Так продолжалась эпоха Великой. Люди, вслед за изначальными созданиями пришедшие из Вечности, осваивали первый материк и разрабатывали дары Великой, а она преподнесла им способность к определенному пути — торговец, искатель, алхимик, охотник, воин, искусник, портной и прочее — и соответствующее ремесло. Однако спустя почти эпоху оказалось, что миру без природной силы не выжить, и тогда к людям пришла Первая и принесла с собой свет. По легенде, спускаясь в мир один из Девяти высвобождал из себя всю силу и распределял ее между людьми. Так проходили эпоха за эпохой, и привычный круг оборвался на Девятом.
Наибольшей известностью пользовались следующие легенды, объясняющее произошедшее: во всем виновата специфика силы мрака, из–за которой в итоге не то сумеречные передрались с темными, втянув в войну свет, не то темные со светлыми, а сумеречные попали под раздачу. Или же — темные были не при чем, во всем виноваты сумерки, а свету и мраку досталось на всякий случай… Но, так или иначе, после эпохи Девятого наступила эпоха Войны, которая едва не стерла все живое в прах, а сам Девятый якобы наотрез отказался продолжать свое дело и замыкать круг силы, закрыл гильдию и затерялся среди простых людей. И магов мрака с тех пор рождается очень мало, а кто рождается — практически не имеет собственной силы. Наша сила — фактически лишь знания, доставшиеся в наследство от Старших поколений магов эпохи Девятого, найденные нами и бережно сохраненные. И на том спасибо.
Я в двадцатый раз изучила рисунок. И все же нет, не эпоха Изначальности. Скорее середина — конец эпохи Великой, когда появились Девять последователей. И куда же, в таком случае, ведут символы? Хотя, вполне возможно, что храм появился как намек на скорое возвращение стихий в мир, а тогда это эпоха Изначальности — начало эпохи Великой… Я устало сощурилась на изрисованный лист. Надо подумать. И подумать, как следует. А лучше всего мне думалось во время прогулки.
Я посмотрела в окно: сизая мгла только–только начинала рассеиваться, и до рассвета еще далеко. Лениво потянувшись, я положила на стол медную монетку, спрятала свои художества в карман плаща, разбудила Молчуна и, тихо отодвинув от двери стол, вышла на улицу. После духоты кабака свежий морозный воздух приятно кружил голову. Я подняла глаза к небу и рассеянно улыбнулась. С материков Снежную луну, которая правит долгим, в честь нее названным сезоном холодов, видно плохо, а здесь она представала во всей красе. Огромный, снежно–белый диск, разделенный надвое несколькими рядами тонких колец, величественно поглядывал на вверенный ему мир и не спешил прятаться за близкой чертой ленивого океана. Пользуясь случаем, я быстро осмотрелась.
Занесло меня действительно на архипелаг, вернее, на один из его островов. И островок, надо заметить, крошечный. Кабак находился на краю города, недалеко от молчаливого пирса, на котором дремали без дела два корабля, убаюканные ленивым шелестом волн. Отойдя от кабака, я кое–как отыскала под снегом подобие дороги и побрела к городу. Шагов пятьдесят — и я уже у городской черты. Я прищурилась и, присев посреди дороги, привычно нарисовала на снегу знак поиска. Дар искателя — видеть больше, чем видят другие.
Знак засеребрился, выпуская из себя сноп снежинок, которые через несколько мгновений соткались в крошечное воздушное отражение города. Центральная площадь с замолчавшим фонтаном и башней градоначальника, на которой развивался флаг с символом Седьмого, — и узкие улочки, тонкими лучиками разбегающиеся в разные стороны. Дома, как я и предполагала накануне, рассветного стиля: сложенные из огромных булыжников разной формы без четкого соблюдения пропорций, большей частью круглые или овальные, с выпирающими из стен камнями, тесно прижатые друг к другу. Кучевые облака, понятно… И на отдельно взятой улице никогда не встретишь двух домов одинакового цвета. От тонкой полосы скрытого в тумане океана город отделяла черта спящего черно–белого леса.
— Название? — я вопросительно посмотрела на символ.
Снежный фантом послушно рассыпался, чтобы через мгновение сложиться в руны названия города — Край рассвета. Какая прелесть. Я хмыкнула и побрела по заснеженной дороге, приподняв полы плаща и по колено утопая в сугробах. Кстати, и край–то почти никем не исследованный. Искатели до сих пор предпочитают изучать материки, где и по сей день скрыто немело любопытных тайников, а на архипелаги и острова суются редко. Чаще всего — из–за недоверия местных жителей к путешественникам. Готова поспорить, что и ступени гильдии искателей своей здесь нет. Впрочем, не о том я думаю, совсем не о том…
Размышляя о вечном, то есть о загадках Небесного храма, я бродила по городу почти до вечера. Немногочисленные местные жители, случайно попадающиеся на моем пути, демонстративно обходили меня стороной и провожали недовольными взглядами. Но что мне до них… Весь день я вспоминала, анализировала и сопоставляла все известные мне сведения, но до разгадки так и не добралась. Самое смешное, что она явственно лежала на поверхности, а я не могла вспомнить, когда и где сталкивалась с подобным. В конце концов, на исходе закатных сумерек, уставшая и замерзшая, я отыскала относительно приличный постоялый двор, посчитала имеющуюся наличность и вздохнула. Опять искать деньги… Не особо я это люблю, но когда их совсем нет…
Постоялый двор, громоздкое четырехэтажное строение нежно–розового цвета (безвкусица…) находился почти в центре города, недалеко от площади, что было мне только на руку. Воровато оглядевшись, я присела и быстро нарисовала на снегу символ короткого пути. В трех шагах от меня замерцал серебром снег, указывая на обнаруженную находку. Я спихнула с плеча Молчуна и взглядом показала ему на обозначенное место. Ворон тяжело вздохнул, но помог. Самой мне копошиться в снегу посреди города казалось неприличным, а ворон на то и ворон, дабы таскать все, что плохо лежит.
— На соседней улице, между первым и вторым домом, — шепотом подсказала я, сверяясь с символом. — А потом — на центральной площади: у фонтана, у башни старосты и у оранжевого дома. Да, и в переулке слева посмотри. Есть? Тогда возвращайся.
Ворон тяжело опустился на мое плечо, прежде сбросив в подставленные ладони свою добычу, которая в итоге оказалась неплохой: три серебряные монеты и с десяток бронзовых. Можно бы, конечно, еще поискать, да мне лень. Плюс усталость нервной ночи берет свое. И перекусить бы не помешало. За время частых походов я привыкла есть один раз — вечером, а в остальное время спокойно обходилась травяным чаем. Но вечером — поесть обязательно. Весело погремев монетами, я откинула капюшон, отряхнула с плаща и ботинок снег и скрылась в доме.
Я сидела за дальним столиком и с задумчивым видом поглощала горячий суп. В отличие от портового кабака, на постоялом дворе оказалось чисто и тепло. В круглом помещении по кругу же располагались опять–таки круглые столы и стулья, что создавало обстановку уюта, которую не портили даже расписанные в стиле Рассвета стены: оранжево–розовые облака на фоне бледно–голубого неба. С высокого потолка комнату внимательно изучал бледно–желтый факел. Чистые яркие скатерти на столах, до блеска натертый деревянный пол и внимательная даже к несолидным посетителям прислуга окончательно убедили меня в правильности выбора. Уж лучше оставить здесь все имеющееся серебро, чем мерзнуть за два медяка в позорном портовом кабаке. А деньги — дело наживное и приходящее.
Я насмешливо посмотрела на Молчуна, откровенно блаженствующего на спинке соседнего стула:
— Ну что, где лучше?
Ворон склонил голову, признавая свое поражение. А ведь как советовал вернуться в кабак, мол, там лучше! Проныра.
Я как раз доела суп и взялась за тушеные овощи, когда дверь скрипнула, пропуская в помещение представительного вида мужчину. Закутанный в дорогой черный плащ и поглядывающий на присутствующих свысока, вошедший быстро обозрел помещение и направился прямиком ко мне. Я насторожилась. Похоже, я оказалась права, и передо мной — бывший владелец артефакта Великой собственной персоной. Я уткнулась носом в тарелку, быстро изучая его ауру и читая сущность. Местный житель. Торговец. Развитое Среднее поколение. Обеспечен. Жизнью доволен. Не женат, детей нет. Я тихо хмыкнула. Заклятье опознания иногда любило пошалить и кроме нужных сведений подсовывало мне и посторонние. Хвала Великой, я тоже замуж не спешу. Тем более, за столь сомнительную личность.
— Приятного ужина, — и торговец вольготно развалился на стуле напротив меня.
Я кивнула, продолжая сосредоточенно жевать. Нахал, однако. Нетерпеливый. Привык добиваться своего быстро и от окружающих ждет только беспрекословного повиновения. Я метнула на него пристальный взор исподтишка. Едва тронутое морщинами лицо, цепкие черные глаза, нос горбинкой, длинная седая шевелюра до плеч и пышные усы. Видный мужчина. Но нахал — отменный. Потому, видимо, и не женат.
Словно в подтверждение моих мыслей, торговец несколько мгновений пристально меня изучал, после чего наклонился и тихо сказал:
— Нужно поговорить. Срочно. Наедине.
Я отрицательно покачала головой.
— Срочно, — продолжал настаивать на своем он.
Я наконец–то дожевала очередную порцию овощей, кашлянула и невозмутимо заметила:
— Надо поговорить — пожалуйста, говорите. У меня не так много свободного времени.
— Вот! — почему–то обрадовался мой собеседник. — Я как раз могу вас избавить от лишних забот!
— Да–а–а? — озадаченно протянула я. — И каким же образом?
Он воровато огляделся и наклонился над столом еще ниже, только что в мою тарелку носом не влез:
— Купив артефакт Великой, разумеется, который почему–то попал к вам в руки…
— Вы что–то путаете, уважаемый, — спокойно возразила я. — Никаких артефактов у меня нет.
— Есть, конечно же, есть, — мужчина проницательно смотрел в мои глаза. — Тот самый, который вы отняли у трех наемников прошлой ночью, — и зачем–то мне подмигнул.
Я с трудом сдержала смех: