Ребята заволновались:
— Трубачёв, подготовься хорошенько! Не подведи!
— Это не шутка, — мрачно сказал Мазин. — У них тут работы много. Как бы они нас не перетянули… Ты смотри обдумай, что будешь говорить.
— Ты как-нибудь красиво расскажи, ну там… то, другое… — скашивая глаза на Митю, заметил Петька.
— Иди ты ещё! — рассердился Одинцов. — «То, другое»… Надо честно говорить, напрямки!
— А вдруг у них лучше окажется? Ведь мы свою школу подведём!
— Надо было раньше думать! — отрезала Синицына. — А то как дошло до дела, так испугались!
— Кто испугался? Кто испугался? — напали на неё ребята. — Сама ты испугалась!
Лида Зорина вместе с Валей Степановой спешно записывали всё, что делало их звено, как работали кружки в школе, сколько вышло газет.
— Они у нас что-нибудь переймут, а мы — у них, вот и будет хорошо, — серьёзно сказал Сева.
Васёк, окружённый со всех сторон, молча хмурил брови. Потом решительно сказал:
— Как было, так и расскажу!
Ребята успокоились:
— Ничего, Трубачёв не подведёт!
Мазин покусал нижнюю губу, посчитал что-то по пальцам и внушительно посоветовал:
— Начинай с маленького, с мизинчика, понял? А самый козырь на конец прибереги, понял?
Лёня Белкин припомнил, как Мазин, получив плохую отметку, пошёл в буфет и сразу десять котлет съел.
— Это ты на конец прибереги, Трубачёв! — хохотали ребята. — Вот и будет у нас козырь!
Мазин махнул рукой:
— Эх, жизнь! Съел человек от огорчения, а они смеются!
— Ну, что вы там расшумелись? — прикрикнул издали Митя. — Желающие выступать в самодеятельности — записывайтесь заранее!
Ребята начали записываться.
Девочки обещали сплясать русскую; набралось много желающих прочесть стихи; Одинцов вызвался рассказать про деда Щукаря — отрывок из книги «Поднятая целина». Программа оказалась большой.
— Ну, вот и набралось кое-что. А ещё и хозяева нас чем-нибудь порадуют, — говорил Митя, пряча в карман записную книжку.
Митя вообще чувствовал себя хорошо. Всё его радовало: здоровый, бодрый вид ребят, новые места, гостеприимные колхозники.
Радовался Митя и тому, что за дорогу он как-то незаметно сдружился с Сергеем Николаевичем, и тому, что уже сделано главное — всем родителям разосланы телеграммы о благополучном прибытии на место, а в школу отправлено коллективное письмо с описанием встречи с колхозниками «Червоны зирки».
Впереди ожидало много интересного: весёлый отдых, работа вместе с колхозниками. Но это был большой план на будущее, а пока они с Сергеем Николаевичем решили дать ребятам хорошенько оглядеться, познакомить их с колхозом и устроить поход с ночёвкой в лесу.
«В общем, всё будет хорошо! Просто замечательно!» — радовался Митя.
До вечера ребята бегали, советовались, репетировали. У Синицыной горели щёки, она подходила то к одному, то к другому:
— Девочки! Только бы не осрамиться, только бы не осрамиться! Пойте изо всех сил!
— Как это — изо всех сил? Не придумывай! Пой как надо! — строго говорила Валя.
— Конечно. А то затянем козлиными голосами…
— Всю Москву осрамим!
— Только ты, Мазин, не пой, пожалуйста! У тебя очень плохой голос, — предупреждала Лида Зорина.
— Спою! — заупрямился Мазин. — В хоре не слышно будет, кто как поёт.
Игнат Тарасюк тоже собрал свой отряд и вывел его в рощу, чтоб подальше от москвичей, на свободе, прорепетировать.
— А может, они наши песни не понимают? — беспокоился Федька Гузь.
— А что тут понимать? Песня, она и без слов — песня. А ну, ребята, зачинайте легонько ту, что в школе разучивали… Федька! Чего шею вытянул, как тот гусак… Кому говорю — легонько зачинай!
Игнат поднял вверх тоненький прутик. Ребята, не сводя с него глаз, затянули песню.
Игнат вдохновенно раскачивался, водил по воздуху прутиком, как дирижёрской палочкой.
— А теперь поднимайте голос… А ну, а ну? Павло, давай втору… Вступай, вступай…
Когда стемнело, на лужке за школой собралось всё село. Вылезли из хат старики и старухи, не усидели и молодицы — вышли с грудными детьми на руках. Принарядились девчата и хлопцы. Из села Ярыжки пришла молоденькая учительница Марина Ивановна.
— Сюда, сюда, Марина Ивановна! Ближе садитесь, тут местечко вам есть! — крикнул Игнат, подвигая к костру бревно.
Учительница села. Колхозные ребята со всех сторон тесно облепили её.
— Хорошая у них учительница! — прошептала Валя Степанова на ухо Синицыной.
Мазин, услышав её шопот, недовольно пробурчал:
— Ничего особенного. Наш Сергей Николаевич лучше. — И, растолкав ребят, освободил место рядом с Мариной Ивановной для учителя.
Из темноты послышался голос Степана Ильича:
— Ого! Да тут всё товарищество собралось! Вот мы сейчас и познакомимся получше и повеселимся вместе. — Он бросил на траву свой пиджак, уселся поудобнее и, взглянув на Марину Ивановну, усмехнулся. — А около учительницы никогда пусто место не бывает: где учительница — там и школа!
— А где колхоз — там и председатель! — засмеялась Марина Ивановна.
— А мы тоже около Сергея Николаевича всегда! У нас тоже школа! — закричали приезжие.
Пионерский костёр начался торжественно.
Оба отряда построились в линейки.
— Костёр посвящается первому знакомству и дружбе пионеров Москвы с пионерами колхоза «Червоны зирки»! — громко объявил Митя.
Честь зажигать костёр выпала на долю Саши Булгакова. Он с волнением поднёс спичку к сухой ёлке. По жёлтым иглам пробежал быстрый огонёк, и ёлка вспыхнула, с треском рассыпая вокруг золотые искры.
— «Широка страна моя родная…» — дружно запели ребята.
Взрослые весело подхватили знакомую песню. Когда всё смолкло, Митя сказал короткое приветствие. Закончил он его так:
— Широка наша страна родная, а куда ни поедешь — везде ты свой человек. Вот мы к вам в гости приехали, и вы нас приняли, как родных!
— А мы и есть родные!
— У всех одна родина — Советский Союз!
Завязалась беседа. Колхозники наперебой расспрашивали о Москве.
— Москва наша с каждым днём растёт и украшается, — сказал Сергей Николаевич. — Иногда проходишь по улице и видишь — забор стоит какой-то. За забором экскаваторы работают, грузовики рычат, растёт этаж за этажом. А снимут забор — и ахнешь! Стоит перед тобой дворец — глаз не отвести! Как в сказке!
— А мы под самой Москвой живём, на электричке туда ездим… — мечтательно сказала Лида.
— У нас городок тоже хороший! У нас и театр свой, и кино, и школ много! — зашумели ребята.
— Расскажите про нашу школу! — неожиданно попросил учителя Мазин.
— Ну что же я буду рассказывать! Вы сами про свою школу расскажите.
Ребята зашевелились, зашептались:
— Одинцов! Одинцов! Нет, Зорина! Лида! Зорина! Расскажи!
Лида Зорина встала.
— У нас очень хорошая школа… — бойко начала она.
— Самая лучшая!.. Замечательная школа!.. У нас все учителя хорошие и директор хороший! — перебивая Зорину, закричали ребята.
Мазин подбросил в костёр ветку и встал:
— Наша школа на весь Советский Союз, может быть, одна… У нас знаете как учат — ого! Чего не знаешь, так хоть в класс не ходи! Например, географию…
— Из нашей школы уже герои вышли! — крикнула Синицына.
— У нас второгодников почти нет!
Учительница Марина Ивановна крепко пожала руку Сергею Николаевичу, глаза её при ярком свете костра влажно блестели:
— Школа, которую так любят ребята, — хорошая школа, нам всем это очень радостно слышать!
Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал:
— Оно, конечно, каждому своё… Я скажу, что наша школа лучше, а вы будете говорить, что ваша лучше… Ну, так это может и ссора получиться. А так как вы у нас гости, то всё ж таки неудобно будет…
Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Митя предложил Тарасюку и Трубачёву рассказать о работе их отрядов. Игнат, не спеша и не волнуясь, рассказал, как работал его отряд в школе, как помогает он в колхозе. Колхозники с удовольствием подтверждали его слова короткими замечаниями. Потом выступил Васёк. Спокойствие Игната передалось и ему. Он рассказывал не торопясь и зорко следил за тем, чтоб не перехвалиться. Под конец сказал:
— А теперь мы будем вместе работать в вашем колхозе!
— Вместе — это хорошо! — одобрительно кивнул Игнат.
Жорка, задремавший было на коленях матери, вдруг вскочил:
— Гармонь! Гармонь идёт!
Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и. Саша подбросили в костёр сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились берёзы, высоко взлетевшие искры осветили кудрявую листву дуба.
Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь:
— Играй, Стёпа! Нехай гости нашу музыку послушают.
Степан Ильич встал, широко развернул гармонь, склонил набок голову и пробежал пальцами по жёлтым, истёртым ладам.
Гармонь тихо, протяжно вздохнула, запела что-то грустное и нежное… Пела для всех, а слышалось каждому, что поёт она только для него. Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, своё…
Лида Зорина молча прижималась к плечу новой подружки. Васёк вспомнил вдруг отцовский галстук, съезжавший на сторону, тёплые большие руки отца… Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери, как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени толстого хлопчика, гладил его по голове и шептал ему на ухо, пытаясь говорить по-украински:
— А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть.
В глубокой, тёмной вышине ярко светились звёзды. В ответ на гармонь в лесу тихо защёлкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошёл ветер.
Степан Ильич взглянул на лица, освещённые пламенем костра, усмехнулся и заиграл гопак.
Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев.
Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим.
— Татьяна! Татьяна! — вызывали развеселившиеся колхозники.
— Да не буду я! Нехай кто другой спляшет! — смеясь, упиралась Татьяна.