Старший крестник встряхнулся, как большой пес, прислушался к ощущениям и пожал плечами:
– Спит. Может, пронесет.
…или принесет. Если мать-«лиса» почует, что с ее ребенком приключилось неладное... Я вздрогнула, отгоняя дурные мысли. Роды – дело нелегкое, энергозатратное... В общем, может, и пронесет.
В комнате Анжелы по-прежнему играла музыка, и «белка» подпевала, возясь с готовкой. Мы тихо прошмыгнули мимо нее и поднялись на второй этаж.
– Зайдешь ко мне через минутку. Переоденусь.
Данька кивнул и пошел на кухню – заедать борщом стресс и набираться сил. Запершись у себя, я переоделась в домашнее, поставила кофр на стол и снова проговорила про себя электронный адрес Альберта. Есть здесь кто-то еще из наблюдателей или нет – без понятия. Значит, будем исходить из того, что нет. И писать наблюдателям отчет с иллюстрациями. Заодно и фотографии вчерашней архивной нечисти рассмотрю. Хоть в чем-то повезло.
В дверь предупредительно стукнули.
– Заходи, Дань, – я невольно посмотрела на мигающую силовую привязку.
Мозг после пробежки туда-сюда проснулся, но внезапный приступ паранойи был с позором изгнан. Если мне повсюду будет мерещиться подстава... Привязку не подделать. Материнскую – точно нет. Верно Ираида сказала – они не всесильны. Магически одарены, но не всемогущи. Индивидуальное, уникальное не подделать. Обманывать, маскируясь, – это одно, а вот полностью стать кем-то... Клон никогда не повторит оригинал. Привязка говорит, что крестник рядом – значит, крестник рядом. Точка.
«Лис» явился не один, а с дымящийся туркой. Я поблагодарила за кофе и надолго приникла к своей кружке, а Данька привычно сел на пол, выжидая. И я рассказала – всё, от архива до разговора с Ираидой и сна.
– В общем, так, – подытожила я, обняв руками теплые бока кружки и грея ладони, – сейчас я пишу наблюдателям отчет. Чем скорее сюда приедут проверяющие и заберут тело, тем лучше. И о себе тоже надо доложить по форме. Ираида обо мне знала – и другие наблюдатели явно знают. Но объяснительную с доказательствами накатать не помешает. Во избежание.
Старший крестник кивнул.
– Ты умеешь работать с семейными привязками в трансе?
– Да, – отозвался он. – А ты?
– Нет, – я сожалением поджала губы. – У меня не получается достичь нужного уровня погружения. Ведьмины трансовые медитации для восстановления, по сравнению с вашими, очень поверхностны. Поэкспериментируем? Или я временно передам тебе привязку Фильки, или тебе придется… погружать меня. Думаю, через привязку получится дотянуться до него.
Данька потер затылок и решил:
– Попробую сначала по своим каналам добраться. Пиши отчет, а я подумаю.
– Утром так не пробовал искать?
– Не успел, – лаконично ответил он. – Сразу к тебе рванул.
Я допила кофе и встала, чтобы собрать для отчета все имеющиеся улики. Папки с делами ведьм, короткую сопроводительную записку от «Верховной» и браслет. «Лис» при виде оного отвлекся от размышлений и требовательно протянул руку. Обнюхав и артефакт, и подсунутое мной письмо от «Верховной», он коротко и ёмко изрек: «Рыбы». Я кивнула, разложила вещдоки на столе и взялась за фотоаппарат.
Надеюсь, почта бывшего бывшей же не стала... А впрочем, он парень консервативный, что-то одно выбрал и всю жизнь этого держится. И, отвлекшись, я задумалась. Неужто и меня ждет? Ждет, что одумаюсь и вернусь? Да нет, три года прошло... Или другую рыжую ведьму нашел, или на работе «женился», что не редкость... Ай, ладно.
Закончив с «иллюстрациями», я подключила флеш-карту к ноутбуку, и, пока папка копировалась, взялась строчить длинное письмо. Всё, без утайки, чин по чину. Под истошный вой метели, запах кофе и Данькино сопение. Строчила почти час, не разгибаясь и вспоминая все мелочи, пока не пришла Руна. Вынырнув из-за полузадернутой шторы, кошка перебралась с подоконника на стол и заурчала.
Я сохранила написанное, встала, потянулась и обернулась. Старший крестник, разумеется, спал – это у него всегда называлось «подумаю». Вытянулся на спине, сунув руки под голову, а подвижный нос «в работе». Во сне «лисы» умеют уходить, объясняла не раз Натка – и так она сама недавно меня навещала. Пока я занята, Данька искал сам. Бог в помощь...
Сходив за паштетом, накормив кошку и сварив еще кофе, я вернулась, закончила письмо и открыла папку с фотографиями. И вспомнила. Со страху чуть молодоженов без фотосессии не оставила... Перелистав их фотки, я остановилась на архивной «рыбе». Да, забыла дать «лису» снежок, спрятанный в кармане куртки, но уверена – «рыба». Искаженное лицо, матово-белые глаза, вихри снега за спиной. Увеличив фотографию, я присмотрелась и чертыхнулась. Левый локтевой сгиб лже-архивариуса полыхал белым огнем. У нечисти есть «угли» – в данном случае темный «уголь» плюс подобие Пламени, как у Верховных ведьм. Твою мать, куда катится мир...
А мой мир... он не просто покатился. Набрав бешеную скорость, он рухнул в пропасть, разлетевшись на сотни маловразумительных осколков. Нечисть владеет стихийной силой и «углем»... Немыслимо... В голове не укладывается...
Отсмотрев фотографии и записав нужные номера, я оформила письмо и отправила его по назначению. В курсе ли Альберт охоты за странной нечистью? Может, и нет. Вероятно, о ней знало ограниченное количество наблюдателей. Но если не в курсе, то будет – других контактов с магическим миром у меня нет. И, надеюсь, он не решит, что я спятила окончательно в одиночестве, а поверит мне. Как всегда верил. Рядом со знающими колдунами и ведьмами мои шансы выкрутиться выше. И, кстати, о знающих... Ведь есть же Корифей. Не получится у нас с Данькой, придется идти на поклон.
Понадобился Филька кому-то, меня задержать решили, через браслет подслушав планы, или всё это чистая случайность – вот в чем вопрос...
Пока старший крестник бродил в неизвестном «где-то», я занялась фотографиями новобрачных. Создала отдельную папку и взялась отсматривать фотографии. «Такой кирпичный домик», Вероника с зеркальцем, застенчивый Семён, позы у фонарного столба, опять Вероника с зеркальцем... Выбрав и скопировав нужные фотки, я заглянула в кружку, констатировала отсутствие кофе, встала... и снова села. Вероника с зеркальцем... Зачем она всё время за него хваталась, если погода не располагала к порче макияжа? Пресловутая правда в отражениях?
Я снова зарылась в фотографии. Нет, наверно, паранойю... Она везде получалась в профиль, и отражается ли что-то в зеркальце... А отражается. Найдя единственную подходящую фотографию, где Вероника стояла спиной ко мне – и к зданию загса, – я увеличила изображение и вздрогнула. Она держала зеркальце на вытянутой руке, приподняв, и через ее плечо из отражения смотрел... огонь. Ни глаза, ни губы, ни щека, а сплошная стена золотисто-красного пламени. В отражении был не человек, а... нечеловек.
Вот, новый поворот...
Позади, отвлекая, раздался вздох. Я обернулась и облокотилась о спинку стула, вглядываясь в Данькино лицо. А он, сев, яростно тер виски и лоб, просыпаясь.
– Ну что? – поторопила я.
– Живой, – зеркально-зеленые глаза старшего крестника были мутными, взор бессмысленным, затуманенным.
– Где?.. – я напряглась.
– Не понял, – Данька пожал плечами и досадливо сплюнул: – Глубоко. Только сверху и глянул.
– Глубоко? – повторила я. – Под землей?
– Не знаю, Лёль, – он раздражённо встряхнулся, потянулся, сев по-турецки. – Глубоко... и всё тут. Дойти не смог. Надо через тебя пробовать. Живой – да, здоровый – да, спит – тоже да. Больше ничего.
– И то хлеб, – я отодвинулась вместе со стулом, пригнула монитор. – Дань, глянь-ка сюда. Видишь что-нибудь странное?
– Пламя в зеркале, – «лис» прищурился. – Зеленое.
Я обернулась удивленно. Жёлто-красное ж было... А стало зеленым. С синими искрами.
– Это сущность, – старший крестник неприлично ткнул пальцем в экран монитора. – Лёль, так сущность нечисти видится. Вроде как... ну, душа наша. То, что за телом. Душа и сила.
Пламя сменило цвет с зеленого на синий, с фиолетовыми всполохами.
– Но у вас я не видела ничего подобного, – заметила я, наблюдая за метаморфозами "Вероники". – Вы что так, что в отражениях – люди как люди, если в глаза не смотреть.
– Но в нас и стихийной силы мало, – Данька придвинулся к столу, тоже глядя на фотографию. – Три искры. А у них… кажись, Пламя. Как у Верховных ведьм.
Склонив голову набок, он придирчиво изучил Вероникин «задний вид», хмыкнул одобрительно и заметил:
– Это та баба, у которой мужик мелкий? «Змея», точно.
– Как понял? – я удивленно подняла брови.
Данька ухмыльнулся:
– Так бабы ж все или ведьмы, или...
Я не поленилась дать подзатыльник, но старший крестник легко увернулся, хохотнул и снова ткнул пальцем в фотографию, пояснив:
– Волосы. Посмотри на ее волосы.
Брату ничего не угрожало, и «лис» заметно расслабился, вернувшись в привычный грубовато-нахальный образ. Таким – да еще и молчаливым, сосредоточенно-ищущим – я знала его с пеленок.
Я присмотрелась к роскошным косам «гарной дивчины», но ничего подозрительного не заметила. Толстые, пышные, длинные – до зависти. Заплетены аккуратно, волосок к волоску, перетянуты красными резиночками с бусинками, а «хвостики», несмотря на тяжесть волос, завиваются тугим серпантином.
– Не вижу ничего странного, – я нахмурилась.
– Лёль, улица, – многозначительно сказал Данька. – Улица, ветер, прогулка. Так идеально не бывает.
И верно... Я пролистала фотографии, вернувшись в начало папки, потом снова посмотрела последние – никакой разницы. Волосок к волоску.
– Ты на Медузу Горгону намекаешь? – да, явный прообраз.
– Ну, допустим, эта послабее, – старший крестник пожал широкими плечами. – Хотя если успела отъесться... Запаха от нее почти нет, а запах – это сила в крови, не в сущности. Не в энергетической оболочке. Даже «белка» сильнее пахнет.
«Змеи» – слабая нечисть, мелкая, почти неотличимая от человека. Да, даже «белка» сильнее, если опираться на нашу классификацию. Но вот отъесться, целиком «заглатывая» и долго переваривая чужую силу «змея» могла почти до уровня беса. И никто ее не раскусит, подколодную, – да, в крови своей, исконной силы – полкапли.