о сказать, – признался лесоторговец, – для меня это большая честь, да и ей в заслугу, что она привлекла внимание человека с высоким положением и из хорошей семьи. Тот охотник и не подозревает, как он в ней ошибался. Что ж, берите ее – и в добрый час, сэр!
– Я постараюсь добиться ее расположения.
– Да-да. И я думаю, вас она не отвергнет. Конечно же, не отвергнет.
– Надеюсь. Теперь я буду у вас частым гостем.
– Милости прошу. Но все-таки как же быть с ее кашлем? Может, ей все-таки поехать к морю? Совсем забыл, зачем я у вас.
– Уверяю вас, кашель ее от легкой простуды, – сказал Фитцпирс, – так что нет необходимости обрекать ее на одиночество у моря.
Слова его не убедили Мелбери, который не знал, стоит ли следовать врачебным советам лица, заинтересованного в том, чтобы его дочь никуда не уезжала. Доктор понял ход его мыслей и, искренне опасаясь потерять Грейс хотя бы на время, взволнованно заверил лесоторговца:
– Если я добьюсь у нее успеха, то сам отвезу к морю на месяц-другой после женитьбы, а я надеюсь, что мы поженимся до холодов. Это гораздо лучше, чем отпускать ее одну.
Мелбери обрадовало его предложение. Вряд ли отсрочка угрожала здоровью дочери: погода стояла теплая, да и причина была нешуточная. Спохватившись, он встал и сказал Фитцпирсу:
– Не буду отнимать у вас драгоценного времени, доктор. Я пойду. Много вам обязан. Вы теперь будете часто видеться и сами посмотрите, как у нее со здоровьем.
– Поверьте мне, она совершенно здорова, – сказал Фитцпирс, который виделся с Грейс гораздо чаще, чем полагал ее отец.
После ухода Мелбери Фитцпирс стал перебирать свои мысли и чувства подобно человеку, нырнувшему за жемчужиной и оказавшемуся в среде, ни плотность, ни температура которой ему не известны. Однако жребий брошен, а Грейс – прекраснейшая из смертных.
Что касается Мелбери, то весь обратный путь его мучили сказанные им перед уходом слова. Он считал, что, расчувствовавшись, говорил глупо, неблаговоспитанно и недостойно общества образованного человека, ничтожность врачебной практики которого с лихвой окупалась былым величием его рода. Он вел себя необдуманно. Слова его выразили чувства по поводу намерений Фитцпирса, но это были неудачные слова. Глядя в землю, он при каждом шаге водружал трость, словно это было древко знамени. Так он дошел до дому и, проходя через двор, машинально заглянул в мастерскую. Кто-то из работников спросил его о спицах для колес.
– Что? – переспросил Мелбери, уставившись на него.
Тот повторил вопрос, но Мелбери, так ничего и не ответив, повернулся и направился к дому.
Время для поденщиков мало что значило, и они лениво уставились на дверь, закрывшуюся за ним.
– Интересно, что его так гвоздит? – проговорил Тенге-старший. – Не иначе, что-нибудь с дочкой. Когда у тебя, Джон Апджон, подрастет дочка, которая будет стоить тебе таких денег, у тебя воскресные башмаки и те скрипеть перестанут! Твое счастье, что у тебя росту недостанет поднять такую дочку. М-да, будь у него дюжина дочерей, он поступал бы разумнее. Не далее как в прошлое воскресенье гляжу – идут, подходят к луже, так он ее взял и перенес, как игрушечку. Завел бы дюжину – сами бы по лужам шлепали.
Тем временем Мелбери вошел в дом, уставясь перед собой, словно ему предстало видение, и, не снимая шляпы, уселся куда попало.
– Люси, свершилось, – сказал он жене. – Да, все, как я ожидал. На что надеялся, то и вышло. Она этого добилась – да еще как. Где она? Где Грейс?
– У себя, наверху. Что случилось?
И мистер Мелбери изложил случившееся со всей связностью, на которую был способен в такую минуту, без конца повторяя:
– Я же тебе говорил: такая красавица в девках не засидится, даже в нашей глуши. Но где же Грейс? Позови ее! Нет, постой. Гре-е-ейс!
Грейс появилась лишь через несколько минут, ибо любящий отец приучил ее ни при каких обстоятельствах никуда не спешить.
– Что случилось, папа? – спросила она с улыбкой.
– Лентяйка ты моя, что ты только наделала! Ты же дома всего шесть месяцев! Нет чтобы привязаться к людям нашего круга – ей надо смущать умы людей просвещеннейших.
Привыкшая угадывать на лету смысл отцовских обиняков, Грейс на сей раз решительно ничего не понимала.
– Ну да, ты, конечно, не понимаешь или делаешь вид, что не понимаешь, хотя, по-моему, женщины такое и через двойной забор разглядят. Так и быть уж, скажу тебе. Ты подцепила доктора на крючок, теперь он будет ходить к тебе как жених.
– Нет, только подумай, милая. Какая удача! – проговорила миссис Мелбери.
– Как жених! Но я ведь этого не хотела! – воскликнула Грейс.
– Чего тут, хотеть – не хотеть! Все вышло само собой… М-да, он вел себя в высшей степени достойно и просил моего согласия. Не сомневаюсь, ты знаешь, как его встретить. Тебе же не надо говорить, чтобы ты ему не мешала.
– Не мешала жениться на мне?
– Вот именно. Для чего же еще ты училась?
Грейс посмотрела в окно, потом на камин, но восторга на лице ее не изображалось.
– Отчего это все так вдруг? – спросила она капризно. – Разве вам не важно знать мое мнение?
– Очень важно. Но ты сама понимаешь, как все замечательно.
Грейс задумалась, но ничего не ответила.
– Ты же вернешься в то общество, которого тут лишена, – продолжал отец. – Я думаю, долго в Хинтоке он не выдержит.
Грейс согласилась, что замужество сулит ей некоторые возможности, но было ясно, что, хотя присутствие Фитцпирса чаровало, почти гипнотизировало ее, хотя его неожиданный поступок в лесу порядочно смутил ее чувства, она никогда не думала о нем как о предназначенном судьбой супруге.
– Не знаю, что и сказать, – проговорила она. – Я слыхала, он очень умен.
– Он молодчина, он будет ходить к тебе в гости.
Предчувствие, что она не сможет противиться его ухаживаниям, странно всколыхнуло ее чувства.
– Но, отец, ты же помнишь, еще совсем недавно Джайлс…
– Выкинь его из головы. Он же сам от тебя отказался.
Она не умела выражать чувства с той непосредственностью, с какой ее отец высказывал свои мнения, хотя ее обучали красноречию, а его нет. Появление Фитцпирса возбуждало ее как глоток вина, погружало в непонятную стихию, в которой она не была над собой властна, но Фитцпирс уходил, и она испытывала что-то вроде угрызений совести, особенно когда вспоминала безмолвную, саркастическую усмешку Уинтерборна… Она не находила слов, чтобы объяснить это отцу и мачехе.
Случилось так, что в тот же день Фитцпирса вызвали на собрание медицинского общества, поэтому визиты его начались не сразу. Грейс получила от него письмо с сожалением по поводу вынужденной отлучки. С виду письмо было элегантно, стиль его отличался утонченностью; со дня возвращения в Хинток подобные письма приходили к Грейс разве от школьной подруги, да и та писала до чрезвычайности редко, ибо школьные подруги весьма уважали чины и звания, и стоило Грейс исчезнуть из виду, как они перестали думать о дочери лесоторговца. Письмо не могло не обрадовать Грейс, и, получив его, она несколько часов бродила в задумчивости по окрестностям.
Тем же вечером отец сказал ей:
– А почему бы тебе не сесть и не написать ответ? В мое время молодежь отвечала на письма без промедления.
Грейс ответила, что на это письмо ответа не полагается.
– Тебе лучше знать, – заключил отец, долго еще сомневался, правильно ли она поступила, не слишком ли легкомысленно относится к своему счастью.
Уважение Мелбери к Фитцпирсу основывалось отнюдь не на профессиональной репутации доктора, которая немногого стоила, но на громком имени Фитцпирсов, некогда игравших важную роль в графстве. У старомодных людей в деревнях еще сохраняется безотчетное доверие к отпрыскам древнего рода независимо от их нынешнего положения и личных достоинств. Это доверие в высшей степени было присуще лесоторговцу: человек, искавший руки его дочери, происходил из семьи, о величии которой он слышал еще от деда, из семьи, имя которой стало названием соседней деревни. Разве может выйти что-либо дурное из такого союза?
– Дело надо довести до конца, – сказал Мелбери жене. – Грейс понимает, что все это для ее же счастья, но, поскольку еще молода, ей не повредит совет старших.
Глава XXIII
Именно поэтому Мелбери и пригласил дочь прогуляться – так он поступал всегда, когда хотел сказать собеседнику что-то важное. Дорога привела их на вершину одного из холмов, отделявших лесной край от яблоневого; отсюда весной они любовались пышным цветением садов, которые теперь были густо-зелеными. Живо вспомнив, как она проезжала тут на двуколке, Грейс заметила:
– Кажется, в этом году урожай на яблоки будет большой – как и ждали. Джайлс, наверно, уже готовится делать сидр?
Не для таких разговоров отец привел ее сюда, поэтому вместо ответа поднял руку и указал ей на густую зелень вдали:
– Видишь то место, где яблони переваливают через холм? Там много веков назад находилось поместье Фитцпирсов, а сейчас – деревня Бакбери-Фитцпирс. Великолепное было имение, великолепное!
– Но сейчас ведь они им не владеют.
– Увы! Слава и величие умирают так же, как ничтожность и глупость. Кажется, нынче наш доктор и незамужняя дама – не знаю, где она живет, – единственные потомки Фитцпирсов. Ты должна быть счастлива, что будешь носить такую прославленную фамилию, ведь приобщишься к истории.
– Но разве наш род в Хинтоке не такой же древний, как их в Бакбери? Ты же мне говорил, что наша фамилия все время встречается в старинных бумагах.
– Да, как фамилия йоменов, арендаторов и тому подобных. Согласись, что фамилия Фитцпирс куда лучше. Ты будешь вести высокую умственную жизнь, к которой привыкла в последние годы; практика у доктора тут небольшая, но он, конечно, наберется сил и вскоре переедет в большой город, заведет модную карету, и ты перезнакомишься со множеством дам из самого высшего общества. Если тогда встретишь меня на улице, можешь смело проехать мимо и отвернуться. Я и мечтать не буду, чтобы ты говорила со мной, – разве в каком-нибудь неприметном безлюдном уголке, чтобы встреча со мной не унизила тебя ни в чьих глазах. Теперь и думать не смей о соседе Джайлсе. Мы с ним друзья, но тебе он не ровня. Он живет простой, грубой жизнью, и жена его должна жить так же, ему под стать.