Марина и Сергей Дяченко.ВЕДЬМИН РОД.(Ведьмин век-3)
.
.
. . .
Ровно в десять пожилой инквизитор явился на допрос: Руфус, бывший куратор округа Ридна, властолюбивый, заносчивый, высокомерный Руфус переступил порог своего кабинета, лишенный должности, в роли подследственного.
В двух огромных клетках порхали и пели экзотические птицы. Вдоль стен помещались пальмы в кадках. Инквизитор посмотрел сперва на птиц — кажется, с тревогой и сожалением. Потом перевел взгляд на того, кто занимал теперь кресло куратора.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал Мартин Старж.
Простые слова поразили Руфуса, как пощечина, — в собственном кабинете он, выходит, не мог больше сесть без позволения.
— Да погибнет скверна, — буднично продолжал Мартин. — Я обвинил вас в служебном подлоге на основе показаний некой ведьмы. Но записи допроса я не вел. Повторить свои слова ведьма не сможет. Таким образом, у меня нет против вас ни улик, ни свидетелей — только то, что знаем мы оба. Теперь вопрос: от чего умер ваш заместитель, инквизитор Иржи Бор? От сердечного приступа?
Сделалось тихо. Руфус тяжело дышал; до него медленно доходило, в какую ловушку загнал его Мартин. Панический рапорт об отставке уже подан, служебное расследование запущено, отступать поздно… или не поздно?! На лице у бывшего куратора застыло мучительное сомнение: он должен был сделать выбор из двух одинаково плохих вариантов.
Пауза затягивалась. Руфус молчал, будто ему заклеили рот. Мартин не торопил его; новая попытка солгать оказалась бы для бывшего куратора непереносимым унижением, тем более что унижаться пришлось бы перед человеком, которого Руфус презирал и ненавидел. Но признание грозило неопределенными последствиями в будущем — Руфус должен был передать свою судьбу в руки Мартина, причем по своей воле, раз доказательств нет.
— Вам нужно время, чтобы принять решение? — мягко осведомился Мартин.
Руфус посмотрел на него с ненавистью и мукой. Хотел что-то сказать, но снова промолчал. Прошло еще несколько минут.
— Мой заместитель Иржи Бор, — начал наконец Руфус не своим, напористым, а очень слабым и бесцветным голосом, — был убит ведьмой…
Мартин вытащил из кармана диктофон, включил и положил на стол. Руфус говорил, выжимая из себя слова с трудом и омерзением; с каждым словом в его голосе все больше звучала растерянность, будто он сам не понимал, как мог по доброй воле совершить то, что совершил:
— …он был обнаружен нами, мной и подчиненным, на столе в кухне арендованной квартиры, его грудь рассечена, сердце изъято и частично помещено… в ротовую полость. С момента смерти прошло не менее трех суток. Задержать ведьму по горячим следам не представлялось возможным. Я счел… оправданным не предавать этот случай огласке… чтобы не способствовать паническим настроениям. Учитывая, что ведьма давно покинула провинцию… по моим расчетам… И огласка не имела бы положительного эффекта… Я не стал докладывать в Вижну о происшествии. По официальной версии, Иржи Бор умер от сердечного приступа.
Он замолчал. Мартин выждал паузу:
— Что-то еще хотите добавить?
— Все, — мертвым голосом сказал Руфус.
Мартин выключил диктофон:
— Не под запись. Можете объяснить — зачем?! Такой опытный человек, как вы…
— Ты не поймешь, — Руфус разглядывал столешницу.
— Что мне помешает?
Руфус поднял взгляд, будто камень, и посмотрел на Мартина через стол — с тоской:
— Один рождается с серебряной ложкой во рту… по факту рождения получает все… Статус, деньги, свободу, возможности… преференции… Пост куратора округа Одница в двадцать семь лет… А другой тяжело работает с детства, пробивается сквозь жизнь, как сквозь застывший бетон… с чугунными гирями на ногах… голодает в юности, чтобы покупать книги… изнашивается, стареет, зубами выгрызает успех… Получает какое-то признание… Но судьба издевается, подсовывая безнадежное дело… и единственная попытка обмануть судьбу… заканчивается вот так.
— Вы не судьбу пытались обмануть, — сказал Мартин. — Вы пытались обмануть Инквизицию.
— Радуйся, — пробормотал Руфус, отводя взгляд. — Смотри, торжествуй: человек рвал жилы всю жизнь, чтобы оказаться накануне пенсии выброшенным. За бортом. На дне. Работать курьером, если возьмут… пиццу разносить…
— Зачем же так мрачно? — Мартин приподнял уголки губ. — В тюрьме кормят бесплатно. А когда выйдете, как раз и пенсия подоспеет.
Руфус вскинул на него ошеломленные глаза:
— И где же здесь уголовный состав?!
— Соучастие, — Мартин невинно улыбнулся. — После Иржи Бора она убила еще двух инквизиторов в Однице. А вы соучастник, вы скрыли ее преступление. Можете доказать, что бескорыстно?
— Какой же ты ублюдок, — с болью прошептал Руфус.
За несколько секунд он вылинял, как тряпка, брошенная в чан с отбеливателем. Глаза сделались совсем крохотными и подернулись дымкой.
— Я пошутил, — сказал Мартин после паузы. — Предъявлять вам соучастие — значит сводить личные счеты. Я не стану.
Руфус близоруко моргнул. Перевел дыхание:
— Издеваешься…
— Вижу, что неудачная шутка. — Мартин пожал плечами. — Извините.
— «Не стану», — пробормотал Руфус, кончиками пальцев вытирая уголки слезящихся глаз. — Можешь себе позволить. Быть каким угодно — добрым, великодушным… уважать себя… ценить себя… Никогда ни в чем себе не отказывал… никогда не выбирал, пообедать или починить ботинки…
— Вы правда хотите меня разжалобить? Серьезно?
Руфус скрежетнул зубами, рискуя сломать их.
— Я бы не исключал вас из состава Инквизиции, — сказал Мартин задумчиво. — Ваш опыт пригодился бы, но… человеку, способному на такой подлог, больше никогда и ни в чем нельзя доверять.
— Мне не нужно твое доверие, — процедил Руфус. — Там была ведьма… Чудовищная, судя по почерку. Она ушла, сбежала… Когда мы нашли Иржи, ее и след простыл… мы не могли ее взять, мы никак не могли ее выследить… Могли только признать свою беспомощность и подставиться под порку, ты бы порадовался… Ну, веселись теперь…
— Вам повезло, — серьезно сказал Мартин. — Если бы вы попытались ее взять — список погибших стал бы длиннее.
Мутный взгляд Руфуса немного прояснился — этот человек все-таки был профессионалом:
— Как ты выкрутился? Почему она тебя не убила?!
— Повезло, — после паузы сказал Мартин. — Флаг-ведьма, колодец под сотню. Реликт. Очень старая, без малого двести лет.
Он мельком бросил взгляд на свою пострадавшую руку — два пластыря, на ладони и на тыльной стороне, и слегка непослушные пальцы.
— Всё тебе, — прошептал Руфус. — Талант — тоже тебе. Удача — валом, горой… Если бы у меня был выбор — я пошел бы в Инквизицию?! Да никогда. А ты пошел… Хотя мог быть кем угодно. И везде получал бы лучшее. Непотопляемый. Неуязвимый.
— Я думаю, на этом мы можем закончить, — сказал Мартин. — По результату расследования вы исключены из состава Инквизиции. В других мерах не вижу надобности. Ваши показания передам в Вижну вместе со своим решением. Птиц, пожалуйста, заберите, я подозреваю, что они вам дороги.
Птицы в клетках, равнодушные к их разговору, беседовали о своем — обмениваясь трелями.
— Люди говорят, ты привез с собой ведьму, — тяжело проговорил Руфус. — И она… инициирована.
— Совершенно верно, — Мартин вежливо улыбнулся. — Это моя жена.
Тусклые глаза Руфуса прояснились и вспыхнули, лицо на секунду сделалось радостным и хищным.
— Наконец-то ты ошибся по-крупному, — прошептал Руфус. — Зарвался, слишком привык к своему везению… Но любое везение когда-нибудь заканчивается. Посмотрим, как закончишь ты.
— Я только начал, — сказал Мартин.
Часть первая
Шел снег, накрывая грязь, лед, опавшую хвою и прошлогоднюю траву. Селение Тышка, спрятанное в горах, выглядело умиротворенным и даже буколическим. Спускались сумерки; на центральную улицу, кое-как очищенную от наледи, выехал черный инквизиторский автомобиль, каких здесь не видели уже давным-давно.
Улицы были пустынны. Дети, прилипнув к окнам, провожали черную машину глазами. Редкие прохожие вытягивали шеи, пытаясь что-то различить за непроницаемыми тонированными стеклами. Инквизиторский автомобиль казался хищным зверем, зловещим, жестоким, наделенным собственной волей. Зеваки переглядывались:
— Ну, всё…
— Что — всё?!
— Конец той ведьме, что в лесу.
— Да что они могут? Нынешние-то инквизиторы… Только выглядят страшно…
Машина остановилась перед местным полицейским участком — деревянным одноэтажным зданием. Некоторое время ничего не происходило. Потом из автомобиля поднялся мужчина в черном пальто, похожем на инквизиторскую хламиду. С непокрытой головой, с канцелярской папкой в руках, издали он мог бы показаться чиновником или банковским служащим, если бы не выражение лица; в лице прибывшего имелось нечто, заставившее зевак перейти на шепот:
— Инквизитор… из этих… маркированных… точно.
Следом из черной машины выбралась женщина, и наблюдатели на секунду потеряли дар речи: в сиреневой куртке и кораллово-красной вязаной шапке она казалась экзотической птицей на снегу, тем более яркой рядом с черным пальто своего спутника. Многим зевакам в этот момент ее лицо показалось смутно знакомым.
Они должны были явиться в селение Тышка с оперативным отрядом полиции. Хотя бы с одним полицейским экипажем. Но вышло иначе; накануне, встретившись с комиссаром Ридны, Мартин вернулся, исполненный мрачного сарказма:
— Уже очень давно никто не смотрел на меня, как на дрессированную мартышку.
— Думаю, на тебя никто никогда не смотрел, как на дрессированную мартышку, — примирительно сказала Эгле.
— Все случается впервые, — Мартин ухмыльнулся. — Интересный новый опыт.
К тому времени из бывшего кабинета Руфуса вынесли клетки вместе с птицами, остались только пальмы в кадках — пыльные, приземистые, карикатурное напоминание о набережной Одницы, где пальмы упираются в голубое небо и катятся белые волны на длинные-длинные пляжи. Эгле коротко вздохнула.