Готовый к действию капкан производил впечатление живого существа – комбинацию акулы, крокодила и скорпиона. Каждый зуб представлял собой заостренный шип в два с четвертью дюйма длиной, и торчали они, чередуясь: зуб сверху, зуб снизу. В раскрытом виде обе половины образовывали полный круг диаметром в два или три фута; внутри имелась плитка в один квадратный фут, куда наступала нога злоумышленника, а от нее расходились в стороны две пружины – сердце всего механизма, – которые срабатывали под действием силы тяжести (в данном случае этой тяжестью был вес тела обладателя ноги).
В Хинтоке жили еще старики, помнившие, как действовали эти капканы. Двоюродный дядя Тима Тенге провел как-то целую ночь в таком силке и на всю жизнь остался хромым. А еще был такой случай: как-то лесничий хинтокского леса поставил на браконьеров капкан, да и позабыл про него. Ну, сам и попался. Рана загрязнилась, начался столбняк, и бедняга отдал богу душу. Было это в тридцатые годы, а спустя десять лет такие капканы уже не употреблялись в окрестностях Хинтока. Почти целиком сделанные из железа, они не сгнили и не пошли на растопку, а валялись в каком-нибудь закутке на чердаке или в сарае, досягаемые для каждого, кому пришла бы охота побаловаться. В каждой деревне остался от старых времен хотя бы один такой капкан, и Тим с приятелями еще в мальчишескую пору (среди его приятелей было немало таких, которые мечтали стать знаменитыми браконьерами) любил играть в эту опасную игрушку, не думая, что она когда-нибудь ему пригодится. Они брали этот капкан, ставили в боевое положение и принимались бить поленьями по плите, пока челюсти не захлопывались, оставляя в дереве следы в дюйм глубиной.
Осмотрев капкан и убедившись, что все его пружины и шипы в порядке, Тим без промедления взгромоздил его на плечо и пошел со своей ношей через сад. Выбравшись сквозь живую изгородь на тропинку, бегущую на задах, он с помощью толстой палки раскрыл капкан и, спрятав его в кустах, пошел вперед на разведку. Как уже говорилось, по этой тропинке ходили мало, но все-таки была опасность, что в капкан попадется случайная жертва, а Тенге решил действовать наверняка.
Пройдя вперед сотню шагов – тропинка в этом месте бежала вверх, – Тим поднялся на бугор, на котором рос высокий могучий падуб. Лес отсюда просматривался насквозь, и он не мог бы пропустить Фитцпирса.
Некоторое время никого не было видно. Наконец далеко в густеющих сумерках замаячила чья-то темная фигура, то и дело сливавшаяся с кустами, что росли по обеим сторонам тропы. Фигура приближалась, и Тенге уже слышал шорох шагов по мху. Еще не видя, кто идет, он по легкости шага узнал Фитцпирса.
Тим повернулся и побежал вниз, в сторону своего сада. Вытащить капкан из кустов было делом одной минуты. Опасаясь, как бы пружина не сработала раньше времени, он осторожно перенес капкан к двум молодым дубкам, росшим бок о бок прямо на узкой тропе, там, где кустарник подступал к ней вплотную. Проем между дубками был как бы воротами в густых зарослях кустарника, здесь и поставил Тим свою западню, действуя все с той же предосторожностью. Он привязал цепь от капкана к одному из дубков, запер ее и наконец спустил предохранитель, защищавший от всякой случайности того, кто ставил капкан, или, употребляя местное, более образное выражение, «спустил собачку». Окончив работу, Тим поспешно бросился сквозь кусты в свой сад, бегом побежал к дому и, неслышно ступая, вошел в прихожую.
Послушная приказанию, Сьюк была уже в постели. Заперев на засов дверь, Тим расшнуровал ботинки, снял их у входа и, не зажигая свечи, поднялся в спальню и стал быстро раздеваться. Не успел он лечь, как раздался чей-то протяжный вопль, чей – невозможно было определить.
– Что это? – воскликнула в испуге Сьюк, садясь в постели.
– Похоже, что в чей-то силок попался заяц.
– Какой заяц! Разве зайцы кричат так громко? Послушай!
– Спи сейчас же. Забыла, что нам вставать ни свет ни заря.
Сьюк, ничего не ответив, легла. Тим осторожно открыл окно и прислушался. Сквозь многоголосую песню, исполняемую слаженным хором леса, до него доносилось с той стороны, где был поставлен капкан, слабое звяканье металлической цепи, но криков больше слышно не было.
Тим был озадачен. В спешке он как-то не подумал, что жертва будет кричать. Но почему кричали только один раз? Тим недолго ломал голову над ответом. Хинток больше для него не существовал. Через несколько часов он навсегда покинет его пределы и поплывет в далекую страну, к антиподам. Тенге затворил окно и лег спать.
Все то время, пока Тим приводил в исполнение свой коварный замысел, Грейс пребывала в глубокой задумчивости. Приближался час свидания с мистером Фитцпирсом, и она решала, следует ли сказать отцу, что она не совсем порвала с мужем, как он того желал ради ее блага. Если посвящать отца в эту тайну, то придется защищать Фитцпирса, к чему она еще не была готова.
Что же касается самого Фитцпирса, то она последние дни не переставала о нем думать. Конечно, он изменился. Но он и в самые худшие времена был с ней ласков. Возможно ли, что он все-таки станет верным и любящим мужем? Она была его женой, и от этого никуда не денешься; так должна ли она и дальше отталкивать его? То, что они виделись только с ее согласия, хотя, будучи законным супругом, он мог бы и проявить непослушание; то, что он беспрекословно исполнял ее малейшую прихоть, было в высшей степени неожиданно для Грейс и в то же время приятно. Если бы она была царицей, а он ее рабом, он и тогда не мог бы вести себя более преданно и почтительно, ни разу не переступив запретной черты.
Вспомнив вдруг об одном таком далеком сейчас дне прошлой весны, Грейс взяла молитвенник и открыла на молитве о любви супругов. Медленно перечитав ее, она заново открыла для себя, какой важный обет связал ее с ним не так давно на ступенях алтаря хинтокской церкви, и Грейс ужаснулась своему легкомыслию. Она стала размышлять над тем, может ли быть нарушена клятва, если человек дал ее, не ведая, какую силу она имеет. Фраза, начинающаяся словами: «Тех, кого соединил Господь…» – особенно потрясла Грейс, ее кроткую, благочестивую душу. Неужели это Господь соединил ее с Фитцпирсом, спросила она себя с изумлением. Но додумать до конца эту интересную тему не успела: наступило время свидания, и она вышла из своего дома в ту самую минуту, когда Тим Тенге вернулся в свой.
Дальше события развивались так: Фитцпирс, находясь шагах в двухстах от усадьбы Тенге, продолжал идти вперед и скоро достиг бугра, на котором рос высокий падуб; отсюда тропинка сбегала вниз, прямо к двум дубкам-близнецам. Все шло пока, как и предполагал Тим. Но в то самое время, в противоположной стороне и тоже в шагах двухстах от западни, случилось то, чего Тим не предвидел: из кустов, опоясывающих усадьбу Мелбери, появилась Грейс и поспешила навстречу предполагаемой жертве Тима. Таким образом, муж и жена двигались навстречу друг другу, а на полдороге между ними затаилось, разинув пасть, страшное, готовое к прыжку чудовище.
Легко было у Фитцпирса на душе, когда шел в тот вечер по хинтокскому лесу: он верил, что мягкость его и неназойливость будут в конце концов вознаграждены. Любовь его к Грейс становилась только сильнее от вынужденного отчуждения, которому Фитцпирс подчинился, чтобы не убить нежный росток пробудившегося доверия. Он шел очень быстро, гораздо быстрее Грейс, и если бы они так и продолжали идти друг другу навстречу, то он минутой раньше достиг бы поставленной западни. Но тут вмешалось еще одно обстоятельство: чтобы избежать любопытных ушей – а кому не интересно послушать объяснение поссорившихся супругов, – Фитцпирс и Грейс решили в тот день встретиться на бугре за усадьбой Тенге, поэтому, дойдя до падуба, Фитцпирс остановился.
Не более двух минут ждал он под густой кроной падуба, шелестевшей упругими кожистыми листьями, как вдруг услышал слабый вскрик с той стороны, откуда должна была появиться Грейс. «Что бы это могло значить?» – подумал Фитцпирс. А так как он пребывал сегодня в самом счастливом настроении духа, то решил, что слышит весенние голоса лесных духов и фей, которые, по преданию, любили резвиться в хинтокском лесу еще со времен старой веселой Англии. Так он и стоял в тени падуба минут десять, но вдруг начал беспокоиться: теперь уже услышанный возглас не казался ему таким безобидным, и он побежал по заросшему склону вниз и дальше по темной тропинке навстречу Грейс.
Дубки-близнецы росли очень тесно, и Фитцпирс чуть не упал, налетев на них. Протянув в темноте руку, чтобы исследовать препятствие, он ощутил под рукой ворох шелковой ткани, а под ней холодные железные прутья. Это, однако, ничего не объяснило. Он чиркнул спичку, и кровь застыла у него в жилах.
Он увидел захлопнувшийся капкан, а в его зубьях юбку из пестрого шелка. Челюсти захлопнулись с такой силой, что страшные шипы насквозь пронзили ткань. Фитцпирс сразу узнал юбку: в ней Грейс последний раз была на свидании. Фитцпирс не раз рассматривал в Хинток-хаусе коллекцию таких капканов и сразу же представил себе, что произошло: Грейс попала в этот проклятый капкан, случайный прохожий освободил ее и унес, искалеченную, домой, а юбку никак нельзя было отцепить, и она здесь осталась. Беда обрушилась на него внезапно, в тот момент, когда будущее представлялось ему безоблачным счастьем. Удар был так силен, что из груди Фитцпирса, как в предсмертной агонии, вырвался вопль. Обезумев от горя, он упал на колени.
Ни одно из наказаний, посланных Фитцпирсу в искупление его грехов перед Грейс, не было и вполовину таким тяжким, как это.
– О любимая моя, бесценная Грейс! Как жестока судьба! Нет, это слишком страшная кара! – заламывал он в отчаянии руки над местом, где случилось несчастье, оплакивая бедную жену свою.
Стенания и вопли его были так громки, что если бы кто находился поблизости, то, конечно, услышал бы их. И такой человек поблизости был. Слева и справа от тропинки, там, где росли дубки, темнели густые заросли кустарника; от кустов вдруг отделилась женская фигурка, в которой даже в темноте была заметна, несмотря на изящество движений, какая-то странность.