ФАДЕЛЬ АЛЬ-ДЖАНАБИ: Похоже, дело обстоит именно так, если исходить из их заявлений. То есть, они добились обогащения на уровне 20 процентов. Нам же удавалось достичь уровня 22 процентов, пусть и в очень ограниченном объеме.
САЛЯМ МУСАФИР: До сих пор время от времени возникает немало сомнений и вопросов относительно израильской бомбардировки реактора. Были ли уничтожены все части реактора, учитывая, что у израильтян имелись весьма точные данные о том, что в нем находилось?
ФАДЕЛЬ АЛЬ-ДЖАНАБИ: Полагаю, у израильтян было достаточно информации. А всё потому, что строительством реактора, проектированием, да и всеми технологическими картами занималась французская сторона. Могу с уверенностью сказать, что у израильтян были все данные, и они заявляли о своем намерении уничтожить этот реактор еще на территории Франции. На втором этапе у них также было достаточно информации. В пользу этого утверждения говорят факты: их целью были опорные конструкции реактора, ведь они тогда нанесли удар по его сердцу – генератору нейтронов, расположенному на глубине 7 метров под землей, а также по цехам, относящимся к реактору. Они бомбили и вспомогательные объекты, такие как установка по переработке ядерных отходов. Раз всё это подверглось удару, значит их целью было уничтожить полностью весь комплекс.
САЛЯМ МУСАФИР: Загрязнения не было?
ФАДЕЛЬ АЛЬ-ДЖАНАБИ: Естественно, загрязнение произошло. Однако топливо с высокой степенью обогащения избежало удара. Полагаю, причина в том, что координаты его местонахождения не попали в их руки. Израильтяне, как нам известно, не остановятся ни перед чем, чтобы нанести вред и ущерб Ираку и всему арабскому миру. Поэтому не думаю, что они прицельно выбрали для удара только реактор, оставив топливо. Я объясняю такой поворот событий тем, что им оказалось затруднительно получить информацию о местонахождении топлива. Если бы им это удалось, в Ираке случилась бы катастрофа.
САЛЯМ МУСАФИР: При бомбардировке погиб один французский специалист, который находился внутри реактора. Видимо, это единственный человек, ставший жертвой удара. А что он делал внутри реактора?
ФАДЕЛЬ АЛЬ-ДЖАНАБИ: Там был еще один человек – иракец. Он также погиб при израильской бомбежке. Но он находился вне реактора. По окончании официального рабочего дня французские специалисты обычно вместе уходили с объекта и направлялись в свой жилой поселок. Однако в тот день один из них остался внутри реактора. По правде говоря, мы до сих пор не знаем, зачем он там задержался. При бомбежке он получил ранение и истек кровью. Поскольку реактор был разрушен, никто не мог в него попасть. Тело этого специалиста было обнаружено среди развалин только утром следующего дня.
САЛЯМ МУСАФИР: Потом на территорию Ирака стали прибывать группы международных инспекторов для поиска фактов реализации программ так называемого оружия массового уничтожения, то есть ядерного, химического и биологического оружия, что входило в круг их полномочий. Были ли у этих инспекторов конкретные данные, которые бы свидетельствовали о том, что Ирак вновь приступил к работе над военной ядерной программой? Почему до момента вторжения в страну тогдашний генеральный директор Международного агентства по атомной энергии Мохаммед Эль-Барадеи и глава комиссии по инспектированию оружия массового уничтожения в Ираке Ханс Блике не выпустили отчета, где было бы недвусмысленно заявлено, что Ирак не обладает ядерным оружием и не осуществляет программ по его созданию?
ФАДЕЛЬ АЛЬ-ДЖАНАБИ: Большинство инспекторов, командированных в Ирак, были агентами британских или американских спецслужб, а также сотрудниками аналогичных ведомств других государств. Они проявляли профессионализм только в своей специфической сфере, следовали выданным им методикам и указаниям. Они не занимались поиском истины, и лишь выискивали повод. Между первым и вторым – большая разница, им был нужен лишь предлог, чтобы нанести ущерб Ираку. Хотелось бы привести вам один очень яркий пример. Когда международные инспекторы находились в одной из лабораторий, кому-то из иракских сотрудников понадобилось извлечь из холодильника лабораторный сосуд, что он и сделал в их присутствии. Они тутже подняли страшный шум. Им были предоставлены полномочия выходить на связь непосредственно с Советом Безопасности и с Госдепом США. Фактически же они сначала направляли свои отчеты в Госдеп, а уже потом в Совет Безопасности. Это общеизвестный исторический факт. То есть сначала они передавали информацию американским спецслужбам. Так вот, вся эта шумиха была поднята ими намеренно в попытке изобразить всё дело так, будто иракский исследователь хотел втихаря вынести извлеченный им из холодильника сосуд и припрятать его. Спектакль, который они устроили, говорит не столько об отсутствии у них профессионализма, сколько о том, что, прекрасно понимая суть ситуации, они хотели поднять на весь мир шум, отголоски которого дошли бы до Совета Безопасности и были бы использованы против Ирака.
САЛЯМ МУСАФИР: Какие беседы велись во время встреч между вами, с одной стороны, и Мохаммедом Эль-Барадеи и Хансом Бликсом, а также прочими инспекторами, – с другой?
ФАДЕЛЬ АЛЬ-ДЖАНАБИ: Они прибыли к нам за информацией. Ирак, на уровне как государства, так и отдельных сотрудников, денно и нощно делал всё, чтобы выполнять их требования. Вопреки их расчетам, основанным на том, что затребованный ими объем информации настолько велик, что это затруднит выполнение их требований в установленные временные рамки, быстрота нашей реакции по передаче им научных данных и отчетов их поражала. Перед ними было открыто всё, мы предоставляли им фактические материалы, обеспечивая прозрачность согласно их требованиям. Они могли бы войти даже к президенту, если бы захотели. Им не чинилось никаких препятствий – будь то в получении информации от любого государственного органа, будь то в части, касающейся устройств, оборудования, сотрудников, ученых или материалов, используемых в рамках ядерной программы. Вся нужная им информация была для них доступна. Отчеты доводились до них в письменном, документально оформленном виде.
САЛЯМ МУСАФИР: А что вы можете рассказать о непосредственном общении с М. Эль-Барадеи и X. Бликсом?
ФАДЕЛЬ АЛЬ-ДЖАНАБИ: X. Блике был министром иностранных дел Швеции в конце семидесятых годов. 0 1981 по 1997 год он занимал пост генерального директора Международного агентства по атомной энергии. На этом посту после него и до 2009 года находился египетский дипломат Мохаммед Эль-Барадеи. По тому, как оба вели себя, казалось, что они стремятся установить истину. Мы же в процессе сотрудничества с ними старались обеспечивать максимальную прозрачность. При этом порой возникали интересные ситуации; в некоторых я оказался непосредственным участником. Так, М. Эль-Барадеи однажды в непринужденной беседе задал мне вопрос об аяте из Корана, который звучит так: «Ступай к Фараону, ибо он преступил границы дозволенного» (Коран 20: 24. Пер. Э. Кулиева]. Этот аят Саддам Хусейн привел в своем послании Совету Безопасности ООН. И Эль-Барадеи сказал мне: «Как понимать такое высказывание? Мы просто хотим, чтобы вы сообщили нам о местах, где находится оружие массового поражения». Этот вопрос он адресовал мне в то время, когда сам, будучи генеральным директором Агентства по атомной энергии, уже получил сведения обо всех составляющих ядерной программы (надо отметить, что задача по проведению инспектирования была поставлена перед ним в 2002 или 2003 году). Он всегда говорил нам, что напишет только правду. При этом всем было хорошо известно, что М. Эль-Барадеи составлял свои отчеты для Совета Безопасности так, чтобы интерпретировать их можно было по-разному, тем самым сохраняя возможности для их вольной трактовки. А это позволяло другой стороне, то есть американцам, поступать с ними так, как это их устраивало. Что же до Ханса Бл икса, то как-то раз я сказал ему, что шведы – это народ на стороне мира. Он отвечал: «Шведы не только на стороне мира, но они также и народ, принесший себя в жертву во имя мира». Конечно, ни Эль-Барадеи, ни Блике были не в силах предотвратить войну. Однако, как мне представляется, слова каждого из них могли серьезно повлиять на обнародование истины, ведь оба были наделены мандатом Совета Безопасности. Вместе с тем, они оба, в силу полученных ими полномочий от Совбеза, пытались изобразить себя в отношениях с иракским государством «конечной инстанцией». Они поддерживали непосредственную связь с Совбезом, доводя до его сведения любую совершённую нами ошибку. И Блике, и Эль-Барадеи имели возможность повлиять на вопросы войны и мира, однако они не сообщали миру правды. Это говорит о том, что они действовали в интересах разжигателей войны. Мне причины их поведения неведомы – они известны только им.
САЛЯМ МУСАФИР: Уже после американского вторжения в Ирак стала появляться информация о ликвидации то одного, то другого иракского академика или ученого. Не исключу, что в их числе были и иракские ученые-атомщики. А есть ли у вас статистика по количеству таких случаев? Кто первым стал мишенью после оккупации страны?
ФАДЕЛЬ АЛЬ-ДЖАНАБИ: Безусловно, такая статистика имеется. Имена погибших ученых известны. Но нельзя забывать о том, что ученые-атомщики становились мишенью еще с восьмидесятых годов. Примером тому – убийство доктора Яхъи аль-Машада. Египтянин по национальности, он был специалистом в области ядерной энергетики. Вскоре после него в Париже был убит инженер Расул, который отвечал за строительство гражданских объектов для реакторов. В Швейцарии был убит доктор Сальман ат-Тамими, который в то время занимался методикой обогащения. Немало ученых погибло и после оккупации, первым из них стал доктор Халед Ибрагим Саид, член организации по ядерной энергии. Многие подвергались преследованиям, других попросту устраняли.
САЛЯМ МУСАФИР: В тот период задерживали и вас…
ФАДЕЛЬ АЛЬ-ДЖАНАБИ: Я фигурировал в «черном списке» – в списке тех, кто был арестован, и я находился под следствием. Затем всех арестованных освободили. Мне тоже удалось выйти на свободу. Меня допрашивали сутра до ночи. После освобождения из-под стражи мне разрешили вернуться домой. А в три часа ночи я уехал на машине в Дамаск, не поставив следователей в известность. Они связались со мной, когда я уже был в Дамаске, пытались вернуть меня в Ирак для продолжения следственных действий. Они даже обещали освободить меня по завершении следствия, однако я отказался возвращаться.