Журавлиный король
В той компании юных чудиков с ленточками, фенечками, шнурочками и заморочками он выглядел инородно. Не белой вороной, нет, – редким черным журавлем.
Он зачем-то наведывался туда, где мальчики и девочки, уверенные, что мир лишен любви и только они обладают его тайнами, пили из неказистых рюмок, плакали, смеялись и произносили трагические монологи. Музыка неслась из засыпанного табачным пеплом магнитофона, удивляя вновь пришедших горловым пением или звуками китайских колокольчиков. Небрежно нашинкованная капуста в эмалированной миске возвращала в реальность тех, кто порой терялся в клубах словесного и прочего дыма.
Он приходил раз в две недели, в черном парадном костюме, словно с похорон или свадьбы. Приносил еду и напитки обычных людей: шоколад, апельсины, сыр, вино. Мальчики и девочки набор этот слегка презирали, но молча ели и пили.
Он садился к столу, спиной к распахнутой в любую погоду форточке, и начинал говорить. Руками помогал рождению мыслей, которые были похожи на птиц: не уследишь – не поймаешь. Глазами искал восхищенного зрителя – и всегда получал желаемое.
Мое внимание было ему отдано сразу. Смотрела сначала с любопытством, потом с пониманием. Через полгода ночей под форточкой испытала прилив нежности, граничащий с немотой. Говорить не могла. Говорить с ним или, не дай бог, одновременно – значило произвести на свет чушь, прервать полет.
Простая смертная не имела права говорить с королем. Он заговорил с ней сам.
Это случилось зимней ночью – под форточкой остались только мы вдвоем. Он много выпил, выглядел, как настоящий философ, – сосредоточенным. И вдруг спросил:
– Почему ты все время молчишь?
Я не ответила – задохнулась от испуга. Он подождал, не дождался ни слова и снова спросил:
– Ты уедешь со мной?
Я кивнула. Да. Куда захочешь.
Ночной город был похож на детскую карусель – такси, круговерть огней, жар темноты. Он успевал целовать меня и диктовать водителю: налево, направо, прямо, стой, спасибо, сдачи не надо, идем. Не сразу поняла, что «идем» было сказано мне – когда летишь, не надо ходить.
Он привел меня в темную квартиру, где меня встретили тысячи книг, – пестрыми клиньями они уходили куда-то вверх и вдаль. Только короли столько читают – вот он, королевский дворец. И вот он – король, ходит по ковру, задергивает шторы, расстилает постель, напевает себе что-то под нос, трет щеки.
Я видела, как он устал, сбрасывая ненужный черный костюм. Мне хотелось рассказать, как я благодарна ему за доверие, за простоту, за свои чувства – рассказать словами, настоящими словами!
Протяни руку, скажи хоть слово. Об этом я мечтала – сказать ему слово о себе и о нем.
Когда я открыла рот, чтобы начать песню, достойную короля, он бросил:
– Раздевайся.
Слова отяжелели. Застряли в горле, острым камнем протиснулось только:
– Зачем?
– Чтобы спать, – ответил король.
В ту ночь он вбивал окаменевшие слова в меня так старательно, что они превратились в пыль. Утром опять рассказывал что-то, отправлял птиц в полет. Но я больше не слышала. Оглохла.
С тех пор пыль поднимается в моей голове каждый раз, когда я вижу особ королевской крови под любой открытой форточкой.
Алла Ботвич
Крыжовник
Не отпускает меня крыжовник. Пальцы – ай! – в невидимых колючках. На запястьях царапины покрупнее, от шипов. Собирай-собирай, урожай кислый, холодного лета.
Если дождь в понедельник пошел, то, считай, до четверга, не меньше. Трава в холодных каплях, сапоги резиновые, дорогу разнесло, велик скучает, руки зябнут. Пусто под березой возле пруда. Пусто на тарзанке. Мостки скользкие покосились. Время ходить по домам, на чердаке сидеть, время секретов.
– Он хочет, ну это…
– Ты что, не надо!
– А Машка давно уже!
– Маша на два года же старше, а тебе, как Джульетте…
– Кому?
– Не важно, не надо, это вредно, когда рано.
– С чего ты взяла?
– Ну-у…
– Не нуди, я не решила еще.
Пыль от сена лезет в нос, дождь барабанит по рубероиду. Спи, спи. Вечером над лесом рыжая полоса в тонких обрывках отстающих облаков. Значит, завтра хорошая погода.
К лесному ручью дорога недолгая, бесполезная: ни грибов, ни ягод нет. Да и сам ручей – ледяная змейка, пить можно, а воды не набрать в канистру, слишком мелко. Только камни разноцветные на дне, а вытащишь – обычный, серый.
– Больно было?
– Не очень.
– Вы теперь что? Поженитесь?
– Не знаю, ему же в армию скоро, а мне что, сидеть ждать?
– Но…
– И вообще, он слюнявый такой, язык как каша.
– Буэ…
– Ты видела, к Машке брат старший приехал. Костер вечером будет.
– Меня бабушка надолго не отпустит.
– Я скажу, что мы тебя обратно проводим.
Костер трещит на притоптанном пятаке между скатом к пруду и началом старого кладбища. Там давно не хоронят, часть могил заросла горькой травой, часть еще держится. Приходят из соседнего села старушки, кряхтят, расчищают могилки. Дедки красят заборчики вонючей краской, прибивают новые доски на трухлявые столбики скамеек.
На этом кладбище даже ночью не страшно, хоть тысячу историй про мертвяков расскажи. Страшнее смотреть сквозь дым костра на Машкиного брата: большие кисти, острый подбородок, глаза горючие, быстрые – а ну как в ответ глянет.
На костре на палочках обугливается шкурка безвкусных сосисок из привокзального магазина, хлеб да соль на газете да бутылка дешевого кетчупа, а в кустах бутылка водки – уже пустая. Вторая как раз по кружкам алюминиевым разливается.
– Давай твою.
– Не, я не буду.
– Хорош кампанию обламывать.
– Не хочу.
– Отстань ты, она маленькая еще, за ней бабушка придет.
– Так мы и бабушке нальем!
– Не надо!
– Да шучу я! Садись, не дергайся, опрокинешь.
Трясущимися руками чаю налить. Зубы о бортик кружки – стук. Даром что чай любимый, дымный, со смородиновым листом, кусочком сахара и к нему печенье «Овсяное», крошащееся.
Санька вдруг как вскочит и прямо к кладбищу кинулась. Слышно, как там ее выворачивает.
– Чего это она? Может, сосиски?
– Не, я уже четыре съел, нормальные.
– Она ж не пила почти… Эй! Ты там как?
– Хреново что-то, пойду пройдусь, мелкую провожу.
Луна молодая, а лето уже состарилось. Пахнет дальним костром, пахнет мелкими подорожными цветами. Санька на минуту берет меня за руку. Ладонь влажная, дрожит.
Конец августа. Деревня пустая, все разъехались, книжки прочитаны-перечитаны. Осталось только варенье варить. Бабушка погнала в дальний угол сада, там самый большой куст крыжовника. Собираю, ос отгоняю. Санька раньше времени уехала, обещала же до сентября быть. Собираю, кусаю кислые ягоды. Машкин брат от военкомата бегает, никто не знает, где он. Собираю, ладони царапаю. На чердак тошно лезть, там до сих пор Санькина заколка валяется.
Не отпускает меня крыжовник – лета глаза прозрачные.
Артем Сошников
Отличный день, чтобы стать мужчиной
Люди постарше врали Валере чуть ли не с рождения. Сначала солнышко у них каждый вечер ложилось баиньки, а непослушных детей отдавали бабайке, затем бабушка внезапно улетела на другую планету – и не просто улетела, а прихватила по ошибке дедушкины запасы суперсилы. Дедушка загрустил, пропадал с мужиками в гараже, приходил уставший, шатался и не мог говорить. Родители укладывали его в комнату отдыхать.
Валера рос и умнел, ложь окружающих мельчала, но оставалась низменной. Рыжий хулиган Санек отбирал велосипед «на пару кружочков», авторитет Сыня с корешами посылали Валеру в магазин («подкинь свояка, по-братски»), а затем прогоняли и обзывали шнырем. В 2001 году старшая сестра ударилась лицом о дверцу шкафа, потянувшись за мукой, после чего пришла к родителям, держа за руки двух детей, и они целый месяц жили в Валериной спальне.
А уж сколько… Лет, наверное, с двенадцати, пацаны рассказывали Валере о первом разе – событии, которое моментально делало из мальчишки мужчину. И вот теперь, за три дня до собственного двадцатилетия, Валера сидел на лавочке в заснеженном дворе, бездумно переключал песни на плеере и недоумевал: его что, и тут развели?
Час назад он лишился девственности, и ничего не изменилось. Что именно должно было измениться внутри или вокруг него, Валера не знал, просто ожидание настолько сильно не совпало с реальностью, что он даже заподозрил партнершу в несостоятельности. Ну или себя. Ну или обоих, раз уж первый раз получился настолько нелепым.
Начнем с того, что технически Валера девушку невинности не лишил. Кровь не потекла, раз. Ей стало больно, и она попросила прекратить, два. Валера все равно прекратил бы, потому что кончил прямо во время просьбы. Три.
А самое главное – всю дорогу было как-то неуютно и неловко, непонятно, зачем ради этого странного процесса нужно было столько лебезить и выделываться, дарить цветы и вникать в неинтересные разговоры. Ну разве что теперь на посиделках с друзьями можно не напрягаться, спокойно кивнуть: да, мол, было. Я ж не лох какой-то – дрочить в двадцать лет!
На самом деле друзья догадывались о затянувшейся девственности Валеры, но помалкивали – то ли из уважения, то ли из жалости. О причинах Валеру не спрашивали, а первым он этот разговор никогда в жизни бы не завел, хотя сам для себя понял еще на первом курсе: абы с кем трахаться его не тянет, а красивые девушки на Валеру внимания не обращали. К нему липли две однокурсницы, но первой не повезло с лицом – уж больно оно было тюркское и деревенское, с раскосыми скулами и мелкими свиными глазками. Против малых народов Поволжья Валерка ничего не имел, но сам засматривался исключительно на славянок: голубые глаза, русые волосы… Вторая вроде бы соответствовала его вкусам, но на лбу у нее блестела россыпь крупных прыщей, так что Валера предпочитал первому сексу одинокие фантазии. Благо интернет-трафик в локальной сети был безлимитным и соседи по району охотно раздавали друг другу гигабайты порнухи.
Эта привередливость, которую Валеркин друг Лёва-Интеллигент назвал «эротическим эстетизмом», никуда не исчезла и после первого раза. Валера быстро понял, что высокая планка ему только мешает, но бороться с ней не захотел (вместо этого он презирал свой внешний вид, бедность и детские комплексы). Валера так и не научился разводить девушек на вечеринках и предпочитал изматывать их свиданиями, на которых сильно нервничал, много говорил и глупо хихикал. И все же ему перепадало от таких же нервных девчонок, причем чаще они сами делали первый шаг, потому что в душе у Валеры сидел дремучий страх: а вдруг он увидел намеки там, где их на самом деле нет? И вот он сейчас обнимет девушку, а она влепит ему пощечину и потом расскажет всему универу, какой же Валера мудак.
Пока он смаковал подробности грядущего позора, девушки льнули к Валере сами. Одна даже поцеловала. Но все они были нескладными и не дотягивали до красоток из порно. Кого-то еще в старших классах настиг лишний вес, у некоторых слишком низко висела грудь, росли волосы на руках или, что еще хуже, были усики.
По утрам Валера смотрел в зеркало и понимал, что к нему наверняка тоже возникает много претензий, потому что самому себе он казался адской смесью дрища и жиробаса. Валера проиграл в генетической лотерее: вырос с длинными обезьяньими руками, сутулой спиной и худым телосложением, но любовь к пиву сделала свое коварное дело. Худой парень с пивным животом – добро пожаловать! До полного комплекта неудачника ему не хватало только залысины, но с волосами у Валеры, к счастью, все было в порядке.
Время шло, Валера интересовал девушек все меньше. Надежды таяли, и Валера понимал: лет через десять он, как и все простые мужики, выбросит секс с эффектной красоткой на помойку несбывшихся мечт. Ну или Валера когда-нибудь разбогатеет и начнет трахать эскортниц, что не отменяет горькой правды жизни – секса по любви с роскошной женщиной ему не светит. Благо интернет-трафик к тому времени стал безлимитным и русская молодежь узнала о Pornhub.
Со временем Валера забрел со своими размышлениями в странные дебри. Он подумал: раз уж содержанки согласны спать с ним только ради денег, то почему бы не сходить к проститутке? Она хотя бы не станет притворяться. Профит?
Через пару дней Валера засомневался:
1. А не расписывается ли он таким образом в своей мужской несостоятельности?
2. А вдруг секс с проституткой – действительно эксплуатация женского тела и латентное изнасилование?
Второе сомнение Валера почерпнул из левацкой литературы, которую он брал дома у Лёвы-Интеллигента. Валеру не особо интересовала политика, но леваков он любил – исключительно за то, что они способны перевернуть любое очевидное положение дел вверх тормашками и напихать внутрь кучу контраргументов. Ну вот например, спросите знакомых: что нужно делать с сумасшедшими? Сдавать в психушку! А леваки убеждали Валеру: психбольницы – не что иное, как институт насилия, а сумасшедших на самом деле не существует, потому что не существует объективной нормы человеческого поведения. Ну и так далее. Валера читал их труды как фантастическую литературу.
Он долго размышлял над своим желанием, и плюсы похода к проститутке все же перевесили минусы. Валера решил побыть один вечер плохим парнем, поэксплуатировать женское тело, изнасиловать, но узнать, каково же это – переспать со стройной, гладкой, маленькой, худенькой девушкой. С цветными татуировками.
Перед походом Валера очень тщательно изучил нюансы. Он зарегистрировался на форуме шлюхоходов и прочитал там гайды для новичков.
Сначала Валера хотел позвонить по одному из номеров, указанных на кислотного цвета объявлениях (обычно их развешивают на уличных столбах), но на форуме четко объясняли: это нищенские салоны, до тебя эту бабу пялили таджики и уголовники на зонах, она переносит такие букеты, что член через пару дней упадет на ковер и прожжет пол до дырки. А еще избиения и рабство в таких салонах – обычное дело. В общем, салоны Валере не подходили ни по мировоззренческим причинам, ни по соображениям безопасности. А вот индивидуалки…
Инди занимались проституцией добровольно и фильтровали клиентуру. Большинство из них приглашали к себе мужчин старше тридцати и выставляли недоступный таджикам или уголовникам ценник. Здесь тоже можно было нарваться на замаскированный шалман, но на форуме такие адреса оперативно выкладывали в специальную тему. По соседству лежал список проверенных девочек с примерной локацией и номерами телефонов. Валера определился с сегментом и выбрал несколько девушек со средним ценником в 4—5 тысяч рублей за час. Выбирал по фото, сравнивал свои эстетические ощущения с отзывами клиентов. Заодно разучил местный сленг.
Полина, миниатюрная блондинка с кроваво-красной помадой и набитым над грудью контурным сердечком, принимала клиентов в квартире недалеко от метро «Комендантский проспект», брала 4500 рублей в час за классику, расслабляющий массаж и минет в презервативе, постоянные клиенты могли договориться на МБР, хотя Валеру он особо не интересовал, равно как и АС, ролевые игры и золотой дождь (только выдача). Рейтинг ТТХ у Полины был благоприятный: выглядела она на свой возраст, фигура соответствовала фотографиям, зубы ровные, с легким никотиновым налетом. Некоторые ходоки жаловались на «цифру» и нежелание поддержать small-talk – Валеру эти жалобы удивляли. Не к психотерапевту же вы ходите, в конце-то концов.
Первичный отбор Валера прошел без особых проблем: набрал номер, вежливо поздоровался, сказал, что хотел бы познакомиться и приехать в гости. Полина действительно была немного холодна, отвечала сухо, но Валере это даже понравилось – сразу стало понятно, что невольно травмировать психику такой девушке не получится.
– Ты на машине? Если да, то лучше оставить ее где-нибудь недалеко. Двор закрытый, въезд по номерам.
– Хорошо, припаркуюсь у метро, – ответил Валера, хотя никакой машины у него не было. Он даже ни разу в жизни не сидел за рулем.
Договорились на вечер вторника. За несколько часов до встречи Валера все же понервничал: тщательно брил подмышки, мазал их дезодорантом, до скрипа вычистил зубы, но ему все время казалось, что рот пересох и из него попахивает затхлостью; пока ехал по фиолетовой ветке – сжевал практически всю пачку жвачки.
Полина жила у метро, в доме с высоченной аркой и шпилем на крыше. Валера пересек двор, нашел восьмую парадную и долго ждал лифта, который гремел где-то наверху, затем выпустил из кабины пожилую пару, – Валере показалось, что они посмотрели на него осуждающе, будто бы знали, к кому он приехал, – и поднялся на одиннадцатый этаж, где все двери были похожи друг на друга. Три раза позвонил в нужную квартиру. Дверной глазок мигнул, и дверь практически сразу же открылась, потому что за десять минут до этого Валера предупредил по телефону: подхожу.
В жизни Полина оказалась чуть постарше, чем на фото, чуть крупнее, но и об этом опытные ходоки не раз предупреждали новичков на форумах.
– Привет, проходи.
Полина пропустила его вперед, в необжитую прихожую, где не валялись ботинки и поверхность тумбочки не была захламлена косметикой, ключами, рекламными листовками и прочей ерундой, которая присутствовала бы в любой нормальной квартире.
«Снимает для работы», – подумал Валера и стянул ботинки.
– Будешь чай или кофе? – спросила Полина из кухни, включив там воду в раковине.
– Чай! Если можно… – вякнул Валера и зашел на кухню, присел на стул рядом с выходом.
На столе стояла сахарница и конфетница, в конфетнице лежали любимые Валерины батончики «Степ», ему захотелось взять один, но тогда его дыхание потеряло бы свежесть.
– Ты куришь?
Полина поставила перед ним чашку с черным чаем и достала из кармана шелкового халатика пачку сигарет.
– Нет, не курю.
– Ну я покурю, ты не против?
Валера кивнул. Повисло неловкое молчание. Валера рассматривал стол и судорожно соображал, что же делать дальше.
– Чай остыл уже, наверное, – сказала Полина, указывая на кружку.
– Извини, я немного смущаюсь, – Валера посмотрел на нее снизу вверх. – Я первый раз.
– А я думала, ты философ. Задумчивый. Решила не мешать. Ладно, – Полина протянула ему ладонь, – пойдем со мной. Покажу тебе, где душ.
Она взяла его за руку, и они пошли по коридору. У нее была маленькая, но цепкая ладонь, очень приятная. Валера хотел бы жить с девушкой с такими ладонями и с такой помадой, халатом, он даже разрешил бы ей курить на кухне. Но на полпути он вспомнил, что она обычно держит этими руками, и снова выдернул себя из фантазий. Поплыл как школьник, как глупый герой каких-нибудь романов девятнадцатого века. Гимназист, лицеист или как там…
Полина показала ему, где лежит полотенце, и закрыла дверь. Валера залез в тесную кабинку и тщательно намыливал вспотевшую в метро шею, подмышки, тер член и лобок, полоскал рот, затем стряхивал с себя капли воды, чтобы сильно не мочить полотенце. С момента его прихода прошло уже полчаса, ровно половина отведенного времени, и Валере стоило поспешить, но он абсолютно не знал, что же ему делать дальше. Авторы отчетов на форуме всегда писали что-то вроде: «Предложила чай, я отказался. Мило поболтали пару минут, фея была доброжелательна, после чего переместились в спальню, и понеслась».
Как можно болтать с человеком, если оба не могут и не хотят говорить о себе правду, Валера не представлял. На форумах азам разговоров с проститутками не учили, а в левацких книгах тем более. Валерина болтливая нервозность на этот раз не помогала, потому что рассказывать Полине о детстве, родителях или смешных случаях в университете Валера бы не стал. Да о чем это он, она же даже никакая не Полина, и не живет она в этой квартире – просто снимает, чтобы принимать в ней клиентов. Каждый угол, каждая мелочь отдает в этом доме отельщиной.
Валера натирал себя полотенцем и, не отрываясь, смотрел на мирамистин, одиноко стоящий на раковине. Полина деликатно постучала в дверь, спросила, все ли у него в порядке, и только тогда Валера вышел, повернул в комнату. Полина сидела на краешке в нижнем белье, над правой чашкой бюстгальтера виднелось то самое контурное сердечко. Валера подошел поближе и рассмотрел надпись, сделанную нарочито неряшливо, – «Мое сердце справа».
– Ты чего опять оделся? – улыбаясь, спросила Полина.
– Классная татуировка, – заметил Валера вместо ответа.
– Спасибо, – Полина искусственно рассмеялась. – Снимай рубашку. Сделать тебе массаж?
Валера согласился. Ему моментально полегчало, он понял, что Полина профессионал, наверняка к ней переходила толпа стеснительных клиентов, и довести дело до секса – ее задача.
Массаж Полина делать не умела. Или не хотела. Она просто села на задницу Валере и гладила его по спине. Через пару минут слезла и легла рядом, Валера приблизился к ней, но вспомнил, что целовать Полину нельзя. Часто в мечтах он представлял, как прижмет к себе маленькое стройное тело, как проведет рукой по изгибу поясницы… И внутри него что-то трепетало, моментально возникала эрекция, сердце тянуло куда-то вниз. Сейчас же из-за волнения Валера ничего не чувствовал. Как Полина ни старалась, его органы будто обкололи лидокаином. Пытаясь успокоиться, Валера закрыл глаза, сосредоточился на дыхании, практически убедил себя отогнать мысли и просто, блин, получить удовольствие.
И в этот момент перед его глазами появился дядя Саша. Брат отца.
Валера не общался с дядей Сашей лет десять, потому что дядя Саша жил в другом городе вместе с бабушкой и плевать хотел на племянника. Но тут Валера четко вспомнил один июльский день: ему шестнадцать, он только проснулся и зашел на кухню попить воды. Дядя Саша мешает за столом кофе с молоком, видит худющего Валерку и ухмыляется:
– Че, Валерон, пристроил уже своего бойца какой-нибудь однокласснице?
Валерка прячет глаза. Дядя Саша громко смеется.
– Че краснеешь, как девка? Вон, иди во двор, познакомься. Отведешь ее потом в лесок…
Из комнаты приходит бабушка, стыдит дядю Сашу. Уже из коридора Валерка слышит, как дядя возражает бабушке:
– Много ты понимаешь! Пацану уже шестнадцать лет. Пора ему бабу снять, мужиком сделать.
Днем во дворе никого, все друзья разъехались по лагерям и родственникам. Пустой двор, пустая лавка.
К Валере подсаживается какая-то девушка в коротком платье и на каблуках. Спрашивает, здесь ли он живет. Разговаривает с ним. Делает ему нелепые комплименты. Потом неожиданно кладет ему руку выше колена, гладит, приглашает к себе в соседний подъезд: «Ты мне понравился. Хочешь? Пойдем». Валера отталкивает руку, смущенно убегает домой.
И через час в комнату заходит дядя Саша, ржет над ним. «Ты че отказался? Тебе баба сама предлагает тыры-пыры… Ну ты даешь! Наташка в шоке, даже предоплату вернула».
И вот теперь перед Валерой не Наташка. Его член во рту у красивой двадцатилетней девушки, а он видит перед собой дядю Сашу, который показывает ему большой палец и кричит: «Красава, Валерон, стал мужиком!»
– Постой, – Валера отстраняет Полину от себя.
– Я могу повернуться, – с готовностью говорит Полина. Она знает, что чаще всего просят клиенты.
– Нет-нет, – Валера поднимается, – забей. Я пойду. Извини.
– Да ты чего, – голая Полина поднимается с кровати, – давай на коленях попробуем, у зеркала…
– Дело не в тебе, – Валера достает из кармана рубашки четыре с половиной тысячи рублей, кладет их на тумбочку, – вот деньги. Спасибо.
Полина пожимает плечами, Валера застегивает ширинку, накидывает рубашку и быстро шагает в прихожую, обувает свои пыльные кроссовки. Она выходит к нему уже одетая, в халате, с пачкой сигарет в руках. Он разгибается и смотрит на нее еще раз. Очень хочется спросить, зачем ей это, такой молодой и красивой. Но она все равно не ответит, это ужасно пошло – откровенничать с клиентом, откровенничать с проституткой, нарушить спектакль, вернуть в эту квартиру жизнь.
– Извини еще раз. Я пошел, – Валера щелкает замком, хотя понятия не имеет, как он открывается, дергает ручку, и дверь неожиданно поддается, словно Валера заплатил не только за секс, но и за стопроцентное разрешение любых возникающих проблем.
Ждать лифта невыносимо, поэтому он решает спуститься по лестнице. Валера толкает дверь и чуть не задевает курящего на балконе парнишку. Парнишка смотрит на Валеру, и он прячет взгляд, будто бы этот паренек тоже знает – видел, как Валера лежал на кровати, откинувшись на подушку, со спущенными боксерами и неснятыми носками. Валера быстро проходит мимо и поворачивает на лестницу, тянет дверь на себя. На лестнице прохладно и тихо, Валера начинает перебирать ступеньки ногами и понимает, что дверь хлопнула за спиной только сейчас, намного позже, чем он ожидал. Валера оборачивается – пацан стоит на пролет выше.
– Эй, слышь!
– М-м?
– Ты от Юльки?
– Нет.
– Я следил. Она зашла в ту же квартиру.
Парнишка медленно двигается к Валере вниз.
– Я ее парень.
– Слушай, – говорит Валера максимально спокойно, стараясь не выдавать легкого волнения, – я не знаю, о ком ты, я был у девушки, но ее зовут не Юля. Ее зовут Полин…
В этот момент парень прыгает через несколько ступенек на площадку, которая сжимается до бетонного стакана в пол квадратных метра. Валера инстинктивно ловит ногу пацана и дергает ее вверх, отпрыгивает в угол. Парень шлепается на пол и не встает, рядом с ним звякает о ступени телескопическая дубинка. Не давая противнику встать, Валера наступает пацану на лицо, лупит его ногой по спине.
– Хватит! Все! Не надо! – испуганно кричит парнишка, всхлипывая, не успевая закрывать отбитые части тела.
Валера отбрасывает носком кроссовки дубинку на один пролет вниз.
– У нее есть татуировки?! – кричит он пацану, нагнувшись. – Не шевелись! – Легонько пробивает ему кулаком по виску, заметив, что пацан пытается поднять голову.
– Есть! Есть!
– «Сердце справа»?!
– Да!
Валера разгибается, вытирает испарину со лба. Парень лежит на полу и мелко трясется.
– Она проститутка, долбоеб, – спокойно говорит пацану Валера, – четыре пятьсот в час.
И уходит, больше не смотрит на этого глупого студентика, как можно быстрее сбегает вниз по лестнице и толкает двери на первом этаже.
Двор по-прежнему живет своей жизнью. Солнце слепит привыкшие к подъездной темноте глаза, вокруг визжат на площадке дети, где-то вдали сигналят раздраженные автомобилисты. Валера проходит под высокой аркой, замечает идущего навстречу нервного мужичка, который дышит в ладошку – проверяет дыхание, заправляет выбивающуюся то и дело из джинсов рубашку. Валера переводит скучающий взгляд наверх. Там, над аркой, – редкое петербургское небо без единого облака.
Какой хороший день. Самое то, чтобы наконец-то стать мужчиной.