Нааль отодвинул стекло и шагнул на протоптанную от окна тропинку.
Ректор школы Алексей Оскар еще не спал. Он читал, сидя у большого темного абажура. Свежий, пахнущий дождем воздух вошел в открывшуюся дверь и шевельнул книжные листы.
В двери стоял мальчик.
— Нааль?!
— Да…
Слегка сбиваясь и торопясь закончить разговор, Нааль впервые рассказал про все.
Оскар встал и отвернулся к окну. Он, вопреки общему мнению, не считал себя опытным педагогом. Просто была у него способность вовремя находить правильное решение. Но он растерялся сейчас. Что он мог сказать? Попробовать что-то объяснить, отговорить мальчика?
Но возможно ли отговорить? И будет ли он тогда прав?..
Ректор молчал, а время шло, и молчать дальше было нельзя.
— Слушай, Нааль, — начал ректор, не зная еще, что скажет дальше. — Сейчас… ночь…
— Оскар, отпусти меня на Берег Лета, — тихо сказал мальчик.
Это не было даже просьбой.
В голосе его послышалась тоска, похожая на ту непобедимую тоску по Земле, которая заставляет космонавтов совершать отчаянные поступки.
Есть вещи, перед которыми обычные понятия и правила бессильны. Что мог сказать Оскар? Только то, что уже ночь и надо бы выехать утром.
Но какое это имело значение?
— Я отвезу тебя на станцию, — сказал Оскар.
— Не надо. Лучше я пойду. Один…
Мальчик ушел.
Оскар, подойдя к видеофону, вызвал Берег Лета и, набрав позывной лоцманской станции, отчаянно надавил клавишу срочного вызова.
Станция не отвечала. Лишь автомат произнес обычную фразу «Все благополучно».
Лучше бы он не ходил этой дорогой.
Думая сократить путь, Нааль решил пойти к станции через холмы. За четверть часа он добрался до перевала. Над круглыми вершинами висела белая Луна в светлом эллипсе Энергетического Кольца. Справа медленно гасли и загорались Ратальские маяки.
Слева, отчасти скрытые грядой невысоких холмов, сияли огни Консаты. Они раскинулись широкой дугой, а за ними стояла, слабо мерцая в лунном свете, туманная стена моря.
И вся долина была пересечена черной громадой Ратальского моста — старинной эстакады.
До сих пор Нааль не боялся встречи и ни в чем не сомневался.
Слишком неожиданным и чудесным было сообщение о «Магеллане», и радость не оставила места для тревоги.
И тревоги не было до той минуты, пока Нааль не увидел эстакаду. Он не мог бы объяснить, почему появилось сомнение.
Наверно, двухсотметровые арки, вставшие на пути, как исполинские ворота, были слишком мрачными и громадными. Они напоминали о непостижимой величине всего, что связано с Космосом о расстояниях, пройденных «Магелланом», о трех столетиях…
«Внуки братьев станут вашими братьями!» Но мало ли кто какие слова говорил триста лет назад….
Черные опоры моста стояли как двойной строй атлантов и молча спрашивали мальчишку: куда он идет? Зачем?! Что за нелепые мысли у него в голове?
Мальчик оглянулся, словно искал поддержку.
Но огни Долины Юга скрылись уже за холмом.
Тогда он замер на миг и вдруг, рванувшись, побежал к эстакаде. Он мчался напрямик по высокой, еще сырой траве. Какое-то колючее растение оцарапало ему ногу. Нааль остановился, яростно вырвал его с корнем и побежал опять.
Скорей, скорей, чтоб не догнала непонятная звенящая тревога!
Сейчас он пересечет широкую полосу тени и минует черные ворота Ратальского моста…
Вагон кольцевого экспресса, идущего через Берег Лета на северную оконечность материка, был пуст. Нааль забрался с ногами в кресло и смотрел, как со скоростью пятисот километров в час пролетает за окнами темнота.
Нааль устал. В другое время он, конечно, заснул бы, но сейчас снова зазвенела, как надоедливая струна, тревога: «А если он ничего не скажет в ответ? Или подумает, что это просто шутка! И до мальчишки ли будет герою Космоса, вернувшемуся на Землю через триста лет?» Мальчик представил вдруг громадное поле космопорта, заполненное тысячами встречающих.
Тысячи приветствий, тысячи протянутых для рукопожатия ладоней. А что будет делать там он? Что скажет?
И вдруг появилась мысль, что не надо ночевать в городе, ждать утра и приземления корабля. Надо обо всем сказать Александру сейчас. «Лоцман-5» держит связь с фрегатом. Станция в сорока километрах от Берега Лета. Ехать нужно еще пять минут…
Дождавшись очередного поворота, Нааль вышел на движущийся круговой перрон. Прыгая по замедляющим свой бег кругам, Нааль добрался до неподвижного центра и через туннель вышел за перрон.
Перед ним лежало черное поле. Сзади горели неяркие огни перрона, далеко впереди светился синий шпиль лоцманской станции.
Ветер тихо шумел в невидимой траве. Этот шум почему-то успокоил мальчика. Раздвигая ногами высокую траву, Нааль побрел прямо на синий шпиль.
Здесь, видимо, тоже недавно прошел дождь.
Мокрые листья липли к коленям. Ветер был теплым и влажным.
Скоро Нааль вышел на дорогу и зашагал быстрее. Ветер тоже быстрей полетел навстречу, стараясь сорвать с плеч мальчишки легкую куртку.
Станция! «Лоцман-5» уже давно отказывалась давать подробную информацию. На все запросы коротко отвечал автомат: «Все в порядке». Многие пытались настроиться на волну связи с кораблем, но не удавалось: никто не знал старинной системы передач.
Первое сообщение с приближающегося фотонного фрегата приняла промежуточная станция Юпитера. Но теперь у Земли была уже прямая связь с кораблем. Лоцманы не покидали станцию ни на минуту. Трое дежурили у векторного маяка, четвертый спал здесь же, в кресле.
Экипаж корабля уже передал управление Земле. Лоцманы должны были посадить фрегат на Береговой космодром.
Лишь несколько часов назад Сергей Костер установил с фрегатом двустороннюю звуковую связь.
Но экипаж пока не передавал никаких сведений, кроме данных о системе автоматов, необходимых для приземления.
Лоцманы вывели корабль на круговую орбиту, и он повис над Землей, превратившись в спутник с суточным обращением. Сергей кончал передачу координат, когда Мигель Нувьос сказал:
— Кто-то второй час сигналит, просит ответ.
— Бессонница у кого-то, — не оборачиваясь, предположил Сергей. Он внимательно следил за вектором, пересекающим на светящейся карте черную точку космодрома.
— Срочный вызов, шесть отчаянных сигналов. Это не простое любопытство.
— Если что-то важное, почему не прямая связь?
— Не знаю…
Через несколько минут Сергей сам услышал гудок срочного вызова. Ни он, ни два других лоцмана, дежурившие у параллельных передатчиков, не могли подойти к видеофону.
— Миша, ответь, в конце концов, — попросил Сергей. Но Мигель уже спал полулежа в кресле.
Сигнал не повторялся.
Прошло еще полчаса. Автоматы корабля получили последние задания. Сергей облегченно закрыл глаза. Но все равно плясала в глазах красная россыпь цифр, и от усталости ломило веки.
В эту минуту кто-то тронул его за рукав. Лоцман отнял от глаз ладони. Он увидел мальчика лет двенадцати, светловолосого и загорелого, в незастегнутой полосатой куртке, с золотым значком на светло-зеленой рубашке, со свежими царапинами на ногах.
Мальчик смотрел снизу вверх в лицо Сергея.
И, желая, видимо, все объяснить в одну минуту, он сказал несколько слов, смысл которых лоцман понял не сразу.
— О чем ты говоришь? Как ты попал сюда? — спросил Сергей.
Подойдя к центральному зданию, Нааль сразу отыскал какую-то дверь и оказался в длинном узком коридоре.
Гулко отдавались шаги. Пол, гладкий и блестящий, как стекло, отражал большие плафоны. Нааль шел по коридору, и снова начинали стонать тревожные струнки, сливаясь в один ноющий звук. Снова нарастала тревога, и от волнения к горлу подступил комок. Нааль почувствовал, что сердце колотится беспорядочно, как прыгающий по ступеням мяч. Что-то очень скоро должно было случиться.
Коридор кончился крутым поворотом. Нааль поднялся по широкой лестнице, замер на секунду с поднятой рукой и, решившись, толкнул матовые, просвечивающие двери.
Он увидел круглый зал с низкими стенами и прозрачным куполом, расчерченным непонятными белыми линиями. Сквозь паутину этих линий смотрели звезды. Пол, выложенный белыми и черными ромбами, слегка поднимался к центру, где была небольшая площадка.
Там, у черного конусообразного аппарата, стояли три человека.
Недалеко от площадки, в одном из кресел, в беспорядке разбросанных по залу, спал четвертый. Люди у аппарата о чем-то говорили.
Гулкими, неестественными были их голоса. Нааль разобрали каждое слово, но не понял, о чем они говорят. Видимо, от усталости слегка кружилась голова. Все стало каким-то ненастоящим. И, перестав волноваться, он прошел по бело-черным ромбам к центру, поднялся на площадку и взял за руку одного из лоцманов. Человек обернулся, и по удивленному взгляду Нааль понял, что тот не слышал шагов.
Тогда, чтобы сразу объяснить все, мальчик сказал:
— Я пришел встречать брата…
Все было, как во сне. Нааль рассказывал и слышал, словно со стороны, как голос его звенит и теряется в громадном помещении. Он не помнил, долго ли говорил. Наверное, очень недолго. Мерцали лампочки на пультах у крутых стен, и синие змейки на экране стремительно меняли свой рисунок.
— Скажи, лоцман, он не откажется, — ответив спросил Нааль, стряхнув на миг оцепенение. Наступила короткая тишина. Потом кто-то произнес фразу, которая из-за своей простоты и обыкновенности никак не вязалась с тем, что происходило:
— Вот ведь какое дело…
Кто-то будил спящего:
— Миша! Мигель! Встань, слушай.
Быстро плясали на экранах молнии, и старший лоцман, которого звали Сергеем, вдруг сказал:
— Ты спишь, мальчик.
Он поднял на руки и положил его в широкое пушистое кресло.
Но Нааль не спал. Он смотрел на пляшущие огоньки и слышал гудящие под куполом слова: