о в этой жизни. Нет необходимости тревожить ее ментальную сущность, ведь в каждом человеке она очень сложна и полностью непостижима.
Час с небольшим полета по дуге над Польшей и Балтикой, прошел в нашей каюте в обсуждении изменившихся планов. Когда я почувствовал, что вимана теряет скорость и высоту, дверь открылась, на пороге появился молодой лейтенант и огласил:
— Пятнадцать минут до высадки, ваше сиятельство! Если требуется время на подготовку, скажите сразу, мы скорректируем курс.
— Нет, все в порядке. Мы готовы, — отозвался я и отодвинул штору иллюминатора. За толстым бронестеклом была ночь: ни звезд, ни Луны, ни единого огонька внизу.
— Может я возьму хотя бы «Гарант»? — спросила Элизабет. — Знаешь, как неуютно без оружия?
— Дорогая, какой смысл? Тебе его придется где-то оставить при посадке в рейсовую виману, — ответил я, наблюдая за Наташей — она торопливо перебирала вещи в дорожной сумке. Вернулся взглядом к Стрельцовой и добавил: — Пока мы великолепны и без оружия. В Лондоне купим, все что пожелаешь.
Возникла мысль, что можно было бы пойти навстречу капризу Стрельцовой, ведь у нас минимум один превосходный менталист. При проверке вещей Наташа могла бы оказать необходимое влияние на проверяющих, но это связано с риском. Пока нет необходимости рисковать. Эта необходимость появится позже и ее будет много.
— Идем? — глянув на часы я сделал шаг к двери и бросил взгляд на Бабского: — Не волнуетесь, Алексей Давыдович?
— Я⁈ Что вы, что вы, ваша милость! — он заулыбался во все белые зубки.
И понимаю, что «ваша милость» из его уст, было шуткой, продолжавшей тему, будто теперь я вовсе не граф, а виконт Джеймс Макграт, и обращаться теперь ком не следует именно как «ваша милость». Я люблю шутки и меня, как Астерия, невозможно всерьез обидеть, а вот прежний Елецкий во мне задергался, завозмущался.
— Отлично, Сэм, тогда бери мою сумку, — продолжил я наше дурачество, ставя на место шутника, который теперь был как бы Сэмюель Синклер. — И не забудь сумку миссис Макграт, — я требовательно указал на саквояж Элизабет.
Так мы и вышли из каюты: Бабский обвешанный дорожными сумками, баронесса Бондарева, которая упрямо делала все сама, и я налегке, под руку с Элизабет.
Когда добрались до выходного тамбура, Лосев был уже там. Теперь еще яснее чувствовалось, что корвет идет на снижение, при этом часто меняет курс подстраиваясь под складки местности. Стальную громаду слегка потряхивало пение вихревых генераторов стало на тон ниже. В тамбуре замигали тусклые оранжевые лампы.
— Заставляете волноваться, ваше сиятельство, — сказал капитан-лейтенант Лосев после некоторого молчания и пояснил: — я привык доставлять людей в обозначенную точку начала операции. А тут, видите ли, какой-то Стокгольм, — он развел руками.
— Не какой-то, а столица Швеции, — ответил я.
— Слегка вражеского государства, — влез в разговор Бабский.
— Слегка вражеского, за то с удобным воздушным портом и частыми рейсами в Лондон, — продолжил я. — Так что вы, Тихон Семенович, за нас ни капли не волнуйтесь. Главное, уйдите назад со всей возможной скрытностью. Надеюсь, нас еще не засекли?
— Нет. Здесь все глухо. Локационных дирижаблей в воздухе нет, и снизились мы вовремя. Кстати, пристроились за «Heavenly Sweden» — это их гигант — грузовой перевозчик между Римом и Стокгольмом, — пояснил командир «Ориса». — Назад тоже уйдем без проблем. Должны.
— Хранит вас Артемида! — негромко сказала Бондарева.
Я чувствовал, что Наташа немного волнуется, что было неожиданно для меня. И эту фразу — «Хранит вас Артемида» — на моей памяти она повторяла второй или третий раз. Пусть эта девочка (для меня, Астерия, она девочка) всей душой верит в мою возлюбленную богиню. Быть может когда-нибудь случится так, что я познакомлю ее с Арти на самом деле.
— Сейчас будет касание, — предупредил Лосев, догадавшись по гудению вышедших недавно опор. — Темно, невидно, что под нами, и прожекторы не включишь. Может тряхнуть.
Тряхнуло. Так что с Бабского слетела сумка Элизабет и откатилась в коридор.
— Вы там поосторожней с моими вещами, Сэм! — в шутку сердито сказала Стрельцова.
— Да ваша милость! Нижайше прошу прощения! — Бабский — еще тот шут, ему в самом деле нравилась эта игра.
И мне бы очень не хотелось, чтобы он оказался засланцем враждебных нам сил. Ведь я его уже начал всерьез принимать как своего. А со своими расставаться всегда тяжело.
«Орис» сел под небольшим наклоном. Выехал трап, загудел механизм открытия люка. Стальная створка отъехала — в лицо дохнуло сыростью, прохладой.
Я первый ступил на трап, оттесняя рукой Элизабет. Замер на несколько мгновений, выходя вниманием на второй план, сканируя. В этом мои навыки были куда эффективнее способностей менталистов — те слишком медлительны, чтобы оценить близкие угрозы.
— Идем! — решил я, глянув на мерцающий огнями поселок и дорогу на Стокгольм — до нее было пару километров.
В разрыве туч появились звезды.
— Перун вам в помощь! — негромко сказал Лосев.
Ну вот, у Тихона Семеновича свои небесные покровители. Знал бы он, об моих отношениях с некоторыми из них.
Мы пошли по высокой траве, черной в ночи, как и все кругом.
— Какого черта! Сволочи! — Синди вонзила острые ноготки Майклу в руку, ту самую, раненную в перестрелке.
Хотя целитель основательно подлечил плечо и снял боль, боль вернулась снова. И так остро, что барон застонал. Член его тут же обмяк, вывалился из маленькой жадной норки мисс Стефанс.
— Придется открыть! — со злостью сказала Шухер. — Обещай, что еще сделаешь так. Хочу на столе и так же сильно!
— Сделаю, — нехотя сказал Милтон, хотя этот неожиданный порыв в нем совсем угас.
В дверь снова постучали, напористо, громко. Раздался голос Чикуту:
— Шухер, открывай! Дрыгаетесь там что ли⁈
Майкл натянул брюки и увидел, что его пистолет валяется на полу. Барон, несколько минут назад слишком занятый Синди, не слышал, как выпало оружие.
— У тебя пистолет⁈ «Karakurt»! — с удивлением и непонятной радостью воскликнула мисс Стефанс. — Такой же был у Бомбея! На десять патронов! Я стреляла из него по кошкам!
Снова она о Бомбее. Барона Милтона это раздражало. Он сам не понимал почему. Вроде как к этой свихнувшейся наполовину девице он не испытывал теплых чувств, но ее слова все сильнее задевали самолюбие Майкла. Возможно потому, что этого самого самолюбие в нем последнее время стало больше.
— Не стучи, идиот! Застрелю к чертовой матери! — закричала Синди на очередные удары в дверь. Выхватила «Karakurt» из рук Майкла и побежала в коридор.
Не успел господин Милтон застегнуть первую пуговицу брюк, как грянул выстрел. Тут же еще один.
— Синди! Не надо! — закричал Майкл, не понимая, что на нее нашло.
Когда он выскочил в коридор, мисс Стефанс стояла там с довольной улыбкой. Из ствола «Каракурта» тянулась сизая струйка дыма, воняло пороховыми газами. В дверь больше никто не стучал. На несколько секунд повисла тишина.
— Ты убила Чику? — Майкл бросился к двери, повернул рычаг замка, шлепком ладони выбил задвижку.
Дверь распахнулась. На лестничной клетке барон Милтон увидел напуганного незнакомца, державшего початую бутылку виски, справа от него прижавшись к стене стоял Чику.
— Профессор, забери у нее ствол! Никогда… — ацтек икнул, поглядывая на Синди, — Никогда не давай! Она сумасшедшая!
— Да ты пьяный, Чику. Или это от испуга? — Шухер резко убрала руку в сторону, когда Майкл попытался забрать оружие. — Я тебя предупреждала, скотина, не смей так громко ломиться в мою дверь! Я говорила, что убью тебя, если ты дверь сломаешь⁈ Вот она треснула! Вот! — Сидни указала стволом на длинную вертикальную трещину.
— Майкл, пиздец, забери у нее пистолет! — промычал ацтек, и барон Милтон понял, что тот в самом деле сильно пьян, гораздо больше, чем он сам.
— Синди, пожалуйста, дай. Не надо больше стрелять, — Майкл осторожно обнял ее, удерживая руку с «Каракуртом».
— Трусливые пьяные черти! Я вас всех когда-нибудь убью! Вы действуете мне на нервы! Бомбей погиб из-за вас! Из-за того, что вы его напоили! — прошипела она в сторону Чикуту, потом повернула голову к барону и сказала: — Клянись мне в любви. Давай прямо сейчас!
— Синди, давай потом. Зачем это при всех? — Майкл окончательно протрезвел и подумал, что он уже не слишком хочет вытаскивать мисс Стефанс из Уайтчепеле, иначе его спокойная жизнь не наступит никогда.
— Я хочу, чтобы все знали, что меня любит барон! Говори! — настояла Синди. — А то я застрелю Чику.
— Говори, Профессор, — осклабился ацтек, и, хотя он как бы улыбался, ему явно не было весело. — Нам это очень хочется слышать. Это даже можно отметить.
Барон Милтон сделал шаг в сторону, повернулся к мисс Стефанс и, положа руку себе на левую сторону груди, произнес:
— Синди, я тебя люблю! Да… Очень люблю! Пожалуйста, отдай пистолет.
— Как-то неубедительно. Вот когда ты порвал мне юбку, даже без слов, мне больше понравилось. На… — Шухер, недовольно поджав губы, протянула «Karakurt».
За спиной Майкла послышался облегченный вздох незнакомца и хохот Чикуту. Ацтек выхватил у своего приятеля, бутылку «Fire Dog» со словами: — Дай, сука, разобьешь! — и сделал из горлышка два глотка, фыркнул, вытирая губы и сказал:
— Мы вообще по делу, Профессор. Идем нахуй с нами или у вас на кухне обсудим?
— Майкл никуда не пойдет! — тонкий голосок Синди стал резким.
— Шухер, не лезь! И пусти!.. — ацтек шагнул к двери. — Я сейчас скажу такое, что ты, блядь, сама его заставишь бежать за нами. Знакомьтесь, это — Хорек, — пошатнувшись Чикуту кивнул на своего приятеля. — Он на самого Хариса работает! На Сладкого Хариса! — важно подчеркнул ацтек, хотя язык едва слушал его.
— И что с того? — Майкл окинул взглядом худощавого парня лет двадцати пяти с длинными нечесаными волосами, который на самом деле чем-то был похож на хорька.