— С того то, что он знает, где эта камера. Сечешь, Профессор? Камера, от которой у тебя ключ! Он, блядь, знает! Так что Хорек в деле! Идем сейчас туда и заберем все! И сразу свалим с Уайтчепеле! Можешь свою шлюху с собой взять, — глянув на Синди ацтек икнул и тут же содрогнулся от звонкой пощечины.
Глава 4Моя новая жена
В Стокгольм мы попали в первом часу ночи, после долгого голосования на трассе за поселком. Кстати, хвала Наталье Петровне: она безошибочно угадала какой из эрмимобилей остановится. Наташа хорошая менталистка, но меня она привлекает не только этим. Привлекает так сильно, что поездка рядом с ней на заднем диване «Бурунга», стала серьезным испытанием. Впереди устроился Бабский, а я, несчастный, сзади на тесном диване, жестоко зажатый с двух сторон баронессами. Вдыхая легкие ароматы их духов, блаженствуя от тепла и близости их тел, и страдая от нестерпимого желания отдаться им, желательно двоим сразу. Если Стрельцова все мигом поняла, ущипнула меня за мочку уха губами и шепнула: «Ну хочешь со мной в темный угол? Сразу как приедем…», то… То штабс-капитан Бондарева явно не держала в голове таких мыслей. А если держала, то очень глубоко, настолько, что неискушенный в этих вопросах мужчина, мог бы подумать, будто их у нее не может быть в принципе.
Лишь когда мы покинули эрмимобиль, что случилось на привокзальной площади возле башни «Odin’s Pier», Наталья Петровна с легкой издевкой заметила:
— Вижу, ваше сиятельство, вам непросто далась поездка. Я сострадаю: несдержанным мужчинам в этой жизни приходится тяжело: в их ментальном поле такие завихрения, что за них становится страшно. Может быть Элизабет сможет что-нибудь исправить.
Я не ответил ей, поспешил расплатиться с хозяином «Бурунга». Он всячески отказывался от денег, и я сунул ему в нагрудный карман пятьдесят британских фунтов — все-таки этот пожилой швед нас весьма выручил. Ему нужно было в другой конец Стокгольма, но он посодействовал себе в ущерб — есть добрые люди не только на Руси.
— Сэм, ты чего расслабился? Сумки бери, — я указал Бабскому на наш багаж. — И давай, прокладывай нам путь к билетным кассам, — я поднял взгляд к семиярусной башне под названием «Odin’s Pier», выделявшейся ночном небе желтыми и синими огнями. Большая часть ее причалов была свободна. Все-таки глубокой ночью жизнь здесь текла лениво, как и в московских воздушных портах и вокзалах.
— Слушаюсь, ваше временная милость! — отозвался Бабский и с кривенькой улыбкой поднял сумку Стрельцовой с мокрой брусчатки. Поручик Бабский все шутил, снова не очень удачно. Ему пока в голову не приходило, что его присутствие в нашей группе вызывает у меня серьезные подозрения.
Не успели мы перейти площадь, как мимо на бешенной скорости пронесся желтый «Харсис». Подло так пронесся, намеренно по луже, которую вполне мог объехать. Обдал меня и Бабского грязной холодной водой. Мой респектабельный вид был испорчен. Алексей даже прекратил смеяться, а Элизабет, чудом оставшаяся сухой, со всей страстью хотела выхватить остробой, которого у нее, к счастью, не было.
— Демон мой! Лучше бы я осталась с «Гарантом»! Черт! Черт его! — вспыхнула баронесса, сердито глядя в след уносящемуся эрмимобилю. — Пробить бы ему колеса! Урод еще! Ну почему ты не оставил хотя бы один остробой? Перед посадкой можно было бы уронить его в мусорник. Но до самого последнего момента оружие нужно!
— Именно поэтому, Элиз. Очень хорошо, что ты сейчас без оружия. Мы должны обязаны быть тихими и незаметными, пусть даже мокрыми с ног до головы, — я попытался улыбнуться, превращая случившееся в незначительный казус, обтер лицо, стряхнул влагу с куртки и добавил. — Я бы, дорогая, тоже многое что мог, но пока это придержу, — подумалось, что мне ничего не стоило бы превратить этот наглый «Харис» в полыхающую пламенем груду металла, но тогда вообще не факт, что мы смогли бы вылететь из Стокгольма.
Я заметил, что за последнее время Элизабет все чаще спорит со мной. Она перестает быть тем, совершенно послушным, мягким по отношению ко мне ангелочком. Например, недавно она возмущалась, что я слишком жестко обхожусь с Ленской: видите ли, не отвечаю на сообщения актрисы. В общем, миссис Барнс, став госпожой Стрельцовой, начала иногда проявлять строптивость. И такая перемена в ней меня радовала: Элиз должна быть собой, а не покорным продолжением моих желаний. Вот сейчас она высказала свое несогласие и уже у дверей в «Odin’s Pier», взяла меня под руку, прижалась ко мне со всем свойственным ей теплом, будто извиняясь за недавнее несогласие.
— Если вимана на три сорок, то у нас будет много времени. Мое предложение в силе, Саш, — сказала моя чеширская кошечка, явно имея в виду намек в эрмимобиле.
— Нам бы вздремнуть хотя бы часик, — входя в здание воздушного порта, подал голос Бабский.
Здесь, в огромном зале с высоким сводом было пусто. Почти пусто. Возле робота-полотера стоял полицейский в потрепанной кожанке, не обращая на нас ни капли внимания. У кофейного автомата о чем-то спорили трое молодых длинноволосых шведов. В кресле похрапывал седой старик в очках, уронив газету.
— Наташ, возьми билеты, — попросил я, когда мы поднялись на второй этаж, где под рекламным щитом тускло светились окошки касс европейских линий.
— Как прикажите, господин корнет, — с некоторым недовольством отозвалась Бондарева.
— Что за обиды? Ты же менталист, может потребоваться там ментальное влияние. И я мокрый, грязный — подойти в таком виде, означает привлечь лишнее внимание, — пояснил я.
Штабс-капитан взяла деньги из моей руки и молча направилась в сторону касс.
— Она ревнует тебя ко мне, — с улыбкой сказала Элизабет, когда Алексей отошел вместе с сумками и устроился на диване. — Наташа слышала, что я сказала в машине. Наверное поэтому.
— Нет, Элиз, она просто капризная дамочка. Не то что, ты, — я не спешил отойти к ряду диванов, где можно было удобно расположиться. При покупке билетов могло пойти что-то не так, поэтому я не сводил глаз с Бондаревой. А для Стрельцовой пояснил: — А еще она тихонько злится, что вынуждена мне подчиняться, ведь прежде я был в ее подразделении, правда лишь числился там и длилось это недолго. Все равно, эта перестановка ее задела.
— Она красивая. Хочешь ее? Сильно хочешь, да? — англичанка прищурилась.
— Да! — выдохнул я, с таким желанием, будто от моего «да» сейчас зависели дальнейшие отношения с обольстительной менталистской.
— И как тебе помочь? Хочешь, когда мы с ней чуть сблизимся, расскажу, как ты хорош в постели? — Элизабет рассмеялась, давая понять, что это шутка, и потом добавила: — Может потом придумаю что-нибудь.
— Вылет задерживается до пяти тридцати, — оповестила Наталья Петровна, подходя к нам и помахивая билетами.
— Может это и к лучшему, можно пару часов вздремнуть там, в углу на диванах, — я направился к Бабскому и нашим сумкам.
Вылети мы на рассвете, погрузившись без всяких приключений в скоростную виману трансъевропейских линий. Элизабет, выбрала место в кресле возле иллюминатора, прижалась ко мне и скоро продолжила свой сон. Бабский уснул, обнимая мою сумку — наверное, он успел ее полюбить. Место Наташи оказалось через два ряда от наших — возле группы египтян. Не знаю, при покупке билетов намеренно ли госпожа менталистка выбрала себе такое место или так легли вселенские карты. В любом случае три с половиной часа перелета с короткой посадкой в Гамбурге прошли спокойно, и провели мы их большей частью во сне. А вот в Лондоне нас ждала первая серьезная неприятность, при чем такая, что угрожала положить конец всей нашей миссии.
Перед тем как выйти из виманы, я надел вместо куртки элегантный сюртук шотландского кроя и запусти шаблон «Лорепалх Куил», что в переводе с древнего языка означает «Маска Лжеца» — ту самую магию, меняющую облик, которая мне позволила решить вопрос с князем Козельским, а недавно подурачиться с Глорией. Физиономию мне было изменить необходимо, потому как не было сомнений, что мое фото есть у людей Уэйна и вполне может быть на пунктах граничного контроля, в полиции и службе имперской безопасности. В этот раз я использовал заготовку с образом незнакомого мне человека, немного старше Елецкого и во многом похожего на него — такой образ было держать намного легче.
Наташа знала о моей способности к подобному лицедейству, тем не менее ее это шокировало настолько, что она то и дело поглядывала на меня, почти не скрывая, щупала мое ментальное тело, пытаясь понять, как я это делаю. До тех пор, пока я не сказал ей шепотом:
— Дорогая, ты мне сейчас очень мешаешь. Не лезь в ментал. Лучше убери с меня внимание и пригляди за Бабским, чтобы он чего-нибудь не учудил.
Алексей Давыдович вполне мог выкинуть сейчас какой-нибудь номер, потому как я видел по его вытаращенным глазам, как его раздирает желание позабавятся над моим превращением.
— Извиняюсь, слишком неожиданно, — сказала Бондарева, выдержав паузу пока мимо нас пройдут болтливые шведы, и сказала. — Все, собрались. Вы идите, мы с Сэмюелем держимся сзади.
— Да, сзади, но к окну контроля подходим вместе. Ну-ка, дай, — я забрал у Алексея наши сумки.
— Ага, понимаю, вы же теперь вовсе Джеймс Макграт. Личико не то, — прошептал он мне в ответ и едва не поперхнулся смехом. — Вы там поаккуратнее с иллюзиями, а то английских людишек перепугаете.
— Молчи, Бабский! — сердито сказала штабс-капитан. — Следуешь радом со мной! Без разговоров! Больше чтобы от тебя ни слова не слышала, пока не пройдем красную зону!
— Есть, рядом как собачка! — отозвался тот и осекся под сердитым взглядом штабс-капитана.
Обойдя громыхающего робота-погрузчика и спустившись с причальной площадки, мы пошли длинным зарешеченным коридором, за поворотом налево сразу начинался ряд окон проверки документов.
Я знал: мое уязвимое место — недостаточно хороший английский и надеялся, что мне не придется вступать в разговоры здесь, в этой всерьез критической для нас зоне. Обычно проверка проходит молча, иногда бывает необходимость переброситься с проверяющим несколькими дежурными фразами. На этот случай я даже держал в уме заготовку, вроде как у меня болит зуб и все разговоры за меня воз