Елена ЛьвоваВасилиса и заветные слова
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. И было у него три сына-царевича: старший Василий ратник знатный в военном деле мастак, средний Федор в счетных науках силен и в торговом деле дока, и младший Иван в людских душах сведущ, к любому человеку мог подход найти, хоть к боярину именитому, хоть к простому мужику. Всеми сыновьями гордился царь, а только младшего больше привечал. Да и в народе о нем слава ходила, как о мудром и справедливом. Сегодня он в одну часть царства, завтра в другую отцово слово несет.
И скорбел народ так же искренне, когда сгинул младший царевич в разбойничьей засаде, не уберегся. Кликнул тогда старший брат воинов верных, повывели они лихих людей, да только брата то не вернуло. Осталась царю памятью о любимом сыне дочь его — царевна Василиса. Души он в ней не чаял, многое дозволялось молодой девице. А она и рада-радеханька вместо посиделок шумных с подружками, мамками да няньками книжку в тишине почитать. Спрячется в укромном уголке, и найти ее никто не может.
Не оставят беды царство-государство, одолел царя неизвестный недуг. Уж все травники да лекари в палатах светлых перебывали, но только руками разводят. Пришли тогда два брата к отцу, в пояс ему поклонились и молвили:
— Дозволь нам, батюшка, в путь дорогу снарядится, отправимся мы по белу свету ездить, может и найдется там лекарство чудодейственное.
Отпустил сыновей царь, напутствуя:
— Тому, кто сумеет лекарство достать, еще при жизни половину царства передам, а после смерти оно и целиком достанется.
Вновь поклонились братья да отправились в путь-дорогу снаряжаться. Кинулась за ними Василиса. Все книги в тереме царском она успела перелистать, да не нашла там ответа, как деда излечить можно. И пусть дядьки коль сами ничего не найдут, книг привезут иноземных, глядишь в них ответ отыщется. У лестницы нагнала она их, но окликнуть не успела, слова страшные услышав. Присела Василиса за перилами резными, сердце от страха зашлось, ни двинуться, ни слова вымолвить.
— Езжай ты, брат, на восток, а я на запад поеду. Обождем там каждый на своей стороне, воротимся как раз к похоронам. А там и царство меж собой честь по чести разделим. — Федор молвил.
— Ты и про Ваньку так говаривал: «Избавимся, да поделим!» — Ворчал в ответ Василий.
— Вот и случай подвернулся надежный. Самим делать ничего не нужно. Повинимся перед народом, что отца не уберегли, и ношу его теперь на свои плечи взвалим.
Скрылись дядьки, голоса затихли, а Василиса все сидит не жива ни мертва, думу думает. Слова страшные деду не передашь, поверит он в них иль нет, не изменит это ничего. И совета испросить не у кого, разнесут дурную молву, все кверху ногами перевернут. Горько Василисе, в большой печали она брела по терему, не глядя куда. Сама не заметила, как до кухни добрела. А там шум, гам, с раннего утра до позднего вечера работа кипит. И ругает кухарка мальчишку:
— Отведу тебя в лес темный к болоту черному да отдам Бабе Яге. В печь тебя засунет и съест.
— Тем каждый день грозишься, — отпирается мальчишка, — а бабка Настасья сказывала, что коль выполнишь три ее работы, так она не только не съест, но и предметом волшебным одарит.
Ахнула кухарка, руками всплеснула и погнала мальчишку работать, причитая на все лады:
— Слушай ты ту полоумную! Сколько в тех лесах люду сгинуло, ни один не вернулся! Куда уж тебе!
«Много знает народ, в книги столько и не поместится», думала Василиса, в покои свои возвращаясь. Читала она и о лесе том дремучем и о болоте черном, только про Бабу Ягу ни словечка там не было. Вот оно решение верное, и коли нет у Яги снадобья волшебного, так знать она может, где-то достать. Собрала тем же вечером Василиса в котомку, чернавкой переоделась да сбежала со двора, никем не узнанная.
Долго ли, коротко ли шла Василиса, пока не пришла к лесу дремучему. Страшно в лес заходить, скрипят ветви, шуршат травы. А как ступила она в сумрак лесной, ей навстречу разбойники вышли. Смеются, окружают.
— Кто такая будешь, что в наш лес войти храбрости хватило?
— Василиса я! Царская внучка! Как смеете меня останавливать? — Говорит Василиса, сапожком топая, а сама от страха обмирает, помнит, что с батюшкой случилось.
— Ну раз царевна, то царь и выкуп должен царский дать? — Смеются разбойники — не верят.
— Почто для этого царь? Я и сама за себя выкуп уплачу.
Достает Василиса из котомки бусы янтарные — заморские, редкость дивная, еще батюшкой Василисе подаренная, в сумраке лесном каждая бусинка словно солнышко светится. Замерли разбойники, такое чудо увидав, а Василиса того и ждала — рванула нить так, что бусы по всей поляне разлетелись. Кинулись разбойники с криками их подбирать, а Василиса прочь бросилась в самую чащу да бурелом, там ребенок глядишь и проскочит, а взрослый как есть застрянет, не проломится.
Долго бежала Василиса, куда глаза глядят, не оборачиваясь. Голоса да шаги уж давно затихли, а она все бежала, пока не упала, спотыкнувшись. Села Василиса у дуба старого и залилась горькими слезами. И котомка с припасами в буреломе осталась, и с пути она сбилась, как дорогу найти не знает, и лес вокруг будто смыкается, страхом душит.
Плачет Василиса да слышит, словно эхо гуляет. Еще кто-то стонет, да жалобно так, аж сердце сжимается. Поднялась Василиса, сарафан отряхнула и прислушалась. Обошла она несколько деревьев по кругу и видит — бельчонок в ветках застрял, пищит выбраться пытается, да только крепче в ловушку себя загоняет. Ахнула Василиса и поспешила освободить несчастного. Отдышался бельчонок и молвит человеческим голосом:
— Спасибо тебе, Василисушка, спасла ты меня, иначе бы сгинул ни за что. За помощь отслужу тебе я службу, говори, чего хочешь.
— Проводи меня к Бабе Яге, хочу у нее три работы просить за вещь волшебную.
— Помочь я тебе хочу, а не погубить. Не ходи к Яге, редкий гость ее работы выполнить может, остальных она зажарила и съела!
— Должна я идти. Болен дедушка-царь, а дядьки мои только гибели его ждут, вьются коршунами.
— Провожу тебя, Василисушка, да останусь, глядишь, пригожусь я тебе.
Привел бельчонок Василису к опушке у самого черного болота, а посреди нее избушка стоит на курьих ножках, кругом себя поворачивается. Вошла Василиса в избушку и говорит:
— Здравствуй, бабушка!
— Здравствуй девица! С чем на глаза явилась?
— Бают люди, за службу верную вещь волшебную получить можно. Хочу я средство, что царя излечить в силах будет.
Цыкнула Яга зубом.
— Средства такого у меня не имеется, да кое-что другое есть — клубочек волшебный. Коли скажешь ему, чего желаешь — в миг приведет. Но помни, выполнишь три моих поручения — отдам клубок, а не выполнишь — пеняй на себя — в печь отправишься.
Нечего делать, согласилась Василиса. Велела Яга завтра по утру гусей выпасти, покуда ее самой не будет, да спать отправила. Храпит и бормочет на печи Баба Яга, а Василиса уснуть не может, тяжелую думу думает. Откуда царевне знать, как гусей пасти? Совсем уж она закручинилась, как слышит, шепчет ей прямо в ухо бельчонок:
— Не печалься, Василисушка, знаю я, как твоему горю помочь. Есть у Яги прутик волшебный. С ним гуси сами пасутся да сами домой возвращаются. Только вот слово заветное знать надо.
Обрадовалась Василиса, знала она то слово, в книгах оно ей встречалось, и уснула. Просыпается с утра ранехонько, а Баба Яга уже в ступу садиться да в дорогу отправляется. Взяла Василиса прутик волшебный да сказала слово заветное. Прутик из рук вывернулся и погнал гусей на выпас.
Только Василиса гусей в птичник загнала, как Яга возвращается. Цыкнула Баба Яга зубом, но работу приняла и новую службу говорит:
— Завтра по утру избу прибери, покуда меня не будет, и чтобы как новенькая блестела.
Выслушала Ягу Василиса и задумалась, никогда она ни тряпки, ни веника в руках не держала. Весь день маялась, а теперь и уснуть опять не может, с боку на бок вертится. И Яга все храпит да бормочет на печи. Совсем уж Василиса закручинилась, как слышит, шепчет ей прямо в ухо бельчонок:
— Не печалься, Василисушка, знаю я, как твоему горю помочь. Есть у Яги метла волшебная, сама метет, сама моет. Только вот слово заветное знать надо.
Обрадовалась Василиса, знала она то слово, в книгах оно ей встречалось, и уснула. Просыпается с утра ранехонько, а Баба Яга уже в ступу садиться да в дорогу отправляется. Взяла Василиса метлу волшебную да сказала слово заветное. Вывернулась метла из рук и давай мести и мыть.
Только Василиса метлу обратно за печь спрятала, как Яга возвращается. Цыкнула Баба Яга зубом, но работу приняла и новую службу говорит:
— Завтра по утру хлеба напеки, покуда меня не будет, и чтобы мягкий он был и душистый.
Выслушала Ягу Василиса и задумалась, слыхала она из чего хлеб делается, да не представляла как. Весь день маялась, а теперь и уснуть опять не может, с боку на бок вертится. И Яга все храпит да бормочет на печи. Совсем уж Василиса закручинилась, как слышит шепчет ей прямо в ухо бельчонок:
— Не печалься, Василисушка, знаю я, как твоему горю помочь. Печь у Яги волшебная, сама хлеб печет, сама кашу варит. Только вот слово заветное знать надо.
Не обрадовалась на этот раз Василиса, не знала она того слова. И задумалась, как бы его выведать. Темень ночная на дворе, хоть глаз выколи, только страху нагоняет, и ни единого огонечка. И мысли будто тоже темноты страшатся. Шуршит дремучий лес за окошком шорохами ночными, волки вдалеке завывают. Хлюпает болото черное, да лягушки ему подквакивают. Совы крыльями шелестят, да филин ухает. Громче только Баба Яга храпит, а как не храпит, то бормочет. Прислушалась Василиса да чуть не ахнула, слова заветные во сне Яга поминает. От того то прутик в сенях шелохнется, то метла вздрогнет, то в сундуках что-то затрясется. Замерла Василиса, ожидаючи слова нужного, на которое печка откликнется. Дрогнула печка, ухватом звякнула. Отпустила тревога царевну, закрыла она глаза да забылась тяжелым сном.