Алмит только вздохнул, тоскливо глядя в окно, перед которым выпускал мохнатые свечи побегов старый каштан. На улице щебетали птицы, ярко светило солнце, а историю развития магии Алмит и сам толком не помнил.
Магистр с явным отвращением вернулся к экзамену.
— Вольха, последний вопрос… соберись, от него зависит твоя оценка.
Я недоверчиво глянула на преподавателя, ожидая какого-нибудь подвоха.
— Итак, вопрос… Что тебе поставить?
— Пятерку! — радостно выпалила я.
Алмит вздохнул и подписал свою ведомость. Всего ведомостей было четыре, по числу членов комиссии, и что поставили мне прочие магистры, оставалось загадкой до начала выпускного вечера.
Но никто не сомневался, что экзамен я сдала.
Глава 3
К вечеру вся Школа знала, что я заколдовала Учителя. Версий было три: либо он поддался, либо притворился, чтобы натянуть оценку любимой ученице, либо мне и вправду крупно повезло. Впрочем, прецеденты уже были — в позапрошлом году кто-то вырастил экзаменатору рога, да так успешно, что их пришлось пилить вручную; на памяти Алмита, любителя мрачных баек из жизни, невесть куда сгинула целая комиссия и нашлась только через неделю, причём где её носило, она так и не призналась; но никому ещё не удавалось посадить в лужу нашего Учителя.
К ужину я не вышла — вернувшись в комнату, тут же повалилась на кровать и заснула мёртвым сном. Велька попыталась меня растолкать, но, по её словам, легче было воскресить покойника, а уж она-то знала в этом толк. По Школе немедленно поползли слухи один другого ужасней; никто не сомневался, что я пала жертвой мести Учителя. Дальше мнения разделились: кто-то отправил меня в долгосрочную ссылку, кто-то исключил без права восстановления; самые добросердечные заперли в карцере с кухонным ножом и мешком нечищеной картошки. Особенно отличилась одна из Пифий (как позже выяснилось, экзамен она провалила с треском) — дескать, внутреннее око помогло ей узреть мой хладный труп, тайно прикопанный под каштаном.
Наутро я проснулась с тяжёлой и вместе с тем пустой головой, словно наспех уложенные в неё знания с чистой совестью покинули неуютную обитель сразу после экзамена. Вельки в комнате не было, в щель под дверью веяло то варёной крапивой, то трупным ядом, отчего мне сразу захотелось есть. Конечно, ни того, ни другого я бы в рот не взяла, но так обычно пахло из нашего холодильного шкафа, где помимо продуктов хранились Велькины зелья и мои домашние задания по некромантии.
Увы, шкаф не оправдал моих ожиданий — то ли Велька села на очередную диету, специально приурочив её к отсутствию моего здорового аппетита, то ли, напротив, так усиленно набиралась сил, что выбрала всё до крошки. В довершение всех бед школьную столовую закрыли до вечера, готовясь к выпускному пиру. Никто, кроме меня, по этому поводу не переживал, в Школе стояла непривычная тишина: младшие классы разъехались на каникулы, Пифии и Практики со вчерашнего вечера отмечали сдачу экзамена. Травникам же было не до того — из экзаменационной аудитории никто пока не вышел.
Я пораскинула голодными мозгами и решила позавтракать в «Ретивом бычке». Взбодрившись пригоршней воды, я оделась, зачаровала дверь, нацарапала в нижнем углу косяка ключ-руну для Вельки и, посвистывая, сбежала по лестнице на второй этаж. Но там меня поджидала засада. Учитель вынырнул из-за угла так неожиданно и бесшумно, что я едва удержалась от бесогонного экзорцизма. Отделаться простым «здравствуйте» не удалось, Учитель с присущей ему прямолинейностью цапнул меня за руку, не дав проскочить мимо:
— Вольха! Тебя-то мне и надо! Идём ко мне в кабинет.
Не успев возразить, я покорно поплелась следом за ним — вернее, за своей натянутой рукой. Амулет Лёна, защищающий от недозволенного чтения мыслей, висел у меня на шее, поднаторевший в телепатии Учитель в таковом не нуждался, и мы взаимно изнывали от любопытства — что ему понадобилось?! Как она сподобилась?!
Но, как ни странно, речь пошла вовсе не об экзамене. По крайней мере сначала. Захлопнув дверь кабинета, маг кивнул мне на один из стульев, сам же прошёл за стол, но садиться не стал. Встал рядом, опершись руками о потёртую дубовую столешницу, и проникновенным, отеческим голосом, от которого меня мороз подрал по коже, осведомился:
— Ты уже задумывалась о своём будущем?
Я вежливо изобразила усиленную работу мысли, но преуспела лишь в жутковатом перекосе лица.
— Не паясничай, — одёрнул меня Учитель, привычно сдвинув брови. — Твоё обучение закончено. Осталась стажировка. Где ты собираешься её проходить?
— В Догеве, конечно! — удивилась я, озаботившись по-настоящему.
— И не мечтай, — отрезал маг.
— Это ещё почему? — я возмущённо подорвалась со стула и припечатала стол ладонями с противоположной стороны. — Разве вы не получили догевский запрос на молодого специалиста?
Учитель заметно смутился, но глаз не отвёл:
— Заявки, поданные иными государствами, рассматриваются Школой в последнюю очередь и только при отсутствии внутренних вакансий.
— Зато для меня они имеют первоочередное значение! — не сдавалась я, в запале стукнув по столу кулаком. — А что? Неужели нашлись ещё желающие на мои специфические услуги?
— При дворе открылась вакансия, — коротко пояснил Учитель.
— При каком ещё дворе?
— При королевском, разумеется, — маг убрал руки со стола, опасаясь, как бы следующий удар не пришёлся по его ладони. — Дорост ушёл на пенсию, королю требуется новый маг.
— Ну и что?
— Я рекомендовал тебя.
— Зачем? — тоскливо спросила я, подумав, что до сих пор рекомендации Учителя играли исключительно против меня.
— Не задавай глупых вопросов. Ты — лучшая выпускница, единственная женщина на факультете Практической Магии… и довольно привлекательная, — смущённо кашлянул и тут же посерьёзнел Учитель. — По-моему, просто идеальная кандидатура.
— Не менее идеальная и для Догевы. К тому же, в отличие от короля, Лёна моя «привлекательность» интересует в последнюю очередь.
— Ты так уверена? — саркастически поинтересовался Учитель и тут же дал волю праведному гневу. — Дурацкие бредни! Нормальных баб хлебом не корми, дай пофасонить при дворе, а она нос воротит! Ну какие у тебя перспективы в Догеве? Главное в нашем ремесле — создать определённую репутацию. Если магичка, нанимаясь на работу, эдак небрежно бросит: «Когда я практиковала при дворе…», работодатель подскочит от восторга. Соответственно подскочит и гонорар. А теперь представь, что в твоём трудовом свитке первым номером стоит Догева. Скажи спасибо, если отделаешься пинком под зад, а то и на кол могут посадить!
— А почему, собственно говоря, я должна искать работу, если в Догеве меня ждёт постоянное место?
Учитель уставился на меня с неподдельным изумлением и ужасом:
— И ты согласна провести остаток жизни в вампирьем логове?
— Лучше их логово, чем ваш королевский двор! — вскипела я. — Сплетни, интриги, дешёвые фокусы и верные яды без рецептика по Его Высочайшему повелению! Где приключения, которые войдут в легенды, верные друзья, знакомством с которыми можно гордиться, подвиги, о которых не стыдно рассказать детям?! Да лучше я на тракте мечом махать буду!
— Да вляпывайся в подвиги сколько хочешь! — возопил Учитель, внезапным броском отвоевывая стол. Я едва успела отпрянуть назад. — Только стажировку пройди, создай себе тыл, какую-то опору в жизни, чтобы, возвращаясь с подбитым глазом, было куда возвращаться! Чтобы не оказаться у разбитого корыта, очертя голову кинувшись за миражом! Поработай придворной магичкой, приобрети имя, сбереги монету какую, домом обзаведись, а потом совершай подвиги на здоровье!
Надо признать, в его словах была доля горькой правды. Покидая Школу, я имела за душой диплом, двадцать кладней подъёмных и лошадь, которая давалась в рассрочку.
— Лошадь без стажировки не получишь, — мстительно отрезал Учитель, верно рассчитав ход моих мыслей. — За неё казенные деньги плачены. Левитируй на метле, как последняя ведьма!
— Но это моя лошадь! — запротестовала я. Новую лошадь мне выделили год назад взамен сгинувшей в болотах Ромашки. Мышасто-серая Белка особыми достоинствами не блистала, но всё лучше, чем ничего.
— Лошадь принадлежит Школе и дана тебе во временное пользование, заметь, временное! Ну подумай, чем плоха придворная жизнь? Почёт, непыльная работёнка, высокая зарплата, трёхкомнатные покои по соседству с королевской опочивальней. Пройдешь стажировку и через каких-нибудь два года выкупишь свою Белку, а пока можешь…
— Два года спать по соседству с королём?! А вдруг он повадится стучать в мою дверь по ночам?
— А ты не открывай, — серьёзно посоветовал Учитель. — Постучит-постучит и уйдёт.
— Уйдёт он, как же! Разве что за стражниками с тараном!
Я негодовала по вполне понятной причине. Третьим бедствием Белории после традиционных дураков и дорог был её король Наум, взошедший на трон каких-то семь лет назад и за это время успевший снискать редкостную нелюбовь всего белорского народа. Народ Науму, на его счастье, попался удивительно терпеливый и снисходительный, относясь ко всем проискам монарха как к неизбежному злу. В любом другом королевстве его давно бы отравили или, на худой конец, с позором выкинули из дворца. Едва утвердившись на троне, Наум начал свою трудовую биографию нападением на соседнее королевство — Винессу. Там ему тем более не обрадовались и дали достойный отпор. Откупившись солидным куском пограничных земель, Наум пригорюнился и повысил налоги, чтобы компенсировать потерю доходов от медных рудников (отошедших к Винессе вместе с землями). Простой люд, которому, в общем-то, всё равно на кого пахать, сравнил прожиточный минимум Белории и Винессы, склонился в пользу последней и, сложив на телеги нехитрый скарб, начал потихоньку эмигрировать в Винессу, благо места там теперь хватало.
Король торопливо понизил налоги, но стало ещё хуже — не зная, чего ожидать от непредсказуемого монарха и по привычке ожидая худшего, селяне повалили в Винессу целыми толпами. Экономика зашаталась, но, на счастье Наума, Стармин наводнили беженцы из Атрии, небольшого северного королевства, где на троне восседал не менее бестолковый самодержец. Не успели они обжиться на новом месте, как уверовавший в себя Наум снова повысил налоги, и беженцы незамедлительно последовали за коренным населением. Помимо того, Наум ввёл денежную реформу (вдвое обесценившую белорский кладень), принял закон о храмовых землях (с благословения Всерадетеля, главного священнослужителя Белории, Науму объявили всеобщую анафему, провозглашаемую трижды в день во всех храмах), ввёл и сразу отменил право первой брачной ночи (из-за катастрофического роста венерических заболеваний), измыслил дополнительный налог на лошадей (несчастных животных охватила эпидемия), а также совершил множество прочих, не менее славных деяний, повергших светлые умы Стармина в глубокое уныние.