Постепенно герой постигает, что сила и достоинство человека не в том, чтобы подняться над другими, а в том, чтобы приблизиться к ним душой. Для этого приближения ничего не значат командирские нашивки на пионерской курточке или мощь мускулов. Но незаменимы такие свойства души, как чуткость к душевным состояниям другого человека, доброта, милосердие, честность перед собой и окружающими.
Пионерский сбор, на котором разбирается поведение Трубачева, — это не общественный суд над провинившимся. Это просто откровенный разговор, когда всем открывается возможность убедиться, что они мало знают друг друга. Ребята распахивают сердца навстречу друг другу по примеру своего молодого учителя Сергея Николаевича, который, как считает Нюра Синицына, не ищет никакого особенного «подхода» к детям, а обращается с ними «как со взрослыми». Именно в этом и состоит воспитательный метод учителя — в осуществлении морального равенства с воспитанниками, в каждом из которых он уважает личность, а следовательно, и требует с каждого как с личности, сознательно отвечающей за свои поступки.
Часто вопрос с ответственностью вполне ясен. Отстает Мазин по географии, и учитель просит Трубачева подтянуть товарища. Тут достаточно ответить по-военному: «Есть!» — и приступить к занятиям. Неизмеримо труднее Одинцову решить, должен ли он написать о недостойном поведении Трубачева в классную стенгазету. Он плохо спит ночь, обдумывая вставшую перед ним проблему: «Какой же я пионер, если не напишу?.. А какой же я товарищ, если напишу?»
Оказывается, и другие с волнением ждут, какой выбор сделает их одноклассник. Ребята перестали бы уважать Одинцова, если б он отмолчался. Но они не одобряют и ту прямолинейность, с какой Коля исполнил свой долг редактора, показав Трубачеву статью, когда та уже была готова для газеты. Сева Малютин считает, что Одинцов поступил хотя и честно, но не совсем по-товарищески. Надо было заранее предупредить Трубачева, что такая статья будет.
Сергей Николаевич дает мудрый совет Одинцову: «… если справедливость требует, то … ничего не поделаешь… надо себя преодолеть!» Вот оно — ключевое слово: справедливость! Она всегда должна торжествовать. Но она восторжествует лишь в той мере, в какой будет справедливостью для каждого.
Следующие две части повести В. Осеевой о Ваське Трубачеве и его товарищах показали: юные герои книги оказались готовы к выпавшему на их долю испытанию и успешно выдержали его именно потому, что еще до войны научились понимать коллективность как общую справедливость, научились дружить, по-настоящему. Это понимание и умение необходимы человеку во все времена. Оттого книга В. Осеевой и сегодня не потеряла своей жизненной остроты. Оттого и читается с увлечением новыми пионерскими поколениями.
Среди книг, написанных за долгую творческую жизнь Любовью Федоровной Воронковой, есть книжки для самых маленьких: «Маша-растеряша», «Неделька», «Синее облачко», повести и рассказы для октябрят и младших пионеров: «Солнечный денек», «Подружки идут в школу», «Федя и Данилка», «Гуси-лебеди», «Село Городище», произведения для подростков: «Алтайская повесть», «Старшая сестра», «Личное счастье». Перу писательницы принадлежат книги документальные. И автобиографическая повесть «Детство на окраине». И повести исторические: «След огненной жизни», «Мессенские войны»… Многие из них имели заслуженный успех, не раз переиздавались и переводились на другие языки.
Но, пожалуй, самой популярной и долговечной оказалась написанная в годы Великой Отечественной войны маленькая повесть «Девочка из города». В немногих страницах этой художественно цельной, на одном дыхании написанной книжки выразилась не только кровная связь писательницы с борющимся народом. В ней словно спрессовался весь ее прежний опыт — житейский, включавший годы крестьянской работы в деревне Коськово под Москвой, городскую жизнь няни и домработницы, учебу в Строгановском художественнопромышленном училище, и литературный: занятия в рабочем кружке у поэта Джека Алтаузена, сотрудничество в журнале «Пионер», в колхозной многотиражке, на радио.
Повесть «Девочка из города» соединила в себе все достоинства прозы Л. Воронковой: безыскусственную простоту и правдивость в выражении сложного содержания, истинность характеров детей и взрослых, нарисованных штрихами скупыми, точными, запоминающимися, благородную сдержанность в описании даже самых тяжелых, подчас трагических обстоятельств, глубоко осердеченное отношение к природе и человеку, жизнеутверждающий взгляд на мир. В повести с большой силой отразились никогда не устаревающие чувства любви к живому, материнской и дочерней привязанности, «вечные» проблемы смысла жизни, совести, человеческого счастья.
Война несла неисчислимые беды детству, обрывала и корежила его нормальное течение. Но самой неизгладимой и страшной из этих бед было сиротство. Только в Ленинграде в годы фашистской блокады осиротели десятки тысяч детей.
У семи летней Вали, героини повести «Девочка из города», отец, работавший до войны инженером на заводе, убит на фронте, мама и старший брат погибли от бомбежки у нее на глазах. Подхваченная потоком беженцев, девочка пешком идет от деревни к деревне — подальше от мест, где рвутся бомбы и рыскает смерть. Мы встречаемся с Валей, когда беженцы ночуют в деревне Нечаево у колхозницы Дарьи Шалихиной.
Муж Дарьи на передовой, на ее попечении трое детей и старый дед, но материнское сердце этой простой русской женщины не остается глухим к чужой боли. Выслушав историю Валентинки, она в долгом раздумье стоит возле спящей девочки. «Взяла с пола ее ботики, поглядела — худые, промокшие. Завтра эта девчушка наденет их и опять пойдет куда-то… А куда?»
Легко представить невысказанные думы матери. Конечно же, государство не оставит малышку. Дойдут беженцы до ближайшего города, и можно будет сдать девочку в детский дом. Но почему кто-то другой, а не она, Дарья, должен пожалеть сироту, отдать ей тепло своего сердца, частицу материнской любви? И если завтра маленькая городская беженка уйдет в прохудившихся ботиках, в тонком пальтишке и синем летнем капоре в неведомый путь по холодной зимней дороге, не станет ли память о коротком ее ночлеге в Дарьиной избе вечным укором для этой сердобольной и совестливой женщины?
Очень точно описывает Л. Воронкова душевное смятение Дарьи. Сердцем она сразу приняла единственно верное для себя решение — удочерить сироту. Но разум еще в сомнении: а не обделит ли она тем самым своих детей, да и как посмотрит на это муж, когда вернется с победой? Но ни эти колебания, ни доводы соседок, вроде тетки Марьи, не влияют на поведение Дарьи, для которой голос собственного сердца не только самый правдивый, но и наиболее разумный.
По Дарьиному понятию, признак человеческого ума как раз в том, чтобы внимательно прислушаться к доводам сердца и дать им разумное объяснение. Когда Валина ровесница Таиска из малолетней несмышлености и неуемного детского любопытства спрашивает Валентинку о ее маме и девочка заходится плачем от страшных воспоминаний, Дарья, узнав, в чем дело, отчитывает дочку: «Бессовестная!..Жалости у тебя нету! Сердца у тебя нету! Или у тебя вместо головы пустой котелок на плечах?!»
Валя не просто лишилась любимой семьи, где была счастлива. Она, девочка из города, попала в деревню, где весь уклад жизни для нее нов и непривычен. Купание в русской печи, подпол с картошкой, теленок в хлеве, взятая в избу овца с новорожденными ягнятами и многое другое — все это для маленькой горожанки, видевшей деревню только на картинках в книжках, поистине неведомый» притом огромный мир, каждодневно ею открываемый и постепенно осваиваемый.
Даже едят здесь не так, как привыкла Валя дома. Не из отдельных тарелок, а из общей миски. И надо «не зевать» и не сидеть молча, если вдруг под рукой не оказалось ложки. «Видишь — ложки нет, — учит девочку Дарья, — кричи: «Дайте мне ложку!» Разве можно себя в обиду давать?»
Однако лишь нелюбознательной Груше, для которой школьная учеба — тяжкий труд, кажется, будто между ее в Валиным опытом лежит пропасть, и неприспособленность приемной сестры к сельским условиям есть неприспособленность к жизни вообще. «Эх, вы!.. — укоряет Груша покойных Валентинкиных родителей. — Даже теленка не могли завести! Наверно, ленивые были!»
На самом деле внутренняя суть человеческого существования в городе и в деревне едина, так как подчинена общим нравственным законам. Как ни важно для сельского жителя уметь напоить теленка, стократ важнее просто любить и жалеть живое. В этом смысле городская Валя порой оказывается более «деревенской», чем Груша, которая равнодушна к тому, что теленок, пролив пойло, остался некормленым, в то время как Валя не может найти себе места, слыша его голодное мычание.
Любовь и жалость к живому показаны в повести Л. Воронковой как определяющие человеческие качества. Не забудем, что речь идет о книге, написанной в разгар решающих схваток с фашизмом. О любви и жалости к живому в повести говорится как о коренном свойстве души, равно обнимающей родственным вниманием и сердечной заботой и человека, и животных, и растения, и даже предметы неодушевленные.
Быстро овладевая навыками деревенского труда, Валентинка душевно привязывается к теленку и ягнятам, заботится о них. С трепетом следит за тем, как прорастают высаженные дедом в тарелки семена разных колхозных культур. В отличие от деревенских ребят, ей жалко ломать распустившуюся в овраге ранней весной вербу. Все в природе удивляет, волнует, радует девочку: «и лимонная бабочка, прилетевшая на медуницу, и красные шишечки, чуть наклюнувшиеся на концах еловых лап, и лесной ручеек в овражке, и птицы, перелетающие с вершины на вершину…» И оказывается, что «девочка из города» подлинно родственная душа потомственным крестьянам — Дарье Шалихиной и ее отцу.
Душевная отзывчивость Валентинки — это не просто доброе сердце, а и живое, деятельное воображение, способность облекать мечту в плоть окружающей действительности. Девочка рассматривает вырезанные из старых журналов картинки — единственное, что уцелело у нее от довоенной жизни, — и перед нею возникает целый мир, населенный десятками людей, исполненный страстей и диковинных событий. Стоило ей увидеть Таискины куклы, беспорядочно сваленные в ящике, и «тотчас куклы ожили и заговорили с ней».