Константин лично принял новоприбывших во Влахернской гавани. Со стены за их высадкой наблюдала княжна Ирина, а с ней и ее свита из благородных дам.
Рыцарь необычайно мужественного обличья шагнул с борта на землю и представился:
— Я — Джованни Джустиниани из Генуи, прибыл с двумя тысячами соратников по оружию защищать христианнейшего императора Константина. Прошу, проводи меня к нему.
— Император здесь — это я.
Джустиниани поцеловал протянутую руку и с жаром ответил:
— Благословенны Христос и Матерь его! Я очень тревожился, как бы не опоздать. Ваше величество, отдавайте приказы.
— Дука Нотарас, — заговорил император, — окажите помощь этому благородному воину и его спутникам. Когда они сойдут на берег, проводите их ко мне. Пока я размещу их в своей резиденции. — После этого он обратился к генуэзцу: — Дука Нотарас, адмирал империи, удовлетворит все ваши просьбы. Именем Господа и ради веры в Спасителя нашего, которой грозит опасность, милости прошу.
Похоже, что шарфы и белые руки, махавшие со стен, равно как и громогласные приветствия присутствовавших, пришлись дуке не по душе; он соблюдал холодную вежливость и все же показался Джустиниани неподходящим представителем величественного, но любезного императора.
Вечером состоялась аудиенция во Влахернском дворце, и Джустиниани, при помощи Франзы, представил своих спутников; и хотя последовавший за этим пир, возможно, и не мог сравняться по изысканности яств и богатству сервировки с тем, которым император Алексей приветствовал вождей Первого крестового похода, но и скромным его назвать было нельзя; часто так случается — если доверять историческим хроникам, — что сякнущий свет великих держав дольше всего теплится в пиршественных залах: подобным же образом древние семейства тешат свою гордость наследственными безделушками, притом что все прочее уже распродано. Если в наборе блюд и были какие упущения, Константин сполна возместил это своей любезностью. Будучи и императором, и воином, он знал, как завоевать симпатии и преданность других воинов. Многие из чужеземных гостей, разделивших в тот вечер с ним трапезу, впоследствии погибли, почти не делая различия между ним и священной миссией, которая и повела их на смерть.
Стол был длинным, он не имел головы и конца. В середине одной стороны сидел, председательствуя, император, напротив него — княжна Ирина; справа и слева от них стол тут и там украшали другие дамы, жены и дочери сенаторов, вельмож и придворных — они дарили свое очарование рыцарям Запада.
Что касается гостей, некоторые их имена история сохранила, вместе с теми постами, которые они заняли во время осады.
Был среди них Андрей Диниа, служивший под началом дуки Нотараса и командовавший галерами.
Был венецианец Контарино, которому доверили оборону Золотого Рога.
Был Марий Катанео, воин из Генуи, — он принял командование на внутренней стене между Золотым Рогом и Селимбрийскими воротами.
Были два брата, благородные доны из Генуи, Паоло Бокьярди и Антонин Троил Бокьярди, защитники Адрианопольских ворот.
Был Жером Минотте из Венеции — ему поручили оборону стен между Адрианопольскими воротами и Керкопортой.
Был меж ними немец-артиллерист Иоганн Грант, который вместе с Теодором Каристосом защищал Харизийские ворота.
Был и еще один генуэзец, Леонардо де Лангаско, защитник Деревянных ворот.
Был Габриэль Тревизан; вместе с четырьмя сотнями других венецианцев он держал оборону на стене порта от мыса Димитрия до гавани Святого Петра.
Был тут Педро Джулиани, испанский консул, которому поручили защиту приморских стен от мыса Димитрия до гавани Юлиана.
Был тут и мужественный Николас Гуделли; вместе с братом императора он командовал резервами.
Все они — или почти все — были кондотьерами, однако они не стали дожидаться распоряжений Николая, медлительного папы, и явили свою преданность вере, и будто про них сказано сегодня:
Мужи сии восходят по ступеням
Своих смертей к высотам бытия.
Глава VГРАФ КОРТИ УДОСТАИВАЕТСЯ ОСОБОЙ МИЛОСТИ
— Благородная княжна, пришел итальянец граф Корти. Нижайше просит, чтобы вы выслушали его просьбу.
— Ступай, Лизандр, и приведи графа.
Было раннее утро одного из последних дней февраля.
Железные подметки гостя заклацали по мраморным плитам приемной залы, а полное отсутствие каких-либо украшательств в его облачении говорило о том, что он готов исполнять свой воинский долг.
— Надеюсь, Богородица хранит вас в добром здравии, — проговорила Ирина, протягивая гостю руку.
С пылом, несколько превосходящим обычный, граф поцеловал белую ладонь и стал дожидаться приглашения сесть.
— Мои дамы уже ушли в часовню, однако я вас выслушаю — или вы предпочтете посетить службу и поговорить со мной после?
— На мне доспехи, конь мой у дверей, а отряд дожидается у Адрианопольских ворот; посему, прекрасная княжна, если позволите, я выскажу свою просьбу без отлагательств.
Взволновавшись, она произнесла:
— Помилуй нас Бог, граф! Надеюсь, что вы не с дурными вестями. С тех пор как добрый Григорий отправился в изгнание, дабы укрыться от преследователей, а в особенности после того, как кардинал Исидор попытался отслужить католическую мессу в Святой Софии, а этот безумец Геннадий до смерти перепугал народ своими бессмысленными анафемами, меня обуревают столь дурные предчувствия, что я пугаюсь даже собственных мыслей. А потому попрошу вас изложить свою просьбу прямо сейчас.
Она позволила ему подвести себя к простому стулу; встав перед ней, он с решимостью заговорил:
— Княжна Ирина, вы приняли решение остаться в городе и претерпеть в нем осаду, справедливо заключив, что все произойдет по воле Господа, однако выскажу ту истину, которую знаю: никто не заинтересован в том, как день ото дня развиваются события, столь же сильно, как и вы; ибо если Небеса не примут наших усилий защитить себя, если начнется штурм и город будет взят, победитель, согласно суровым законам войны, получит в свое распоряжение всю собственность, как общественную, так и частную, равно как и всех уцелевших. Мы, воины, умрем так, как Он сочтет должным, а вы, благороднейшая и добродетельнейшая из женщин… увы, язык мой отказывается произносить те слова, которые должен произнести!
Розы на щеках ее увяли, однако она ответила ему:
— Я знаю, что вы собирались сказать, и должна признаться: меня страшит подобный исход. Порой меня охватывает желание бежать, пока еще не поздно, но потом я вспоминаю, что принадлежу к роду Палеологов. Я помню также, что моему родственнику императору потребуется поддержка в грядущем испытании. Помню также и о других женщинах, как высокого, так и низкого происхождения, которые останутся здесь и разделят участь своих мужей и братьев-воинов. Поскольку я не рискую потерять столько же, сколько они, граф Корти, мне должно еще неукоснительнее исполнить долг чести.
В глазах графа сверкнуло восхищение, но в следующий же миг они потускнели.
— Благородная госпожа, — начал он, — надеюсь, вы не сочтете фамильярностью слова о том, что я вот уже несколько дней испытываю за вас крайнюю тревогу. Я опасался, что вы переоцените нашу способность отразить натиск врага. Мой долг — предупредить вас об истинном положении дел, дабы вы позволили нам обеспечить вашу безопасность, пока это еще возможно.
— То есть помочь мне бежать, граф Корти?
— Нет, княжна Ирина, покинуть город.
Она улыбнулась, позабавленная этим различием, однако произнесла:
— Я выслушаю вас, граф.
— Вы должны знать, княжна, что — если сведения о приготовлениях султана верны — штурм по крайней мере в одном не будет знать себе равных. Большие пушки, из-за которых наступление откладывается, по слухам, больше всех тех, которые ранее использовали при осаде крепостей. Не исключено, что они сломят нашу оборону сразу же; возможно, они откроют врагу все двери и обнажат все наши тайны; ту неопределенность, которую они привносят, не должен сбрасывать со счетов даже самый храбрый боец… Во-вторых, из массы слухов, которые ходят здесь уже целый месяц, следует, что штурмовать город будет войско куда более многочисленное, чем те, которые когда-либо собирались под этими стенами. Позвольте мне описать его, княжна… Султан все еще в Адрианополе собирает свои силы. Крупные отряды пехоты пересекают Геллеспонт в Галлиполи и Босфор — в Хисаре; в окрестностях Адрианополя собрались целые орды конников, говорящих на всех мыслимых языках и вооруженных всем мыслимым оружием, — казаки с севера, арабы с юга, курды и татары с востока, румыны и славяне из-за Балкан. Дороги с северо-запада забиты обозами, которые доставляют продовольствие и осадные машины. Города на берегах Черного моря уже сдались Магомету, а те, что защищались, обращены в руины. Враг опустошает Морею. Брат его величества, которого император поставил там править, погиб или бежал — куда, никому не ведомо. Ждать от него помощи не приходится. Выше по течению, до самого моря, все бухты заполнены всевозможными судами; с горных вершин мы насчитали четыреста вражеских парусов. Отпала и надежда на помощь от христиан Европы — и эта весть дурно повлияла на боевой дух нашего гарнизона. Наш гарнизон! Увы, княжна, но и с учетом пришедших нам на помощь чужеземцев нам не хватит людей даже для защиты внутренней стены.
— Вы рисуете мрачную картину, граф, однако если цель ваша — поколебать мою решимость, то этого недостаточно. Я предаю себя в руки Пресвятой Девы. Я останусь, а далее пусть Господь решает мою судьбу.
Лицо графа вновь вспыхнуло от восхищения.
— Я так и думал, княжна, — произнес он с теплотой, — однако мой долг — предупредить вас о грозящей нам опасности; теперь, исполнив его, я прошу вас выслушать совсем другое… В прошлую ночь, поскольку мы нуждались в сведениях о противнике, я попросил его величество позволить мне съездить верхом в сторону Адрианополя. Он согласился, я отправляюсь немедленно, но, прежде чем уехать, прежде чем проститься с вами, о благородная княжна и прекрасная дама, я хочу попросить вас об одном одолжении.