– Нат! – повторила я и быстро добавила: – Пацанов своих мне не всучивай.
...из-за них я всё потеряла.
– Нет, не всё, – тихо и твердо сказала Натка. – Я их не оправдываю, они очень виноваты, но я тебе уже говорила: жизнь с потерей силы не заканчивается. Тебя лишили только четверти возможностей. От остального – мира магии, Круга и своего мужчины – ты отказалась сама. Да и от себя – тоже. И...
– Не будем об этом, – перебила я сухо. В оконном отражении опять померещился «рудимент», и я отвернулась. – Пристраивай своих охламонов по заклинателям. Я умываю руки.
– Да я не об этом поговорить-то хотела, – вздохнула Натка. – А порадоваться за тебя. Что из раковины из своей вылезла. И взялась за дело. Давно пора.
Я смутилась.
– Какая у тебя легенда?
– Фотограф. Некий клуб любителей истории и старинной архитектуры нанял меня, чтобы собрать фотодосье на мелкие купеческие города, – я перебрала бумаги. – Дескать, столичную архитектуру рассматривают со всех сторон, а мелкие сибирские городки, сами по себе являющиеся памятниками архитектуры, изучать никто не хочет. Буду бегать с фотоаппаратом и создавать видимость бурной деятельности. И – нет, я не покрасилась и не собираюсь. Шапки хватит.
Натка одобрительно хмыкнула, помолчала и добавила задумчиво:
– Странное это дело, дочь. Я иду за тобой по следу, тянусь, смотрю, и многое мне не нравится. В городе. В деле. Да и в тебе.
А я-то что?..
– Боишься. Слишком боишься. Успокойся. Ты справишься.
Даже на таком расстоянии ей хватило силы воздействия – мягкая «лапка» провела по моим волосам, скользнула по позвоночнику... И мне сразу полегчало. Внутри словно невидимые узлы развязались, тело расслабилось. Отпустило. И поверилось.
– Спать ложись, – посоветовала она. – Успеешь начитаться. Выспаться впрок полезней.
– Нат, – я вернулась к прежней тревожной теме. – Когда тебе рожать?
– Не знаю, – повторила приемная мать. – Это всегда неожиданно – может, через месяц, а может, через год. Будто ты не в курсе. Смотря сколько сил потребуется малышу для выживания. Но пока есть время, я подстрахуюсь. С заклинателями договорюсь, с ведьмами... Не переживай. И будь осторожна.
– И ты. Ночи, Нат.
– Уже утра, дорогая, – она улыбнулась. – Созвонимся.
И ни о чем больше не спросила. А я не стала рассказывать – ни про поручение, ни про ведьм, ни про сон. У Натки есть свои тайные источники знаний, в которых я никогда не могла разобраться. «Лисья» сила – увидеть «объект», обнюхать следы – и понять, куда и к чему они приведут. Но раз она ни о чем не предупредила... Вероятно, я зря боюсь. Просто не по себе, раз впервые за три года вышла из зоны комфорта.
Собрав бумаги в стопку, я взобралась на полку с ногами и уставилась в окно. Заснеженные поля, посеребренные полной луной, одинокие хутора, мигающие скудным оконным светом, черные полосы далекого леса, мое сумрачное отражение.
Может, Натка права, и не всё еще потеряно. Может, права и Верховная – занимаясь делом, я открою в себе новые источники силы. И жизни, какой бы отвратительной она ни казалась. Ведь однажды что-то остановило меня от того, чтобы без метлы и страховки рухнуть с высотки в звездную ночь. И сейчас у меня появился шанс найти это «что-то», вцепиться в него руками, ногами и зубами, чтобы вернуться, если не к себе... то просто к прошлому. Посмотреть на него со стороны, оценить масштабы разрушения, найти уцелевшее. И понять, что, не считая «рудимента», образовалось еще.
За стенкой зашуршали соседи. В соседнем купе ехали куда-то две парочки. Весь день они пили коньяк и вели задушевные «поездатые» разговоры, к вечеру уснули, а сейчас проснулись и завозились. Зазвенели рюмки, и под аккомпанемент колес зычный голос затянул: «Чёрный во-о-орон, что ж ты вьё-о-ошься-а-а…». Я отключилась от размышлений, слушая и проваливаясь в сон.
– Почему ты уходишь?
Он смотрел прямо, ясно, без труда читая мои мысли. Все, до единой, я ведь сняла защитный амулет. И всё понимал. Но зачем-то требовал ответа, хотел услышать. А я не могла найти слова. И силы. Прежней решительности – как не бывало.
– Сам знаешь, – я отвела взгляд и крепче сжала ручку чемодана.
– Решила за нас двоих, и мое мнение не интересует? И не учитывается?
Я осмелилась поднять взгляд и тут же отвернулась:
– Себя и Круг я уже подвела... больше никого не хочу. Не настаивай. Зачем тебе такое... позорное пятно на репутации и в досье? Тебе прочат место в Совете наблюдателей, а я... – и резко добавила: – Ты был прав, когда говорил, что связи с нечистью до добра не доведут... доволен?
– Однако от них не отказываешься, – заметил он так же резко. – Такси вызвать?
Да, неба и метлы меня лишили... Один – один.
– Не стоит, – я подняла чемодан. – Отпусти. Как прежде уже не будет, а как иначе... я не знаю. Не умею. Не злись, – добавила тихо. – Прости. И не надо помогать, – пора привыкать делать всё самой.
– Позвони, как доберёшься.
Знал же, что не позвоню. И я знала, но зачем-то кивнула, обещая. И даже смогла улыбнуться. Подхватила тяжелый чемодан и...
– ...туалет закрывается! – бубнил монотонный голос. – Через полчаса остановка, и туалет закрывается!
Я тряхнула головой, прогоняя остатки тяжелого сна. Прислушалась, села, обув тапки, и схватила пакет с умывальными принадлежностями. Семь лет дружной совместной жизни, а погрустить, вспомнив, некогда – скоро остановка, и туалет закрывается. Не до сантиментов. Я собрала волосы в хвост и быстро вышла из купе. Люблю дорожную жизнь – реалистичная романтика, и только и успевай всё успевать.
Серый чемодан, тот самый, лежал открытым на нижней полке напротив. Вернувшись после очереди в заветное заведение и умывания, я без аппетита сжевала «Доширак», выпила чаю, посмотрела на бумаги и решила, что завтрашний вечер мудренее сегодняшнего утра. Приеду, осмотрюсь и решу, что делать и как быть. А пока, действительно, высплюсь. На месте мне всегда было легче работать, чем заранее.
И до вечера я спала с короткими перерывами на поесть и послушать очередной романс от соседа-певца. И слушала с удовольствием, пока он не запел зачем-то «Я ехала домой…». Едва услышав затравочную фразу, я достала сотовый, надела наушники, включила инструментал и снова легла спать.
Все эти три года я так ужасно спала...
Город плыл в низком тумане – тоскливый каменный призрак из забытого прошлого. Низкие, пришибленные дома, закутанные в вечерний сумрак, редкие фонари. Поезд замедлял ход, а я сидела, одевшись и собравшись, ожидала прибытия. Картина за окном не радовала. Что я здесь забыла?.. Себя?.. Время покажет.
Поезд остановился. Я перекинула через плечо кофр и подхватила чемодан. Сходила только я, остальные – полвагона – толпились, чтобы выйти покурить да сгонять за пивом. На перроне – ни души, кроме проводников, ни встречающих, ни провожающих. Первый путь, одинокий киоск, обшарпанное здание вокзала, когда-то зеленое, а нынче – страшное. И ни табло, ни носильщиков. А такси-то здесь есть?
Внутри вокзал оказался еще страшнее. Пара унылых киосков, никаких сидений, указателей и средств для ловли террористов, старое табло. Семь часов вечера. Я отчего-то занервничала. Быстро пересекла крошечный зал ожидания и вышла на привокзальную площадь. Да, «площадь» – дворик три на четыре метра у заснеженной дороги, через которую начинались жилые дома. Такси, конечно же, не было. Частников – тоже.
Глухая провинция...
Я достала карту. До гостиницы – три квартала. И перехватила чемодан поудобнее. Можно, конечно, вернуться в здание вокзала и поискать там хоть одну живую душу да расспросить, узнать телефоны службы такси... Но показалось, что лучше добраться самостоятельно. Одета я неброско, волосы спрятала под черную шапку, но – приезжая. Одинокая и молодая с виду девица с чемоданом. Мало ли, какой тут народ.
Запомнив направление, я бодро перешла через дорогу и двинулась к гостинице. После теплого купе морозная сырость пробирала до костей. На узких улицах лежал снег вперемешку с зелеными листьями, с крошечных балконов-для-цветов капало за шиворот. Двухэтажные кирпичные дома с полуподвальными этажами чередовались с покосившимися бревенчатыми «памятниками деревянного зодчества». А между ними – сумеречные дворики, огороженные коваными заборами, заросшие кустами, тополями и березами.
Чемодан, подпрыгивая, гулко грохотал колесами по старой брусчатке. Я торопилась, скупо глядя по сторонам. Завтра осмотрюсь, сейчас бы добраться, и быстро...
Гостиница мало чем отличалась от других домов, даже вывески не было. Двухэтажное кирпичное здание на набережной, высокое крыльцо, витые чугунные перила, лапы плакучих берез у зашторенных окон и над крышей. Остановившись, я перевела дух, нашла взглядом номер дома, освещенный бледным светом фонаря, и подняла чемодан. Добралась... Туманная пустота города пугала. Вроде, всего-то восемь вечера, даже не стемнело, а народу – ни души.
На мой звонок долго никто не отвечал и свет в темных окнах не зажигал. Держа ладонь на кнопке, я огляделась. Заснеженная брусчатка набережной исчезала в тумане, поглощавшем свет фонарей, над речкой стелилась седая хмарь, в десяти шагах от гостиницы виднелся мост. Наверно, летом тут полно народу... если он вообще есть в этом странном городишке.
За время марш-броска я вспотела, а сейчас, несколько минут постояв на месте, начала замерзать. Изо рта при дыхании вырывался пар. Наверно, минус два-три, но так сыро и мерзко... И снег пошел. Зашуршал в высохшей зеленой листве, заплясал в свете чугунных фонарей у крыльца. Распечатка с номером брони и телефоном гостиницы лежала в заднем кармане джинсов, но, подпрыгивая на крыльце в ожидании чуда, я усомнилась, что здесь есть сотовая связь. И интернет. Людей-то не видать.
Ослепив, неожиданно и ярко вспыхнуло ближайшее окно. Я вдруг подумала, что сейчас мне навстречу выйдет представительная дама в кринолине, парике, с канделябром... Ладно, не в кринолине – поздновато для него, но в кружевном пеньюаре, бархатном халате и с нарумянено-напудренным лицом. А вышла, с трудом открыв тяжелую дверь, девчонка лет шестнадцати, в пуховике поверх широкой фланелевой пижамы и войлочных чунях.