Ваш выход, или Шутов хоронят за оградой — страница 7 из 15

– Нет…

– Но водить вы умеете?

Чувствую себя Алисой в Стране великанов. Или Джеком-Потрошителем в Зазеркалье. Очень плохо я себя чувствую.

– Нет. Жена умеет. Ее отец научил… Только на права никак не соберется сдать.

– Запишите мне данные ее паспорта. Через недельку вам позвонят, скажут, куда идти сдавать. Раньше не могу, извините…

Когда я провожал Вольдемара Павловича, на лестничной клетке обнаружился мой сын. Денис стоял на последней ступеньке, обалдело глядя на громил, сомкнувших плечи.

– Папа! Они меня не пускают! Домой! Не пускают!

И тоном ниже:

– Говорят, ты очень занят…

Тот громила, что заносил «дипломат», поймал беглый взгляд старичка. Сгорбился. Повернулся к пышущему гневом Денису.

– Хочешь дать мне в рожу? – спросил громила. – Давай.

– Вы простите их, Валерий Яковлевич, – сказал старичок, непонятно кого имея в виду. – Ладно?

Я был очень рад, когда Денис отказался.

А я – согласился.

10

Поначалу, когда принес сюда первый заказ на афиши, даже и не думал, что знакомство с директором «Блиц-Пресс КПК» может оказаться полезным. Казалось бы, что нам Гекуба, и что мы Гекубе? Ан нет! Пять процентов посреднику от суммы добытого заказа – не кот начихал. Плюс бесплатные визитки. Вот сейчас жена сосватала брошюру некоего Ф. М. Варенца «Тысяча километров по Пслу, или Туда и обратно». В их издательстве эту муть завернули, хотя автор грозился «за свой счет». Видимо, брезгливость победила. Что ж, тем лучше. Комиссионные за «километры по Пслу» выйдут явно побольше Наташкиного гонорара за редактуру. И пусть печатается «в авторской редакции», согласно желанию малопочтенного господина Варенца.

Из офиса «Блиц-Пресса» я вышел в благостном расположении духа: считай, на ровном месте полторы сотни срубил. Оное расположение еще не успело измениться, когда рядом мягко притормозила черная «Волга». Опустилось тонированное стекло:

– Добрый день, Валерий Яковлевич.

Подполковник Качка в собственном соку. Чуяло сердце: неладно дело с баронской «Хондой». Вроде все бумаги в порядке. И сама машина – не новье, но в очень приличном состоянии. Жена вокруг стоянки объехала, на место поставила – а глаза прямо светятся. Мигом помчалась документы на права подавать, по наводке Вольдемара-благодетеля. У Дениски вообще челюсть отпала, когда узнал. «Ну, батя! Ну!.. Cool!!! А я-то думал…» И немедленно тоже на права сдавать намылился. Труднее всего было правдоподобно объяснить, за какие-такие дела мне эта «Хонда» досталась. Пришлось рассказать почти правду. Мол, обжулить хотели, да не вышло. Теперь боятся, что в суд на них подам – решили откупиться. Кажется, Наталья до конца не поверила – ну на сколько меня обжулить можно?! – но допытываться не стала.

А подарок-то, выходит, «троянским конем» оказался. Краденая, небось, тачка…

– Здравствуйте, Матвей Андреевич. По мою душу?

Улыбка вышла кривой. Все недавнее благодушие разом кануло в тартарары.

– Можно и так сказать, – получаю в ответ отеческий прищур. – У вас часок-другой найдется? Засядем где-нибудь, пивка возьмем?..

Интересное предложение. По кружечке и без протокола? Или хитрит Качка? Разомлеет подозреваемый, расслабится… Да к черту! Что я, жулик?! Подозревал бы – в кабинет вызвал. Повесткой. Кстати, он ведь следователь по особо важным. Старший. Тоже мне, «особо важное дело» – машина краденая! Если она вообще краденая.

– Найдется. С удовольствием.

– Тогда садитесь. Знаю я один чудный подвальчик… И от вас недалеко.

Устраиваюсь на заднем сиденье. В салоне – запах кожи и хорошего табака. Едем в центр. Молчим. Качка время от времени косится на меня, но разговор начинать не спешит. Может, при водителе не хочет?

«Чудный подвальчик» обнаружился на Маяковского, возле Сумского рынка. Машину Матвей Андреевич отпустил, и мы чинно спустились в полутемный бар. Людей внутри не оказалось вовсе, из колонок ностальгировал усталый блюзмэн, судя по голосу – негр. Интим, прохлада, аккуратные столики. Действительно, уютно.

К нам сразу подскочила нимфетка-официантка с бэджем «Светлана» на форменной жилетке. Вручила меню. Надо же, и цены вполне божеские. Странно, что я этого места раньше не знал.

– Вы какое будете? Светлое? Темное?

– «Золотую Эру».

– А я – «Славутич». Светочка! Еще чипсы с беконом и пару бутербродов с балычком!

Заказ принесли на удивление быстро.

– Знаете, Валерий Яковлевич, я и сам в недоумении: зачем вас сюда пригласил? Ну, пиво – это святое, – Качка кривит губы в плохой, болезненной усмешке. – Наверное, просто поделиться не с кем. Коллеги не поймут. Разве что вы. Странная история выходит с нашим Скоморохом. Признание есть, вещдоки в наличии, свидетельские показания – тоже. Преступник был смертельно ранен при задержании и умер в больнице. Суда, соответственно, не будет, дело можно закрывать. Да оно, считайте, уже закрыто. И все-таки…

Выходит, он не насчет цыганской «Хонды». Ф-фух, полегчало!

– Этот красавец Кожемяка у нас и раньше проходил. Лет десять назад. Свидетелем. То-то, думаю, откуда мне его физия знакома? Было одно дело: полный «глухарь». Я еще с капитанскими звездочками хаживал… Вроде к разному привык, задубел сердцем, но до сих пор как вспомню – мороз по коже. Три случая. В общей сложности – девять трупов за неделю. И ни единой зацепки! Расчлененка без мотивов. Некоторые части тел вообще не нашли. На останках – следы когтей, зубов… Нет у нас таких зверюг! Нет и не было! Тем более, в городе. Так вот, Кожемяка в двух случаях из трех свидетелем проходил. Ничего толком не видел, правда. Хотя теперь думаю: врал. Видел он. Может, тогда и подвинулся, на почве стресса. Потом, через год, его, кстати, за ерунду сцапали – мелкое мошенничество. Штрафом отделался…

Качка помолчал. В два глотка допил пиво. Кликнул официантку, заказал еще. Я жевал бутерброд с балыком, но после рассказа подполковника не чувствовал вкуса. Похоже, это только прелюдия. Цветочки.

– Как думаете, это он сам и был? Скоморох? Тогда?! – с надеждой качнулся вперед Матвей Андреевич. Словно рассчитывал, что я ему отвечу. И фотографии предоставлю: Кожемяка грызет руку потерпевшего. – Хотя… Он потом еще дважды свидетелем проходил. Черт, и как никто ничего не заподозрил?! К нему смерть прямо липнет. Лет семь… или восемь?.. а, не важно! Артист один под трамвай ночью попал. Ну где он в три часа ночи трамвай нашел?! А позже свидетель сыскался.

– Кожемяка?

– Он самый.

– А артист откуда? Наш, местный?!

– Местный. Театр-студия «У виадука».

Я знал, о ком говорит подполковник. С Лешей Сайкиным, нелепо погибшим под колесами, мы были знакомы. И в газетах писали. Правду говорят, что наш город – большая деревня. Все друг друга знают. А случай был действительно странный. Уж не Скоморох ли Лешку под колеса толкнул?!

И, будто в ответ, сквозь сигаретный дым:

– …еще было. Двое наркоманов прохожего зарезали. Опять – единственный свидетель. Но там у него чистое алиби. Нарков через день взяли, они признались… Ну вот скажите: разве может такое с нормальным человеком все время приключаться? Как убийство – он тут как тут. Свидетель. Нутром чует, на запах идет. Приходит и смотрит. Нет, уверен: он давно на этом свихнулся. Простите, я говорил уже…

Во рту пересохло. Следуя примеру Качки, спрашиваю себе еще пива.

– …выяснили: два лишних покойника за ним. Из неопознанных. Сам в признании написал. И исповедаться успел, попа в больницу затребовал. С-скотина! В аду ему гореть, в пекле! Хоть наизнанку кайся… Двенадцать жертв за четыре года. Всякий раз наособицу. Вот, когда брали его – стихи «живца» читать заставлял. Из «Отелло». Спасибо, кстати, за подсказку. А с другими…

Качка беззвучно жует губами, собираясь с мыслями.

– Подростка из лицея возле церкви прикончил. В Молодежном парке. Там райотдел в трех шагах: не побоялся. Ни Бога, значит, ни нас. Утром убитого нашли. Батюшка на службу приехал, а тут – труп. Сидит под кленом, задушенный. На голове – колпак с бубенчиками, в руке – погремушка, а рядом зачем-то три дворняги бродячих привязаны. Воют…

– Мишель Гельдерод, «Эскориал».

– Что?

Он даже вздрогнул от неожиданности. Молчал, понимаешь, Валерий свет Яковлевич, молчал – и выдал.

– Мишель Гельдерод, бельгийский драматург. Пьеса «Эскориал». Там король сажает шута на свой трон, заставляет признаться в любви к покойной королеве, а потом приказывает палачу его удавить. И это все под церковные колокола и вой собак. Жутковатая сцена. Даже в театре. А в жизни…

Меня передернуло. Едва пиво не расплескал.

Ясно вспомнилось: гастроли Рижского академического, и Будрас, уже старый, больной, в роли короля-садиста, сорванным голосом шепчет в замерший зал: «Разве святые таинства предназначены для шутов? Пойдем, выполним святой долг!» В глазах Будраса слезы, настоящие, без дураков, а за спиной его Человек – в-красном навалился на шута Фолиаля и душит, душит, молча, беззвучно, бесстрастно…

– Верно, сходится! – в глазах подполковника зажегся огонек азарта. – А ну-ка, ну-ка, давайте: я вам рассказываю, а вы угадываете!

– Ну, знаете! Я не энциклопедия. Мало ли что маньяку в башку треснет?..

– Но дважды угадали?! «Отелло» и этот… «Эскориал». Два из двух – отличный результат, не находите? Итак: убита молодая женщина. Сексуального насилия не было. Скоморох ударил ее по голове, оглушил, связал и с камнем на шее бросил в воду. Что делал раньше – неизвестно. Никаких необычных предметов на месте преступления не обнаружено.

– А лодки там не было?

– Лодки?.. Нет. Он столкнул жертву с берега, это точно.

Развожу руками:

– Тогда не знаю. Была бы лодка – мог бы предположить «Му-му». Или «Из-за острова на стрежень…».

«Му-му» Матвей Андреевич проглотил. Запил пивом. А мне стало стыдно: человек всерьез спрашивает, а я со своими хохмами… Да еще на такую тему. «Есть вещи настолько серьезные, что по их поводу можно только шутить». Станислав Ежи Лец. Вот она, моя гнилая сущность интеллигента: к любому случаю найти подходящую цитату и спрятаться за ней. Типа «А отвечать кто будет?» – «Пушкин!»