Глава 1
Плохое началишко не к доброму концу
Магдалена:
Комендантский час – самая отвратительна штука из всех, что я знаю.
Особенно когда привык постоянно перемещаться без непонятных жестких
границ туда, куда тебе хочется, и тогда, когда хочется. Нет, ну в самом же
деле, кто вообще придумал ограничивать свободу передвижения населению, не слушая его и заявляя почему-то, что это ему же во благо? А если чей-
нибудь горячо любимый супруг вовремя не успеет появиться под
недремлющее око своей благоверной супруги и, побоявшись попасть в руки
стрельцам из патруля, опрометчиво решит заночевать у друзей? Кто потом
вообще сможет поверить, что ночевал он исключительно лишь по великой
необходимости у некоего близкого друга, а тот, друг его, никого не
предупредив, возьми и отправься утром в далекое путешествие по своим
надобностям, вероломно подставив непутевого муженька и одним махом
лишив несчастного законного алиби. Это ж сразу же разные подозрения, скандалы, выяснения отношений начнутся. Нет, ячейка общества не
распадется, естественно, не положено это, но трещину точно даст. Вот и
кому это надо, я вас спрашиваю?
А самое главное – это до сих пор непонятная мне отвратительная
рутинная необходимость начальника Тайного отдела то есть моей скромной
персоны, из-за небольшого штата работников присутствовать по ночам при
допросе вот таких-то несознательных граждан, которых бдительные патрули
приводят к моему флигелю каждую ночь буквально десятками. И ведь уперся
Елисей рогом: нет, и всё тут. Не спорь, ведьма. Я и город своим повелением
закрыл, и комендантский час ввел, всё, чтобы тебе работу облегчить. Так что
трудись, дорогая, на благо ставшего уже родным государства, помогая
батюшке-царю порядок поддерживать, ищи татей и наказывай их по всей
строгости закона.
В общем, спала я плохо, можно даже сказать отвратительно, уже
неделю и выглядела так, что от меня в страхе шарахались все упыри на
окрестных кладбищах, видимо, принимая за одну из них, только более
древнюю, опытную, страшную и злую.
Вот и сидевший сейчас передо мной, по другую сторону стола, неказистый мужичок лет тридцати-тридцати пяти, сине-зеленый от ужаса, в
потертом кафтане и почему-то лаптях на босу ногу (что это еще за сельская
мода?!? В Китеже никогда подобное не носили!), пытался смотреть куда
угодно, только не на всеми любимого начальника Тайной канцелярии, и
мямлил что-то непонятное, с надеждой вставляя каждые пять-семь минут:
- Не виноват я, матушка ведьма, видят боги, не виноват, отпусти, всеми
богами тебя молю.
Всеми, да? И Мороком тоже? Ну спасибо, добрый человек. Только бога
смерти мне для полного счастья сейчас и не хватало. Как там недавно один
умник оправдывался, когда объяснял, почему его дражайшая, горячо
любимая теща внезапно к Мороку отправилась? Я, мол, просто богов
перепутал, много их слишком в нашей вере. Хотел, мол, спасительнице и
заступнице Радужнице помолиться о здоровье моей ненаглядной
родственницы, а вишь ты, как получилось-то: злобный бог как-то сам собой
на ум вдруг пришёл. Судья, впрочем, только посмеялся с такого нехитрого
объяснения и во внимание его не принял. Да и у женщины на шее след от
веревки обнаружили. Так что отправили того товарища на вечное поселение
в Мороковы пустоши, вслед за тещей. Впрочем, такое я вслух не сказала, лишь ворчала потихоньку про себя и, удобно устроившись в своем мягком
«начальственном» кресле, с подушечкой под спиной, раз за разом задавала
мужику один и тот же вопрос:
- Что ты делал после десяти часов ночи на улице в трех кварталах от
собственного дома?
Он мялся, менял цвет лица с красного на белый, отводил глаза, лихорадочно пытаясь придумать достойный ответ, а я все больше
раздражалась и чувствовала, что терпение мое утекает сквозь пальцы, аки
песок. Вот доведет же до членовредительства, ей-богу. И что мне потом, этого калеку самой же и лечить?
Устало вздохнув и мысленно уже растянувшись на постели, такой
манящей и желанной, я все же решила дать нынешнему нарушителю
последний шанс:
- Козьма, я ведь долго терпеть не буду. Или скажешь наконец, почему
ночью по городу шастаешь, или превращу тебя в лягушку или жабу. Будешь
в пруду квакать и комаров ловить.
Цвет лица у мужика резко сменился с нежного сине-зеленого на
землянисто-серый, сам он попытался вскочить и плюхнуться мне в ноги.
Пришлось применить частичный стазис, что еще больше испугало моего
собеседника.
- Смилуйся, матушка ведьма! Не надо в жабу! Не хочу квакать!
Ненавижу комаров! Пощади дурня! Это всё Линка моя, чтоб её Морок
побрал! Это она, зараза такая! Она меня к тётке своей за настойкой
отправила!
Так. Уже проще. Линка, насколько я помню, это Аполлинария, супруга
этого лоботряса, дама из обедневшего купеческого рода. Некрасивая, наглая, высокая, заумная. Да еще и с бородавкой под нижней губой. Осталась бы до
конца своей жизни старой девой, если бы к ней не посватался несколько лет
тому назад, прельстившись остатками некогда большого купеческого
состояния, местный шорник, тихоня и скромник Козьма. Родители Линки, уже и не надеявшиеся сбыть «лежалый товар», обрадовались парню, как
родному, быстро выдворили опостылевшую дочурку из родных пенат с
неплохим для мужика-лапотника приданым и поскорей уехали куда-то в
глушь, в дальнюю деревню, где в свое время купили небольшой домик –
наслаждаться тихой жизнью на природе, заниматься садом-огородом и
ловить рыбу в прудах и озерах, расположенных неподалеку. Вот только что
такого этой «шпале» понадобилось ночью от своего мужа, что она и
комендантского часа с патрулями не побоялась?
- Что за настойка-то?
Залился алым цветом, словно девица-скромница на выданье под
цепким взглядом будущей свекрови, был бы свободен в движениях, наверняка стал бы елозить на стуле.
- Так это… Я-то… Ну как бы… От мужской слабости-то…
Как я сдержалась, чтобы не расхохотаться, сама не пойму. Вот же…
Нехороший человек… Стыдно ему, видите ли, перед кем-то другим в свой
мужской несостоятельности признаться. А мучить ведьму отговорками и
молчанием не стыдно. Столько времени с ним потеряла. А могла бы уже
спать идти.
Дернула раздраженно за привязанный к столу колокольчик, через пару
секунд в комнату заскочил дежурный стрелец и вытянулся по стойке смирно, ожидая приказа.
- Отведи этого, - небрежно кивнула в сторону все ещё
«замороженного» мужика, - к нему домой. Стребуй с него пару серебрушек
штрафа за появление на улице в не положенное время и три медяка тебе за
работу.
Штраф считался чересчур высоким, но я была не просто раздражена. Я
была зла. И нарушитель порядка, видимо, это понял, потому что спорить не
стал и, как только я освободила его от стазисного заклинания, рыбкой
нырнул за спину охраннику. Трус.
- Как прикажете, матушка ведьма! – гаркнул довольный будущим
вознаграждением стрелец, и оба они наконец-то удалились. А я пошла
спать…
- Госпожа ведьма! Госпожа ведьма!
Ясочка… Мучительница…
- Что тебе, зараза мелкая? – не открывая глаз и с трудом ворочая
языком, пробормотала я.
Маленькая бойкая черноволосая горничная, за месяцы работы давно
привыкшая к моим словесным оборотам и давно вникнувшая в мой
сварливый, но добрый характер, лишь весело фыркнула. И ведь не боится
уже…
- Госпожа ведьма, к вам начальник стрельцов пожаловали.
Кто? Ники, что ли? Зачем, интересно? И где он?
Последний вопрос я задала вслух. И получила на это недоуменный
ответ:
- Так ясное дело, в коридоре ожидают, пока вы проснетесь. Сказали, что еще жить хотят.
Обормот…
- Пойди передай ему, пусть заходит минут через десять. И принеси мне
какой-нибудь домашний халат.
Пока горничная, хихикая, исполняла мои поручения, я кое-как добрела
до ванной.
После того как меня чуть не убила сумасшедшая полуэльф, я выбила у
Елисея в качестве награды за опасную и верную службу Их Величествам
разрешение оборудовать комнату рядом с моими покоями под собственную
ванную. Помещение было большим, плюс я еще его расширила с помощью
умений Дани управлять свернутым пространством, и сейчас у меня были
свои ванная, рукомойник, туалет и небольшой, видимый только магам, личный бассейн, как раз и находившийся в свернутом пространстве. Теперь
уже не надо было каждый раз приказывать топить баню, мыться в тазу при
помощи слуг или зимой в лютый мороз мерзнуть в нужнике на улице. Теперь
я жила с комфортом.
Приведя себя в относительный порядок, я, спотыкаясь на ходу и смотря
на мир сквозь глазки-щелочки, с трудом, но все же вернулась в свою
комнату. Ясочка, стоявшая наготове, тут же подала мне легкий шелковый
халатик, в который я, кое-как попав в рукава под смешки горничной, наконец-таки влезла. Вот дождется: превращу в стрекозу и в банку посажу
себе на потеху…
- Зови его, - усевшись на постель и обложив себя подушками, велело
мое сиятельство.
Ники вошел уставший и озабоченный, с яркими фиолетовыми
синяками под глазами. После массовых убийств в Китеже несколько недель
назад он забыл про сон, отдых и личную жизнь и практически все время
проводил на плацу, безжалостно гоняя своих подчиненных, показавших в
том деле отвратительную выучку. Результаты уже впечатляли, но оборотню
все было мало, и несчастных стрельцов поднимали в пять утра, позволяли