— Спасибо, — сказал он, подумав. — Это важно. Я приму меры. Что еще?
— Я хочу об этом поговорить.
— У вас отличный адвокат, психотерапевты на выбор, неограниченные возможности для «поговорить». А у меня рабочий день. Люди ждут.
— Ты спас мне жизнь, — сказала Эгле. — И… ты все видел. И я видела эти кадры. Что, совсем нечего сказать?
Выражение его лица не изменилось, насколько она могла судить, глаз-то все равно не было видно. Подумав секунду, он взял со стола лист бумаги и ручку.
— Если у вас больше нет вопросов, — начал медленно, одновременно что-то царапая на листке перед собой, — и учитывая, что ваша регистрация не нуждается в обновлении… Думаю, вам следует обратиться в Инквизицию по месту жительства.
Он приложил к стеклу записку:
«Шесть вечера гостиница позвоню».
Она почувствовала себя глупо. Он скомкал бумажку и махнул ей рукой — иди, мол.
— До свиданья, — пробормотала Эгле, совершенно растерянная.
Он замахал энергичнее, предлагая ей немедленно выметаться из кабинета и не тратить его драгоценного времени.
— Вообще-то, я ждал поощрения, — сказал полицейский комиссар Ларри. — Вместо этого меня грозят отдать под суд, если случится утечка информации. Признавайся, это твоя крыша в Вижне прессует мое начальство?
Мартин пришел в управление к трем, официально — чтобы дать показания, на самом деле — за новой информацией. То, что он выяснил, не удивило его, но оставило скверный осадок на душе. Спокойно уйти не дал комиссар — потащил в кабинет, пропахший сигаретным дымом, усадил в кожаное кресло, которое, как всем было известно, служило комиссару и массажером, и койкой для дневного сна, и начал изливать на чужую голову раздражение, опасения, надежды и обиды:
— Если ты меня понимаешь, это громкое дело, почему не собрать пресс-конференцию? Почему мы стоим в позе страуса, ведь все знают, что «Новая Инквизиция» была и она убила человека! Что же, она растворилась в воздухе? А впереди еще следствие, экспертизы, суд. Почему твой, извиняюсь, патрон заклеивает нам рты?!
— Не совсем понятно, какого ответа вы от меня ждете, — сказал Мартин. — Если вы думаете, что я влияю на патрона, вы ошибаетесь. Равно как и он на меня нисколько не влияет. Еще раз: чего конкретно вы от меня хотите?
Ларри запыхтел: Мартин обращался к нему на «вы» в исключительных случаях, и это был крайне дурной знак.
— Вообще-то, ты тоже заслужил поощрение, — сказал комиссар тоном ниже. — Ты, везучая сволочь, заслужил орден! Это же выгодно Инквизиции — показать, что самозванцы в этих… балахонах… задержаны! И сделала это наша полиция… с подачи верховного инквизитора Одницы! Объясни, почему нет?
— Потому что подражатели, — сказал Мартин, и Ларри уставился на него, как на летающего крокодила.
Комиссар смотрел секунду, другую, а потом выражение его глаз изменилось: он понял.
— Задница, — сказал Ларри и сплюнул. — Какая жопа, Мартин. Это же как с маньяками…
— Ты никогда не думал, что мы слишком мягко обходимся с ведьмами?
— Но вы правда… слушай, у моей жены на работе уволили ведьму за опоздания, так восстановили по суду! Это как, справедливо?!
— Ты никогда не думал, что рыба гниет с головы, а Великий Инквизитор, тридцать лет женатый на ведьме, должен оставить свой пост?
— Я не стану обсуждать дела твоей семьи!
— А люди так думают. И пока они возмущаются в сети или выходят на уличные протесты, все нормально. Но когда психопаты, или садисты, или травматики, пострадавшие от ведьм, массово начнут подражать «Новой Инквизиции»…
— Ладно! Убедил, сделаем вид, что у нас вместо ртов куриные гузки…
— Как ты думаешь, почему мой отец продержался на своем посту все это время? Потому что он эффективен, Ларри. И герцог это понимает, и все, кому надо, это понимают. — Мартин посмотрел на часы. — Прошу прощения, у меня встреча.
Поднимаясь, Мартин случайно включил механизм кресла, и скрытый под обивкой массажер попытался укусить его за ягодицу. Без успеха.
В две минуты седьмого она ходила по номеру, как тигр в клетке, от стены к стене. В три минуты седьмого зазвонил гостиничный телефон. Эгле схватила трубку.
— Спускайся, — сказал он, не здороваясь. — Серый «Лебедь», последние цифры номера — тридцать три.
И запищали гудки.
Она сбежала по лестнице, не дожидаясь лифта. Вышла на обочину напротив входа в гостиницу, и тут же рядом притормозила серая машина. Приоткрылась передняя дверь. Внутри было холодно, так холодно, что даже больно; стуча зубами, Эгле с трудом защелкнула пассажирский ремень.
Инквизитор не удостоил ее взглядом, и она была благодарна: зрительный контакт удвоил бы дискомфорт. А Эгле и так жестоко лихорадило, пройдет не меньше пятнадцати минут, прежде чем она адаптируется и справится.
— Мы играем в шпионов? — Трясясь, она чуть не прикусила язык.
— Не хочу говорить под запись, в кабинете диктофон, а я не должен тебе этого рассказывать… Слушай. Три месяца назад одна девушка, ведьма, пошла в бар, познакомилась с мужчиной, внезапно опьянела, и он увез ее якобы домой. Той же ночью пожарные потушили заброшенный особняк… В Однице был строительный кризис пару лет назад, много домов так и стоят пустыми… Пожарные нашли в сгоревшем доме останки, но прежде чем их идентифицировали по ДНК, в сети появился ролик… Мне очень жаль, что ты его посмотрела.
— Великая традиция борьбы, охоты, наказания — все в прошлом, — прошептала Эгле. — Это сделали вы, ведьмы, вы растлили Инквизицию, вы ее разложили изнутри… Но рано радоваться. Новая Инквизиция… уже здесь.
Он хотел взглянуть на нее, но удержался:
— Ролик оперативно удалили… насколько возможно. Я провел, говоря по-канцелярски, ряд профилактических мероприятий в том духе, что эти люди вовсе не инквизиторы, а насильники и убийцы и вот-вот будут пойманы. Легко обещать. На камерах он не засветился. Информационную волну удалось задавить, но я знал, что продолжение следует, и ждал, когда все повторится…
— И ты ходил по ночным клубам и пил воду.
— Да. И много раз так бывало: приходят ведьмы, в компании, или с парнями, или в одиночку… А я сижу и пью воду. — Он остановился на светофоре. — И провожу вот так ночь, пока они гуляют и ржут… А клубов в одной только Однице тысячи. И к каждому не приставишь инквизитора, а химию в бокал подсыпают не только ведьмам… Безнадежно. Но куда деваться… Я увидел, как ты вырубилась. Сел в машину и увязался за ним, а когда понял, куда он направляется, позвонил в полицию. Полицейские, сволочи, очень долго ехали, пришлось импровизировать. Это то, что ты хотела услышать, или что-то еще?
— С-спасибо. — Эгле обхватила себя за плечи. — Спасибо, Мартин. Это был… кошмар.
— Ты отлично держишься, — сказал он, не отрывая глаз от дороги.
— Это потому, что я ведьма. — Она нервно засмеялась. — Эти… они кто вообще? Сумасшедшие? Конрад… в клубе… казался нормальным. Кто они такие?!
Он помолчал, лавируя в потоке транспорта. Снова начинался летний вечер, толпились зеваки на тротуарах, сидели за столиками на открытых верандах кафе, катались в кабриолетах, подставляя лица теплому ветру.
— Травматики, — сказал он. — Пострадавшие от ведьм. У Конрада погиб восьмилетний сын — наступил на тень-знак, через два часа умер от истощения.
Эгле сплела пальцы, сдавила до хруста:
— Но… я же… мы же… ни при чем. Ни я, ни та девушка… мы не проходили инициацию! Не мы это сделали, мы физически не могли…
— Психологический феномен: нет разницы, та ведьма или эта. Ну и, конечно, Конрад с компанией не нормальны. Психопатия, депрессия, алкоголизм, наркотики. Первопричина — травма, мотив — месть. Не конкретной ведьме, а ведьминому роду в целом.
— Мне страшно, — сказала она после паузы.
— Они на свободу не выйдут.
— Страшно знать, что тебя могут так ненавидеть. Ни за что. За принадлежность к роду.
— Ты раньше с этим не сталкивалась?
— Э-э… Нет. С таким — точно нет. У нас в индустрии ведьма на ведьме сидит, ведьмой погоняет…
— Расскажи о своем фильме.
— Что?
— Расскажи, о чем картина, как ты работала. Не зря же тебе дали номинацию?
— «Железный герцог». — Эгле оживилась, чувствуя, как твердеет земля под ногами. — Ты смотрел?
— Я не хожу в кино. — Он свернул на парковку рядом с торговым центром.
— Но ты же знал тогда в клубе, что я художница по костюмам!
— Потому что я знал, сколько ведьм и откуда аккредитованы на фестиваль. Ну что, пойдем, выпьем чего-нибудь?
Он улыбнулся разбитыми губами, и Эгле поняла, что верховный инквизитор моложе, чем она думала. Ему и тридцати, наверное, нет еще.
— …Социальная роль костюма была куда серьезнее. Сейчас ты, например, можешь себе позволить ходить по улицам в джинсах, а инквизиторы времен Атрика Оля носили мантию даже дома, даже в спальне, и для каждого случая предусматривались аксессуары: в герцогский дворец — с золотыми обшлагами и золотой цепью, во Дворец Инквизиции — с красными обшлагами, на публичную казнь… впрочем, что это я. Наше кино о столкновении двух аристократических кланов, война между Вижной и Ридной…
Он замечательно слушал. Эгле понятия не имела, сколько времени прошло, она говорила, он слушал, как благодарнейшая на свете аудитория.
— Тебе обязательно нужно это посмотреть, ну вот правда очень крутое кино. Большой успех… Такая волна пошла, что режиссер попытался запустить проект, о котором давно мечтал. Я уже эскизы сделала. Но все завернули.
— Почему?
— Цензура, — Эгле состроила гримасу. — Идея была — экранизировать «Откровения ос»…
— Ничего себе широта взглядов. — Он поперхнулся. — История о том, как ведьмы собрались в единый рой и живописно замучили человечество. На широком экране. Круто.
— Я понимаю. — Она вздохнула. — Нельзя показывать злодеяния ведьм, тем более в таких масштабах, это нарушает права неинициированных. У нас, чтобы ты знал, ведьм можно представлять разве что в лирических комедиях, и то с проблемами. Не только историческая сага, но и просто социальное кино никогда не будет снято. А общественный контекст…