Варенька разочарованно посмотрела на бабушку, будто та была в чем-то виновата, но потом взяла письмо и направилась в угол, где чинно сидели куклы, и там таинственно сообщила им:
— От мамы.
В комнату вошла Елизавета Васильевна.
— Ну как? — заботливо осведомилась она.
— Музыканта какого-то нашла и с ним подалась куда-то, — с досадой ответила Ульяна Гавриловна.
— Значит, опять мимо. — Соседка укоризненно закачала головой и посмотрела в угол.
Там Варенька, надев на нос бумажные очки, читала куклам полученное от матери письмо:
— Дорогая моя дочурка Варенька! — старательно, с большим чувством выговаривала она. — Я очень, очень, очень по тебе соскучилась. Я очень, очень, очень скоро к тебе приеду. Жди меня каждый день, потому что я приеду скоро. И когда я приеду, я поцелую тебя очень, очень крепко и много раз и никуда от тебя не уеду. И мы будем жить все вместе с бабушкой…
— Послушала б, может, по-другому жизнь повернулась бы, — негодующе проговорила Ульяна Гавриловна. Она жалела дочь и в то же время сердилась на нее. Как это можно за счет ребенка свое счастье устраивать?
Старая мать смахнула прилипнувшие к вспотевшему лбу волосы и с ожесточением принялась тереть белье о стиральную доску, точно оно было повинно в неудачно сложившейся судьбе дочери.
А Варенька бережно вложила письмо в конверт и спрятала его в шкатулку, где уже хранилась довольно большая стопка посланий от мамы.
— Скоро я в школу пойду, — мечтала девочка, — выучу там буквы и тогда каждый день буду писать маме длинные письма…
VI
Тот день, когда Варенька первый раз направилась в школу, запомнился ей надолго.
Одетая в форменное коричневое платьице с белым кружевным воротничком, в белом хорошо отутюженном переднике, с пышным бантом в волосах, в одной руке она несла желтый портфель, в другой — букет цветов. Шла очень чинно, рядом с бабушкой.
Большинство прохожих тепло поглядывали на девочку, некоторые ласково улыбались ей и Ульяне Гавриловне, как, впрочем, и другой такой же паре, идущей немного впереди.
Чем ближе подходили к школе, тем больше встречали первоклассников, сопровождаемых своими мамами. И трудно было угадать, кто волновался больше: мамы или их малыши.
В стороне от газона, разбитого перед школой, под старой, покосившейся набок липой, бабушка остановила Вареньку и поцеловала ее в голову.
— Иди, родная, в добрый час, — тихо напутствовала она внучку.
Варенька нерешительно отошла от бабушки и оглянулась. Не так-то просто отказаться от привычной, заботливой опеки.
Подбадривая внучку, Ульяна Гавриловна приветливо кивнула ей головой и чуть слышно прошептала:
— Иди, милая, иди.
Варенька скорее догадалась, нежели услыхала произнесенные бабушкой слова, но свой путь продолжала смелей. Она легко взбежала по широкой лестнице на крыльцо. Прежде чем скрыться за дверью, девочка оглянулась и, прощаясь, взмахнула букетом.
— Счастливый путь, внученька! — улыбнулась Ульяна Гавриловна и подумала: «Эх, Катерина, посмотрела бы ты сейчас на свою дочку, поняла бы, какой радости лишаешь себя!..»
Когда за девочкой закрылась дверь, она выпрямилась, гордо вскинула голову и, пригладив на виске седую прядь, облегченно и счастливо вздохнула. Настроение было приподнятое, праздничное, такое, будто Ульяна Гавриловна только что успешно закончила особенно тяжелую часть трудной работы и теперь могла минутку передохнуть, полюбоваться тем, что сделала…
В школе Вареньке понравилось. В просторном классе было светло, чисто, пахло свежей краской.
Соседкой по парте оказалась скромная, милая девочка с чуть вздернутым носом. Звали ее Ниной Березиной. По возрасту она была старше Вареньки и немного выше ростом.
— Чего ж ты раньше в школу не пошла? — едва познакомившись, осведомилась Варенька. — Не хотела?
— Мне нельзя было. Я долго болела, — пояснила Нина.
С первого взгляда полюбилась учительница. В новом сиреневом платье, с гладко зачесанными за уши темными волосами, она стояла за столом и, разглядывая своих новых питомцев, ласково улыбалась.
Особенно запечатлелось в памяти, когда она, мелом написав на классной доске букву, сказала:
— Запомните, дети, это буква — А.
В окно заглядывало веселое солнце. Лучи его ярко освещали нижний угол доски, и казалось, что белая буква на густом черном фоне светилась.
Варенька ближе придвинулась к своей соседке по парте.
— Когда буду знать все буквы, я напишу письмо маме, — тихонько доверила она ей свою мечту.
— Письмо маме? — Нина удивленно расширила свои голубые глаза. — Разве она не живет с тобой?
Варенька смутилась.
— Ее нет здесь.
— Почему?
— Ну… не приехала.
— А почему?
— И чего ты започемукала? — рассердилась Варенька.
— Дети, в классе шуметь нельзя, — вмешалась учительница. — Что тебе, Заречная?
Варенька насупилась.
— Ничего.
Как она могла сказать учительнице, что поссорилась со своей первой школьной подругой потому, что не смогла объяснить ей, почему до сих пор не приехала мама. Ничего она не сказала и бабушке, которая уже давно не могла ответить на этот вопрос.
Хотя Варенька и старательно училась, но заветное письмо не скоро решилась написать. В нем она сообщила:
«Дорогая мамочка, я перешла во второй класс».
Перо цеплялось за бумагу, разбрызгивало чернила, буквы плясали, однако Варенька была довольна тем, что теперь могла самостоятельно обращаться к матери. Она не сомневалась в том, что мама, прочитав письмо, тут же захочет увидеть свою дочку.
Примерно так Екатерина Ивановна и написала в своем ответном письме. Она поздравила дочурку с успехами в учебе, пожелала доброго здоровья, но не приехала. Вместо себя она прислала посылку, большую, щедрую, которая, однако, не обрадовала ни Вареньку, ни бабушку. Не посылку они ждали…
Первое лето после учебы бабушка никуда не отпустила от себя Вареньку, но второе и третье девочка отдыхала в пионерском лагере.
Находился он в стороне от большой дороги, среди леса, на высоком холме, вершина которого была расчищена от деревьев ровно настолько, чтобы на ней могли разместиться необходимые постройки и спортивные площадки.
Вареньку очень забавляло, что за окном, у которого стояла ее кровать, сразу же начинался густой, древний лес. Вначале она даже немного побаивалась его, ночью просыпалась и со страхом прислушивалась к едва уловимому шелесту листьев осины, росшей у самого входа в спальню. Но потом ко всему привыкла и когда приехала второй раз, то чувствовала себя здесь старожилкой. Еще бы! Новичкам она могла точно указать грибные места, просеку, где водилась земляника, гнездо синицы, дупло, в котором белочка жила.
От фабричного клуба, который служил местом общего сбора, до лагеря дети ехали в открытых машинах и всю дорогу без устали пели. Припоминались все, какие кто знал, песни, но особенно приподнято звенело:
Спой нам, ветер, про чащи лесные,
Про звериный запутанный след…
Как нельзя кстати приходились эти слова. Могучие, вековые сосны, вскинув высоко к небу зеленые кроны и заслонив собой солнце, с обеих сторон подступали к самой дороге. В прохладной тени особенно остро пахло травой, грибами и догнивающей на земле хвоей. За каждым кустом орешника чудился притаившийся, никому еще не ведомый зверь…
С натужным ревом, преодолев довольно крутой подъем, автомашины затем нырнули под ажурную арку с прикрепленной вверху надписью: «Добро пожаловать» и направились к центральному павильону лагеря. Со всех сторон сюда же торопились приехавшие немногим раньше пионеры. Прибежал и добрый лагерный пес Полкан. Большой, кудлатый, рыжий, он, усиленно виляя хвостом, ласкался ко всем без разбора и удивленно глядел, если кто-нибудь его пугался или отгонял от себя.
Вареньку радостно встретили подружки по классу Нина Березина и Люся Гаврилова.
Девочки бросились друг к другу, засмеялись, обнялись и закружились.
— Пойдем, мы тебе ежа покажем, — предложила вдруг Нина.
— Его только сегодня поймали, — пояснила Люся, поправляя алый галстук.
— Пошли, — охотно согласилась Варенька.
Девочки побежали.
Вперед вырвалась Нина.
— Догоняйте!
Старше и рослее своих подруг, она бежала значительно быстрее их, легко размахивая руками.
Запыхавшись, девочки остановились у небольшого фанерного ящика, в углу которого сидел еж. Он боязливо водил острой мордочкой с крохотными, словно бусинки, глазами.
— Бедненький, — пожалела его Варенька.
— Давайте его выпустим, — заволновавшись, неожиданно предложила Люся. На ее нежных, розовых щеках, еще не тронутых загаром, ярче проступили редкие веснушки.
— Мальчишки рассердятся, — возразила Нина, но таким тоном, который явно свидетельствовал, что она полностью согласна с предложением.
— А мы перевернем клетку на бок, будто ежишка сам это сделал, — лукаво подмигнула Варенька и, толкнув ногой, опрокинула ящик. — Ну, беги, — нагнувшись над колючим зверьком, засмеялась она и бросилась догонять удирающих подруг.
Хотя это происшествие заняло немного времени, но к распределению мест в спальне Варенька едва поспела.
Ей досталась вторая кровать от входа.
«Ну что ж, неплохо, — подумала она, поправляя пухлую подушку в белоснежной наволочке, и довольно улыбнулась: — Зато зверюха сейчас себя героем чувствует!..»
Утром разбудил хрипловатый, но громкий горн.
С непривычки не хотелось сразу вставать, но торопили дежурные:
— Подъем! Койки быстро заправить! На физзарядку марш!..
Началась интересная лагерная жизнь. Игры, смотры, состязания, походы, конкурсы, каждый день что-нибудь новое, занимательное.
Неожиданно для самой Вареньки у нее обнаружился хороший, звонкий голос. Самостоятельно выступать она стеснялась, но в хоре запевала:
Ну-ка, солнце, ярче брызни,
Золотыми лучами обжигай!..