Майкл вытер живот футболкой, в которой спал, и скинул одеяло.
С кухни тянуло жареным беконом. Когда Майкл спустился, Кристофер стоял у плиты, следя за раскалённой сковородой и краем уха слушая новости по телевизору, стоявшему на холодильнике. Телевизор был повёрнут экраном к стене: кроме белого шума, он уже давно ничего не показывал, а вот звук не потерял, так что Кристофер использовал его вместо радио.
В будние дни они с Майклом всегда завтракали вместе – мать была учительницей начальных классов и уходила рано, чтобы успеть на автобус. А они были сами себе хозяева и открывали автомастерскую не раньше девяти.
– Ты вчера рано вернулся. Вечер не задался? – Кристофер разбил яйца в сковороду.
– Выставили, – Майкл толкнул отца плечом в знак приветствия и прошлёпал к холодильнику. Взял с дверцы пакет холодного молока. – Подрался.
Тот оглянулся через плечо, изучил неповреждённую физиономию.
– А по виду не скажешь.
– Да нечем гордиться, – Майкл пожал плечами, поставил на кухонный стол масло и джем, кинул хлеб в тостер. – Сара своего бывшего позвала, а он меня увидел и расстроился. Мы и начать-то не успели – она обоих выгнала.
– Не распускал бы руки в приличном доме. Соображать надо.
Майкл шумно вздохнул, имея в виду «не я первый начал».
– Думаешь, больше не позовёт? – спросил отец, выключая газ на плите.
– А кто её знает.
Отец поставил на стол две тарелки. Майкл взял вилку, выковырял хлеб из тостера. Таймер там давно уже полетел, так что следить приходилось по старинке, с часами.
– Я бы на твоём месте позвонил и извинился, – сказал Кристофер.
– Да не за что мне извиняться, – хмыкнул Майкл. – По-моему, она просто бывшего позлить хотела.
Кухня была маленькой, вдвоём едва повернёшься. На холодильнике – наклейки с мотоциклами, круглые нашлёпки от бананов и яблок. Мотоциклы туда, понятное дело, лепил Майкл, ещё в школе, когда своего байка и в помине не было. Окно возле раковины, задёрнутое занавеской, выходило на задний двор, а оттуда через улицу виднелась кирпичная стена склада и вывеска автомастерской.
Майкл подвинулся, чтобы Кристофер уместился за шатким столиком, не вставая, дотянулся до чайника и налил кипяток в кружки.
– А помнишь Эвана? – спросил Майкл, макая хлеб в яичный желток.
– Конечно. А что ты вдруг спросил?
– Да так просто… – Майкл пожал плечами. – Иногда думаю, как он там.
Копаясь с мотором «Купера», Майкл уже и думать забыл про Купидончика. Тот напомнил о себе сам – позвонил.
– Алё, – сказал Майкл, залезая под машину. Чтобы подобраться к нижнему креплению цепи, пришлось снять правое переднее колесо, и он уже успел как следует вымазаться, так что трубку пришлось держать плечом.
– Майкл? – в ухе раздался сиплый голос.
– Ага.
– Это Джеймс. Тебе… сейчас удобно разговаривать?
– Ага, – болты наконец поддались, он шумно выдохнул, подлез к ним пальцами и скрутил все три, ловя их в ладонь.
– Ты точно не занят? – неуверенно уточнил Джеймс.
– Нормуль, – Майкл выпрямился, отложил крепление в сторону. – Одна девчонка вчера пригнала свою машинку на предмет чё у неё стучит в передке. Ковыряюсь вот.
– Девчонка, – повторил Джеймс.
– Ага, ещё и симпатичная. Было бы ей на триста лет меньше, я бы вдул.
– Прости?..
– Кстати, про тебя как раз думал сегодня, – непринуждённо сообщил Майкл.
Джеймс кашлянул.
– Что-нибудь хорошее, я надеюсь?
Майкл усмехнулся.
– Ну чё, сам как? От предков не влетело, что вчера на бровях вернулся?
– Слушай… Майкл.
– Ага.
– Извини меня, пожалуйста, – быстро заговорил Джеймс. – Я вчера наговорил тебе ужасных вещей. Я выпил, а меня всегда быстро развозит… Это было очень некрасиво, мне очень жаль. Ты совершенно не виноват, что Сара такая… влюбчивая.
– Да ладно, – удивлённо ответил Майкл.
Джеймс вздохнул.
– Просто мне казалось, что у нас с ней всё серьёзно, а тут вдруг ты… Я не должен был на тебя срываться. Мне ужасно стыдно, что я на тебя набросился, что наговорил тебе… всего этого… про внешность, и… про акцент, и… Прости.
– Да чё ты, – смущённо сказал Майкл. – Я уже и забыл.
– Слушай, если я могу для тебя что-нибудь сделать, чтобы всё это… загладилось, ты только скажи. Что угодно. Хочешь… выпить сходим?..
– Да я не пью, – растерянно отозвался Майкл. – Я ж всегда за рулём. Джаймс, да забей. Ну, спасибо, что звякнул, но мы тут «доброе утро» говорим резче, чем ты наезжаешь.
Джеймс нервно рассмеялся. Сейчас точно решит, что он такой лох, что даже муху обидеть не может.
– Джаймс, забудь, правда, – торопливо сказал Майкл. – Мы вчера всё решили. Я без обид. Не надо ничего заглаживать.
– Майкл, и всё-таки… Мне неловко, что я на тебя набросился.
Тот хмыкнул.
– Ну, если не шутишь, есть у меня одна идея.
– Я не шучу.
– Можно твою тачилку погонять?.. – Майкл чуть не облизнулся, вспомнив обтекаемые ультрамариновые бока, которые так и хотелось полапать.
– Конечно, – легко отозвался Джеймс. – Хочешь прямо сейчас? Куда мне приехать?
– Эй, не шустри, я просто спросил.
– Я согласен. Давай встретимся.
– Сегодня? – осторожно спросил Майкл.
– Хорошо.
– Часов в шесть?..
– Я свободен.
– Пересечёмся у входа в парк? Я помню, где ты живёшь.
– Договорились.
– Майкл! – позвал отец из мастерской. – Что там с цепью?
– Слушай, красотуля, мне пора работать. В шесть у парка. Бывай.
Сара позвонила через час – и тоже с извинениями. Пригласила выпить кофе.
– Ты сегодня нарасхват, герой-любовник, – добродушно хмыкнул отец.
– Это Сара. Помириться хочет.
– А сегодня у тебя кто?
Майкл вдруг замялся и сам не понял, с чего.
– Да так… приятель.
Они встретились у ворот Кенсингтон Гарденс. Майкл издалека заметил синюю «Ауди». Блестящая, как облизанный леденец, шустрая, лёгкая. Такую саму трахнуть хотелось.
– Куда поедем? – спросил Джеймс, перебираясь на пассажирское сиденье.
– Есть одно местечко за городом. – Майкл кинул в багажник рюкзак, сел за руль. Тот был обтянут темно-серой кожей, на ощупь упругий и твёрдый, как хорошо надроченный член.
Майкл вырулил из парковочного кармана, влился в поток машин. Покосился на Джеймса.
Тот был в светлой рубашке с короткими рукавами и песочного цвета штанах. Грудь наискосок пересекал широкий страховочный ремень, на носу сидели солнечные очки в изящной золотистой оправе. Жалко, глаз было не видно.
– Ты на автомате водишь? – спросил Майкл.
– Да. Так удобнее.
– А я больше на механику западаю. – Майкл опустил ладонь на рычаг переключения передач, погладил шершавую ручку большим пальцем. – Люблю чувствовать, как машина слушается. Не против?..
– Разве можно переключаться на ходу?
– У тебя тут триптроник, с ним всё можно. Он всё равно – одна имитация. Типа, как секс с резинкой – и похоже, и безопасно.
Джеймс пожал плечами.
– Ну, если безопасно…
Майкл оставил на руле одну руку, обхватив рычаг пальцами. Пока они ехали по городу, утыканному светофорами, всё равно приходилось постоянно переключаться.
– Я тя как-нибудь покатаю на машине с нормальной коробкой. Разница – вот такая, – Майкл на мгновение развёл руки, будто рыбак, отхвативший отличную форель.
– Автоматику придумали, чтобы упростить жизнь.
– Знаю, знаю. Посудомойки и холодильники тоже. Я ничо не имею против прогресса, но кое-где котелок на плечах не заменит никакая электроника.
– У электроники выше скорость реакции, – возразил Джеймс.
– Ага, а обсчёт ситуации – херовый. Слишком много факторов. У меня дружбан есть, Браном зовут. Он в искусственном интеллекте шарит, – Майкл покрутил пальцем возле виска. – У мозгов, говорит, вычислительная способность охеренная, даже когда данных мало. Или когда их много, но они все разные, а надо связь найти. Ну вот, например…
Майкл пошарил глазами вокруг, подыскивая подходящий пример. Самый подходящий сидел по левую руку от него и внимательно слушал, покусывая красные губы.
– Ну вот ты, – сказал Майкл. – Вот чтоб я тебя воспринял, нужно же инфу взять, да? А откуда?
– И откуда? – спросил Джеймс.
– От органов чувств. Их у человека пять, так? Первое – это зрение. Я вот смотрю на тебя, вижу твою физию, пальцы там, ноги. Вон у тебя крокодильчик на рубашке – в мою честь, наверное, – Майкл усмехнулся.
– Что? Нет! – Джеймс глянул себе на грудь. – Это просто логотип, я не имел в виду…
– Расслабься, – Майкл всё ещё улыбался. – Я ж шучу. Короче, я тебя вижу – это раз. Я тебя слышу – это два. Как ты вот эти все слова выговариваешь, интонации туда-сюда гоняешь, какой у тебя голос – с утра вот сипел, похмелюга была, да? Сушняк мучил?
Джеймс кивнул, убрал с лица волосы, которыми играл встречный ветер.
– Когда выпью, всегда кажется, что мир – дерьмо. Вчера отчётливо казалось, особенно когда всё кружилось перед глазами, как… грёбаная карусель.
– Сам похмелье терпеть не могу, – согласился Майкл. – Башка трещит, во рту будто кошки нассали.
Джеймс передёрнулся – видно, утренние воспоминания были ещё свежи.
– А это, кстати, третье чувство, – продолжил Майкл. – Вкус. Тут я без понятия, хер тебя знает, – он небрежно пожал плечами. – Сара бы сказала, но её ж тут нет, так что пропустим. Зато когда ты мне в зубы засветил, это было осязание. Или даже нет – когда я тебя до дома вёз и коленями за жопу держал, чтоб ты на повороте не ёбнулся, оно точняк работало.
Майкл притормозил перед пешеходной дорожкой. Джеймс сидел красный, как светофор, сцепив руки на коленях.
– Уже четыре, – непринуждённо продолжил Майкл. – Ну и запах – пятый. Это я тоже про тебя знаю, у тебя шампунь вчера был какой-то прикольный, типа с цветочками. Тока не разобрал, с какими.
– Белая лилия, – сдавленно отозвался Джеймс.
– Ну один хер. Я это к чему веду, – сказал Майкл, – ни одна электронная хреновина с проводами тебя по этим деталям в целую картину не соберёт. Потому что мало ей данные всунуть, надо ещё, чтоб она их прожевала и не подавилась. А это уже анализ нужен. Причём Бран говорит – не просто анализ, а на основе прошлого опыта. А какой у железяки опыт? Чтоб его хранить, память нужна. Вот у человека память, если пересчитать – две с половиной тыщи терабайт. И то, говорят, на самом деле больше. Знаешь, скока это? Это фильм длиной триста лет. Или десять библиотек Конгресса США. И работает всё это на двенадцати ваттах.