать лег! Нормально, а!? Вот сейчас привяжу его за хвост к спинке кровати, а утром скажу, что "Дао изреченное не есть истинное дао" — и улечу на белом журавле. И пусть распутывается, как хочет, философ полосатый. И еще вопрос — если он спит на моей кровати, то где сплю я?
Перед тем, как второй раз попытаться разместить свое, в общем, не очень большое тело на одной кровати с котом, я взяла нож для фруктов, отрезала шнурок от портьеры… А зачем он, если окно все равно заложили? И завязала три узла, старательно проговаривая вслух, медленно и с выражением:
— Первое: выяснить, в чем прикол с водопадом. Духи, ворующие сердца это, конечно, офигеть как круто, но к самоубийствам как-то не клеятся. Второе: найти и расспросить Кандис, она наверняка что-то знает. Третье: узнать, чем таким нехороша кровь Ангеров и нет ли тут связи с болезнью Его Величества…
Я вслушалась в эхо отзвучавших слов, проверяя, все ли внесла в реестр. Почему-то вдруг очень ясно вспомнились чуть сощуренные серые глаза в рамке морщинок, вроде бы добродушные, но на деле невероятно, поразительно упрямые. Или, скорее, убежденные. Жест, которым Его Величество сложил на край тарелки прибор — вот ведь вроде ничего особенного не сделал, а глаза всех, кто в этот момент сидел за столом, просто притянуло к этим несчастным ножу и вилке. В этот момент на противоположном конце зала можно было цирк с конями устраивать, никто бы не обернулся.
Сила его личности завораживала.
Неужели, действительно, ничего нельзя сделать? Что с ним? Онкология? Сердце? Или что-то специфическое, что я еще не проходила?
— Спать! — велела я себе, — спать немедленно, коза безрогая. У тебя своих проблем выше крыши, недоучка. Он не трубочист, а король. Все, что можно для него сделать, сделают и без тебя. А вот о тебе никто не позаботиться, так что спи, набирайся сил.
Водопад, действительно, оказался мощным. Не Ниагара, но гул долетал и досюда, хотя расстояние было всяко побольше километра. Я смотрела на странную природную конструкцию, исполинскую чашу, в которую со всех сторон били пять мощных струй, и пыталась себе представить, как это выглядит там, на скале. Выходило не красиво, а страшно. Даже отсюда, с крепостной стены водопад пугал.
— У него есть название? — спросила я, — а то все "водопад", "водопад"…
— Нет, — Иоланта, явно, растерялась, — зачем? Он же один.
— Это здесь один. А в мире?
Брюнетка пожала плечами, явно не понимая, что я от нее хочу. Действительно, здесь же нет самолетов, вертолетов и снимков из космоса. И ничто не мешает считать свой водопад одним-единственным.
— Ему нужно имя, — возразила я, — как на счет Закатного Пламени? Или Жемчужной Дороги…
Брюнетка вздрогнула и посмотрела на меня со страхом:
— Почему ты так сказала?
— Не знаю, — пожала плечами я, — Это просто красивые имена. Иногда они ничего не значат. Вот меня, например, зовут Маргарита. Это означает — жемчужина. Драгоценность. Очень пафосно, да. Это один из символов языческой богини нашего мира Афродиты, покровительницы красоты и любви.
— Тебе подходит, — кивнула Иоланта.
— Да брось ты, — я рассмеялась ее наивной попытке польстить, — можно подумать, я не знаю, как выгляжу. Блондинка с кукольными кудряшками, круглыми щечками и невыразительными светло-серыми глазками. А еще у меня передние зубы немножко кривоваты. Но это ерунда, поношу брекеты — исправлю… Черт! У вас, наверное, нет брекетов.
— У нас есть заклинание, — обнадежила меня Иоланта, — идешь к магу и возвращаешься с абсолютно ровными зубами.
— Круто! Это дорого?
— Не слишком. А принцесса вообще не должна платить. Для мага — честь оказать услугу правящему дому. Ну и льготы какие-нибудь пожалуют.
— Проблема только в том, что я не принцесса…
Иоланта улыбнулась:
— Ну так будешь через четыре дня. Потерпишь? Или ты хочешь уже на свадьбе быть с ровными зубами.
— А зубы без свадьбы нельзя? Нет? Ну, ладно, выдохни. Я пошутила.
Брюнетка кивнула и ощутимо расслабилась.
Меня не понимали. Никто. Стоило мне хотя бы заикнуться о том, чтобы еще раз обдумать эту дурацкую идею — и нормальные, взрослые, вменяемые люди превращались в заботливых санитаров образцового Желтого Дома. В их выразительных глазах проступало: "И тебя вылечат…" Интересно, они все зомбированы или воздух здесь такой? Или одно другому не мешает?
— Ты любишь мороженое с медом? — спросила брюнетка.
— Как? С медом? Ни разу не пробовала. А что, вкусно? — Иоланта закивала и щелкнула пальцами, подзывая очередного "подай-принеси". От их количества у меня уже рябило в глазах.
— Садись сюда, — моя новая подружка похлопала ладонью по нагретому за день, гладкому камню, похожему на известняк. Никаких ограждений тут, понятное дело, не было. Башня возносилась над пейзажем метров на сорок — сорок пять, но хрупкая брюнеточка совершенно спокойно уселась на самый край, да еще и вниз поглядела без малейшего трепета.
— Тетя Александра сказала, что у тебя есть вопросы. Задавай, я помогу. Правда, государственных дел я не знаю, но ведь и тебе они ни к чему. А при дворе я с самого детства. Спрашивай!
…Хороший врач должен быть дипломатом. Помимо прочего. Но мне искусство тонкой беседы, намеков и умолчаний давалось примерно так же легко, как змее — катание на лыжах.
— В этом замке много привидений? — спросила я. И по тому, как в миг округлились глаза Иоланты, поняла, что ляпнула что-то не то. — Ну, я имела в виду, это же старинный замок. Должны быть. Во всех старинных замках есть призраки. Разве нет?
— Ты веришь в привидения?
— А что не так? — удивилась я, — мы ведь в магическом мире.
Этот момент лакей выбрал, чтобы подать мороженое. Иоланта подвинулась, освобождая место на стене для круглого серебряного подноса с двумя вазочками, и паузы ей вполне хватило, чтобы оправиться от шока.
— Магия — это не чудеса, — она снисходительно улыбнулась и аккуратно слизнула с ложечки золотистую каплю пчелиного меда, — Это способ взаимодействия с миром, доступный одаренным. А привидения — это сказки, в которые верит невежественная прислуга.