Каждое произнесенное слово слетало с обгоревших губ вместе с капельками крови и тяжелым грузом падало на душу воина, оставляя вместо нее такие же истекающие кровью обрывки мяса, в которые превратилось его тело под теми частями доспеха, на которых горели бревна упавшей крыши.
— Я, Рагнар, принимаю твою клятву.
Голос, не преобразованный техникой, был глубоким и раскатистым, но все-таки старческим. Однако легшие на рукоять меча пальцы не дрожали и легко удержали покачнувшегося воина от падения. Ритуал требовал, чтобы Антей отпустил меч, дабы его хозяин забрал его. Но пальцы отказались разжиматься, и старик потянул оружие на себя, вырывая его из судорожно сжатой руки. Кровь брызнула дугой, когда меч наконец освободился. Не удержавшись, воин упал на землю и даже не попытался подняться, теряя контроль над своим телом.
Рагнар поднес окровавленный меч ближе глазам и, придирчиво осмотрев, швырнул его на землю рядом с его прежним владельцем.
— Дрянное железо. В переплавку. А этого — тоже к лекарю. Они должны жить.
Он развернулся и зашагал с поля боя, махнув рукой, чтобы призвать своих командиров.
Глава II.
Приказ Рагнара исполнили четко и быстро. Двое воинов, подхватив под руки едва дышавшего Антея, поволокли его вслед за братом.
Десятки солдат в черных доспехах, как трудолюбивые муравьи, кишели по всему замку. Они собирали все мало-мальски ценное, хотя такого было мало. Все остальное они попросту выкидывали в окна, где точно такие же солдаты спешно подхватывали и складывали аккуратными кучами, оставляя в замке лишь голые каменные стены.
Не остались забытыми и воины Воронов, до последнего вздоха отбивавшиеся от уже давно прорвавших оборону нападающих. Остатки и без того невеликого воинства, сражавшиеся, впрочем, не хуже Волков, блокировались отрядами Рагнара, многократно превышающими численностью, и начиналась издевательская резня.
Заведомо обреченные, защитники крепости, стремясь погибнуть с оружием в руках, бросались в бой, но сразу несколько врагов обезоруживали его, и дальнейшее превращалось в простое избиение. Лежащих на земле, безоружных солдат, насмерть забивали, явно специально для этого случая заготовленными, дубинками.
Страшное, бесчестное в таком бою, это оружие должно было применяться в совсем других схватках. Тяжелые пруты с утолщенными, покрытыми длинными шипами, между которыми проскакивали искры, навершиями, убивали не сразу.
Будь на защитниках металлические доспехи, на них бы оставались глубокие вмятины.
Кожаные же доспехи не могли сдерживать таких ударов вообще. Шипы проникали сквозь ненадежную защиту, разрывая плоть, а тяжесть металла ломала кости. Людей убивали медленно, словно наслаждаясь каждым ударом, давая несчастным сотню раз раскаяться в том, на чью сторону они встали. Вначале ломали руки и ноги, чтобы жертва не могла сопротивляться. Затем тазовые кости и грудные клетки. Только тогда люди переставали кричать, но еще бились в агонии. Все прекращалось, когда наносился удар по голове. Впрочем, развлечения были не долгими и немногочисленными. Солдат подгоняли командиры, и вновь начинались короткие безнадежные схватки, когда сразу несколько человек бросались на одного. Все больше Воронов падало на землю, которая от крови превратилась в скользкую грязь. Падало, понимая, что сдаться им не позволят, а на честный поединок никто из врагов не пойдет.
Закончив то, зачем пришли, люди Рагнара с неменьшим энтузиазмом принялись стаскивать тела погибших Воронов на середину двора. С ними не церемонились. Трупы тех, кого битва застала в цитадели, попросту выкидывали в окна, как мусор, чтобы не таскать их по лестницам. Они падали с глухим стуком, как перезревшие плоды этой бессмысленной войны
Над крепостью, последним даром погибшим защитникам, встал черный столб дыма от погребального костра. Это было всё, чего удостоились сражавшиеся до конца герои. Еще долго в долине стоял запах горелого мяса и топлива, пока осенние дожди не смыли жирную копоть. Своих погибших и раненых люди Рагнара забрали.
За неимением повозок, всех раненых клали поперек седел воинов. Их верховые животные были массивные, привычные к тяжелым поклажам и изнурительным переходам.
Длинные мускулистые ноги оканчивались широкими когтистыми лапами, на которых они могли спокойно перемещаться и по скалам, и по болотам. Широкогрудые тела, увитые мощными мышцами, легко несли самого солдата в массивной экзоскелетной броне, его оружие и снаряжение. Не дрожали они и от дополнительного веса раненых и убитых.
Некоторые только повернули назад длинные шеи, чтобы узнать, что на них взвалили. Широкие носовые складки раздувались, издавая фыркающие звуки, когда звери улавливали запах гари и крови, но в крупных темных глазах не было страха, они привыкли к боям – они частенько меняли хозяев после очередной схватки.
Их называли молгами. Старики рассказывали, что когда-то, давным-давно, люди прилетели в этот мир, чтобы его заселить, на огромных металлических кораблях. С собой они привезли и своих привычных животных. Среди них были животные, которые назывались лошадьми. Они должны были возить на себе людей, грузы, делать разную работу. Однако, они не прижились в этом мире, как не прижились почти никакие из их животных. Но люди не унывали, они нашли замену – молгов.
Самое маленькое животное из молгов было почти в два раза крупнее лошади, вместо жестких копыт имело мягкие лапы и клыки. В отличие от питающихся травой лошадей, молги были всеядны, что, равно как и толстая темная шкура с длинным мехом, позволяло им переживать суровые зимы.
Это всё было лишь легендами, и Антей, как и все жители их мира, знал, что никто никуда не прилетал. Их мир создал Великий Молг, который носит свое создание, плоское как блюдце, на собственной спине. И когда он делает шаг – основание мира трясет, сыпятся скалы. А когда дышит – дует ветер и вода в морях движется.
Сам Антей никогда не видел моря, о нем тоже рассказывали дряхлые старики, и он не знал, верить ли в эти рассказы. Всё, что он видел до семи лет – собственная деревня, за пределы которой детей его возраста не выпускали – леса изобиловали хищниками. В пять лет мать отвела его в крепость замка Воронов. С тех пор, как за его спиной закрылись ее врата, он более не видел свою мать. Лишь еще через пять лет судьба свела его с новичком, оказавшимся сыном его матери, а значит – его братом. Восторгу обоих не было предела, и с того дня они стали неразлучными. Наставники не слишком одобряли их привязанности, но и не запрещали, тем более, что обучению это не мешало.
С тринадцати лет претендентов на звание рыцаря впервые вывели за ворота замка, в леса. Там они должны были демонстрировать всё, чему их обучили наставники. Охота, выживание, учебные бои с такими же отрядами претендентов. Все это было рассчитано, преимущественно, для защиты ближайших сёл от диких зверей и банд разбойников.
Никто не готовил их к произошедшему, к тому, что один рыцарский орден нападет на другой. Конечно, это было известно заранее, и война была объявлена, но мальчишки, воспитанные на сказках и обрядах, соответствовавших древним традициям, до последнего не верили в то, что война – она такая. В их понимании война была чем-то, похожим на рыцарский турнир, самый жестокий, когда дерутся до крови, увечат друг друга, даже убивают, но лишь по случайности. Целенаправленное истребление друг друга было для них дикостью, странной и страшной. Это лишь закрепило в сознании Антея то, что о братстве Волков говорили наставники.
Это были дикие, чудовищные порождения мрака.
Но хуже всего было то, что, ожидая поединков с чудовищами, от одного вида которых будет стыть кровь в жилах, они встретили совсем иного противника.
Под непроницаемо-черными доспехами, пусть и гораздо более мощными, позволявшими выдерживать огромные нагрузки, непроницаемыми ни для чего, скрывались такие же тела из плоти и крови.
Эти люди не были многоголовыми и многорукими чудовищами, дышащими огнем. Они кричали от боли, когда до их тел добиралось оружие рыцарей Ворона.
Когда Волки теряли шлемы, Антей видел чистые, благородные лица, с правильными чертами, словно у старинных статуй. Глаза их не горели красным адским пламенем, они точно так же были полны тревоги и скорби, как души защитников.
Нападавшие не пожирали тела павших. Да, они убивали быстро и беспощадно, но точно так же поступали и Вороны, и никто из них не вырывал сердца и не отрывал головы. Была и жестокость, куда же без нее. Люди по природе своей жестоки и нередко заигрываются с чужой жизнью, не ценя ее.
Для чего нужна была вся эта ложь? Почему два братства не могли сражаться с каким-то другим, настоящим противником? И кто мог быть их «настоящим противником»? На эти вопросы уже некому было ответить. Он чувствовал, что его втянули в какое-то отвратительное действо. Лживую игру, из которой никто не выйдет победителем, хотя сегодня и есть явный проигравший.
Сейчас, когда отряд нападавших покидал полуразрушенный замок, на котором теперь были вывешены волчьи знамена, едва ли не четверть их людей было ранено или убито, но, так или иначе, пострадало.
Когда опасность больше не грозила, воины сняли шлемы, вдыхая холодный сырой воздух, предпочитая его переработанному воздуху доспехов. Антей мог видеть, что он не ошибался. Будь они демонами – зачем им притворяться сейчас, когда враг уничтожен под корень, и в их руках осталось лишь два полуживых трофея?
Отряд состоял из мужчин, разного возраста, но среди них не было ни одного, кто мог сравниться возрастом, равно как и ростом, с Рагнаром.
На бронированные плечи вождя легла ритуальная накидка, сшитая из шкур волков таких размеров, о которых даже старики не рассказывали, а он сам никогда не слышал, да и не видел.
До самой земли висело пять черных мохнатых хвостов, а седую голову воина укрывала оставленная на средней шкуре часть, бывшая когда-то мордой волка. Остальные воины ничем не украшали себя, даже те, которые ехали рядом с ним и явно имели привилегии.