я?
Винсент глухо скрипнул зубами. Ему не нужны были пояснения. Любой компромат на Ведьмака будет понят как попытка оклеветать его. И совершенно ничего не изменит в положении дел.
— Ладно, тут ты прав, — нехотя признал он. — С Юлием я облажался. Но почему сегодня все поддержали Романову, когда я её побил? Она же никто, пустое место! Какая-то простолюдинка, которой вообще не место среди нас!
— Объяснить? — голова Феликса склонилась к другому плечу. Винсент почувствовал себя неуютно. Его разглядывали, как диковинное насекомое. — Ты за новостями вообще следишь, принц Гарсия?
— За какими новостями? — холодея, спросил Винс. Что ещё успело произойти за время их поединка с Ведьмаком?
А ведь определённо что-то произошло. Иначе остатки его свиты не покинули бы своего господина и будущего короля. И остальные… Остальные точно что-то такое узнали, и он должен был догадаться, уже по тому, как единодушно ополчилась против него вся аристократия…
Его бросило в смертельный холод.
Отец⁈ Отец умер⁈ Или убит?
Но тогда следовало бы ждать ритуального возгласа: «Король умер — да здравствует король!». И коленопреклонённых аристо, приносящих присягу верности…
— Что-то с отцом? — непослушными губами спросил Винсент.
— Не следишь… — Феликс вздохнул, покачал головой. — Ладно. Кто-то уже прознал, что недавно твой дядя сменил делового партнёра, чтобы не оказаться втянутым в скандал с кинутыми на деньги наёмниками. Скандал, как нетрудно догадаться, действительно разыгрался вокруг короля Родриго, твоего уважаемого отца. Открыто выступить против тебя по этой причине все эти знатные сопляки не могут — их за это родители по голове не погладят, угроза многомиллионным контрактам и всё такое. Свои же прикопают, чтобы не портил генофонд и котировки акций. А вот красивая поза при новом центре силы — совсем другое дело… Тебя списали со счетов, Винсент. Ты — тонущий корабль. И крысы уже побежали на другое, более привлекательное судно.
То, что услышал принц — и ни секунды не сомневался в услышанном — было настоящей катастрофой. Крушением всего.
— И что же мне делать? — едва слышно спросил у самого себя Винс, но Феликс разобрал его шёпот.
— У тебя только один выход, — безжалостно ответил Магнус. — Снова стать центром силы, вокруг которого сплотятся остальные. Твой отец уже не отмоется, но у тебя есть шанс. Единственный шанс стать тем, вокруг кого сплотится и старая, и новая аристократия. Герцог Сезар очистил своё имя, он примет под своё покровительство любимого племянника. Но для этого тебе придётся…
— Самому стать чудовищем? — с горькой усмешкой закончил за него принц. — Лишиться разума? Стать ходячим домом для паразита?
— Обрести возможности, о которых и мечтать не мог, — парировал Магнус. — И в твоём случае я бы говорил не о паразите, а о симбионте.
Он достал откуда-то пробирку, в которой Винсент уловил слабое золотистое мерцание.
— С ним вполне можно договориться. Примешь его — сможешь на равных противостоять Ведьмаку. Только тогда твой реванш будет иметь хоть какой-то смысл, потому что у тебя появится шанс на успех. Без него — ты обречён раз за разом проигрывать и становиться посмешищем для всех. Рискнёшь?
Под испытующим взглядом Феликса Винсент незаметно поёжился.
Перспектива была заманчивой. Очень заманчивой. Вернуть лидерство и с ним Снежану… Но что, если Магнус всё-таки лжёт? Или, скажем так, что-то недоговаривает? Почему он не предложил симбионта — или всё-таки паразита? — брату? Или у того тоже иногда бывают золотые глаза с чёрными вертикальными зрачками?
Что, если с ним говорит никакой не Феликс Магнус, а тот самый инопланетный паразит? Который через принца Гарсия пытается подобраться к его отцу-королю?
Винсент мотнул головой, отгоняя дурные мысли. Да ну, ерунда какая-то получается. Зачем Феликсу — или паразиту — предупреждать его о намерениях твари, засевшей в Ведьмаке, если его собственные намерения ничем не отличаются? Он же должен понимать, что принц Гарсия не согласится на симбиоз, если у него будет хоть тень сомнений. Два пришельца с разными мотивами?
Нестыковок в рассказе Магнуса Винс не видел, признаков лжи не находил, но шаг, который ему предлагали, всё равно представлялся очень, очень рискованным…
Он ещё раз мотнул головой.
Феликс понял его жест по-своему.
— Ладно.
Пробирка исчезла так же неожиданно, как появилась, золотистые искорки погасли в полумраке будуара. Вместо неё появилась холодная улыбка.
— Дело твоё. Хочешь барахтаться на самом дне — кто я такой, чтобы тебе это запрещать? У меня времени много, мне Юлий не опасен. Я могу и подождать, пока тебе надоест глотать одно унижение за другим. Или пока до тебя дойдёт, что ситуация уже слишком серьёзная, чтобы и дальше раздумывать. Вот только условия тогда немного изменятся…
У Винсента пересохло в горле. Он подошёл к бару, выбрал бутылку и ухитрился налить вина в высокий бокал, не пролив ни капли. Привычные движения позволили взять себя в руки. Глоток душистой жидкости прокатился по горлу, смывая страх и неуверенность в себе.
— И что же это будут за условия? — с напускным равнодушием спросил он.
— Надоест валяться в грязи — приползай, — усмехнулся Феликс. — Только помни — на коленях. Обязательно на коленях… Да, жетончик оставь. Мне тут понравилось.
Винсент оскорблённо выпрямился.
Так с ним не имел права разговаривать никто. Кем бы он ни был.
На коленях⁈
Да скорее Солнце превратится в сверхновую!
Брезгливым жестом швырнув жетон под кушетку — пусть поднимает, — Винс покинул будуар.
Глава 2
Феликс усмехнулся, когда дверь за Винсентом закрылась.
Когда он получил это тело, то и предположить не мог, что приобретёт так много. Ему нравилось даже имя. Феликс — Счастливчик. О да, это было воистину счастье…
Человеческое тело оказалось неистощимым источником чувств и эмоций, которые стали для него настоящим наркотиком. Биохимия этого организма превосходила всякое воображение, позволяя всё глубже погружаться в восхитительные глубины новых и новых открытий.
Чего стоило одно только чувство вседозволенности…
Нет, он не стремился выделяться, ни к чему было обращать на себя ненужное внимание. Но само понимание, что ему доступно всё, что только мог позволить себе один из Тысячи — а это было много, так много…
Какое наслаждение было смотреть, как разгорается гнев в глазах этого человека, отпрыска короля, и знать, что рано или поздно он сделает то, что ему было сказано. Приползёт на коленях, униженный и сломленный, потому что он, Феликс, и его частица станут для него последней надеждой.
Невозможно победить ведьмака, если ты ему не ровня изначально. Когда Винсент получит частицу Феликса — они победят. С двумя одержимыми не совладает даже Юлий, и предвкушение этой победы пьянило не меньше, чем будет опьянять сама победа. А потом у него появится доступ к самому влиятельному аристократу этой системы…
Феликс поднялся с кушетки, гибко потянулся. Под ногами тускло блеснул кругляш жетона, стилизованный под древнюю золотую монету. Номинал означал количество оплаченных часов. Всего три — не так уж много, но и не мало. Достаточно, чтобы получить долю невероятных ощущений.
А если их окажется недостаточно — что ж, можно будет и продлить.
Он улыбнулся и потребовал в номер девушек. Для начала троих.
Далеко Винсент уйти не смог. Он явно надеялся, что на сегодня разговоры окончены, что хотя бы до завтрашнего дня он меня не увидит — это читалось на его лице так отчётливо, что даже транспарант с метровыми буквами «Ведьмак, свали нахрен!» не был бы более красноречив. Всего мгновение, но я этой вспышки эмоций не пропустил.
— Поговорим? — почти миролюбиво предложил я, отлипая от какой-то статуи фривольного вида и оказываясь у него на пути. Почти — потому что желание оторвать ему ноги и руки никуда не делось. Я только отложил его на некоторое время в сторону.
Принц сделал морду кирпичом и попытался пройти мимо, как если бы я был пустым местом. Что ж, придётся прибегнуть к урокам, полученным у Царя…
Едва заметно изменилась осанка, поза, стал другим взгляд, налились внутренней силой черты лица… Камера не засекла бы этих перемен — до техники, способной засекать изменения в человеческой ауре, в этом будущем ещё не додумались.
Моё преображение было неуловимым, мгновенным и очень убедительным. Только что взгляд Винса смотрел сквозь меня — и словно упёрся в каменную стену. Ему пришлось меня увидеть, потому что ничего иного ему не оставалось — весь мой вид явственно говорил о том, что мимо таких людей не проходят даже короли.
А справляться с такими инстинктами его никто не учил. Не нашёл король Родриго такого Царя для своего сына…
Теперь этот сын стоял перед представителем той старой нео-аристократии, с которой начинался взлёт человечества за орбиту Земли, и которой уже не было здесь. Люди-мечтатели со сталью во взгляде, с которыми не поговоришь свысока — только на равных — остались там, во временах Рюрика.
Пока не разбудили меня.
— Что тебе? — превозмогая себя, буркнул Винсент. Единственная демонстрация независимости, которую он смог из себя выжать. И это я ещё даже не начал на него давить…
— Перечислить? — я размял пальцы. — В приличном обществе за то, что ты сделал, принято бить по лицу.
— Ты не посмеешь! — он хотел бросить это гордо, но сбился на щенячий взвизг — я усилил давление.
— Ты посмел похитить мою сестру, — я говорил тихо, но слова ложились в его сознание как патроны в обойму — с тихими металлическими щелчками. — Ты угрожал моей девушке. Ваши «королевские», — я пальцами изобразил кавычки, — дома убивали за меньшее. Куда меньшее…
— У тебя нет доказательств! — Винс занервничал.
Ещё бы. Пример Пьера был достаточно весомым свидетельством, что я пустыми угрозами не разбрасываюсь.
— А я не суд присяжных, — я позволил холодной усмешке скользнуть по своим губам. — Право сильного, знаешь такой термин? Теперь, Винсент, если ты хочешь жить, у тебя два пути — ты примешь вассальный контракт, будешь милым и послушным, и начнёшь с публичных извинений…