Ведьмы: как бизнес-леди и мамочки стали главными врагами человечества — страница 3 из 48

самое).

В последующих главах мы поговорим о том, какое место красота, тело, малооплачиваемая работа, прогресс, секс, сообщества и жестокость занимают в жизни женщин средних лет, а также о том, как другие группы демонизируют и эксплуатируют их, как делают из них козла отпущения, чтобы сохранить свои позиции. Ведь женоненавистничество подразумевает не только ненависть к женщинам как таковую, но и способы, помогающие обеспечить сохранение власти в руках мужчин. От вполне дружелюбных мужчин и молодых женщин так же часто, как и от убежденных сексистов, можно услышать истории, рисующие женщин старшего возраста как один большой стереотип, сливной бачок всех уродств, неполноценности, нетерпимости, упадка и отсутствия успеха. Известная старая ведьма Джоан Роулинг говорила: «В данный момент мы переживаем самый мощный подъем мизогинии из тех, с которыми мне приходилось сталкиваться. […] Женщин по всему миру заставляют молчать – не то будет хуже».

Несмотря на то что за последнее столетие женщинам в некоторых странах удалось многого добиться, последовавший за этим регресс был слишком силен, а прогрессивная часть общества предпочла не бороться с проблемой, а заявить, что некие плохие женщины просто недостойны пожинать плоды феминизма. Ненависть к ведьмам стала завуалированным откатом в прошлое, активно насаждающим и легитимизирующим страх и отвращение к женщинам. Можно сказать, что она несет в себе ту же функцию, что и жесткое порно с участием молодых женщин, представляя собой «культурно одобренный способ» оправдания фантазий о жестокости и насилии. Как и в случае с преследованием ведьм, порнографическое насилие над женщиной можно выдать за нечто праведное, и чем хуже то, что ты хочешь с ней сделать, тем хуже она сама. При таком раскладе немолодые женщины предстают в действительно плохом свете.

Я не пытаюсь доказать, что с политической точки зрения женщины старшего возраста безупречны. Мы все люди и не лишены недостатков. Я скорее борюсь с тем, как используют наши недостатки для формирования негативного образа женщины вообще. Мизогиния, направленная на женщин старшего возраста, не является каким-то особым родом мизогинии, ведь в конечном итоге ее жертвой становится каждая женщина. Это ненависть, обращенная не только к женщинам, но и к их мечтам, надеждам и желаниям. Она морочит нам голову, заставляя стыдиться своего отражения.

Кто такая «ведьма»?

Можно сказать, что эта книга будет полезна всем женщинам, поскольку демонизация немолодых женщин – это ловушка, в которую рано или поздно попадают все представительницы женского пола. Она подрывает передачу опыта от одного поколения к другому, а это, в свою очередь, подрывает основы инклюзивной феминистической политики, существующей вне преград, созданных нашими отношениями с мужчинами того же культурного поля и класса. Молодые женщины лишаются возможности выстраивать определенные типы отношений и слышать определенные истории. «Конфликт поколений, – как писала Одри Лорд, – полезный инструмент для любого репрессивного общества […] нам приходится повторять ошибки родителей, снова и снова, потому что мы либо не передаем свой опыт, либо не слушаем, когда старшие хотят поделиться им с нами». Существует огромное количество феминистических исследований, посвященных экономике, политике, литературе, философии, науке и истории, а также множество примеров активизма, о которых современные женщины ничего не знают. Даже если им удается ознакомиться с чем-то из этого списка, их убеждают, что эти работы просто нерелевантны, поскольку созданы женщинами прошлого. Конечно, это вредит нам всем.

И все же в первую очередь эта книга посвящена отдельной социальной группе, пребывающей в определенных возрастных рамках: женщинам средних лет, еще не успевшим стать пожилыми. Я имею в виду женщин поколения Х, родившихся между 1965 и 1980 гг. и на момент написания книги достигших сорока-, пятидесятилетнего возраста. Эти границы довольно условны: представительница поколения Х, родившаяся в 1980 г., будет иметь больше общего с миллениалами 1981 г. рождения, чем с теми, кто родился в 1965 г. Многое будет сказано о немолодых женщинах в целом, а также о молодых, благодаря своему поведению оказавшихся на «тропе ведьмы».

Я решила остановиться на ведьмах своего поколения (я родилась в 1975 г.) по двум причинам. Первую можно назвать социальной – я хочу показать, что значит принадлежать к группе женщин, взросление которых пришлось на крушение второй волны феминизма в 80-х.

Так получилось, что большая часть навязываемой нам информации о прошлом феминизма неверна. Точно так же, как неверно то, что говорят нам сегодня о женщинах. С этим связано три интересных наблюдения. Первое касается того, как устроен наш взгляд на женщин более старшего возраста: мы формируем свою идентичность не в диалоге с ними, а в оппозиции к ним – как будто основной целью феминизма эпохи наших матерей было сделать нас лучше (сексуально доступнее, умнее и тверже), чем были они. Второе наблюдение показывает, каково взрослеть, одновременно пользуясь выгодами феминистического наследия и чувствуя необходимость противопоставить себя ему. Третье наблюдение говорит о том, что значит пытаться передать свои знания и опыт в условиях, когда сама идея, что у всех женщин есть нечто общее, считается устаревшим пережитком второй волны.

Поколение Х – мостик, соединяющий таких гигантов, как бумеры и миллениалы, – стало для феминизма проблемным чадом. Слишком занятые противопоставлением себя другим, мы так и не сформировали свою собственную идентичность, и теперь нам говорят, что взгляды, к которым мы шли полжизни, безнадежно устарели. Сегодня мне хочется сказать молодому поколению, что еще задолго до их рождения я точно так же считала проблематичной вторую волну. Если кто-то и пытался разделаться с родителями, так это мое поколение. Проблема в том, что мы стали старше, а с возрастом пришел и опыт (специфический и для нашего поколения, и для нашего пола), изменивший нас и наши взгляды. Хотя мы не виноваты в эйджистской мизогинии, с которой сталкиваемся сейчас, мы все же способствовали культивации тех ценностей, в которых она расцвела.

Вторая причина, по которой я делаю акцент на женщинах среднего возраста, заключается в том простом факте, что мы не такие, как пожилые женщины[6]. Одна из самых коварных форм эйджизма – сваливать все, с чем сталкивается человек старше сорока, в одну кучу под общим понятием «немолодость». Но такие негативные явления, как кризис ухода за нуждающимися или рост уровня бедности среди женщин, по-разному отражаются на женщинах среднего возраста и пожилых, в некоторых случаях усугубляя разделение между ними. Эйджизм во многом является продуктом маркетинга и рекламы, которые разделяют женщин младше 50 лет на группы в зависимости от их желаний и потребностей, а женщин старше 50 лет воспринимают как одно целое, поскольку все они представляют собой единый сегмент рынка. От двадцатилетних меня отделяет примерно такая же поколенческая пропасть, как от Ренате Кляйн и Сьюзан Хоторн – авторов феминистической антологии 2021 г. «Еще не умерли» (Not Dead Yet), всем героиням которой сейчас уже за 70 лет. Мой опыт как феминистки, а также опыт общения со своим телом и несправедливости, с которой мне пришлось столкнуться из-за того, что я перестала считаться молодой, делает меня отличной как от старшего, так и от младшего поколения. Хотя я стараюсь использовать знания, накопленные моими предшественницами, различия между нами – это еще одно последствие борьбы женщин за право на передачу своего опыта и наследия. На мой опыт влияют многие обстоятельства: я белая гетеросексуальная женщина из среднего класса, имеющая детей. Я говорю об этом не для того, чтобы преуменьшить значение опыта, объединяющего женщин среднего возраста, и не пытаюсь сбросить с себя ответственность за сознательную и бессознательную предвзятость моего последующего изложения. Привилегированность моего положения состоит в том, что на меня часто смотрят как на «стандартную» женщину среднего возраста. Однако в сознании большинства наши привилегии часто распространяются на всех немолодых женщин (я знаю множество женщин из рабочего класса, с которыми под предлогом ненависти к ведьмам обращались как с состоятельными мамашами). Конечно, это не делает положение «стандартной» женщины среднего возраста менее привилегированным, но борьба с ненавистью к ведьмам превращается в более сложный и комплексный процесс. В дальнейшем я опишу некоторые особенно неоднозначные области, касающиеся привилегий, и более подробно проанализирую их в седьмой главе, но важно понимать, что это не будет попыткой прикрыть свой тыл.


Я пишу об опыте женщин среднего возраста – особой стадии жизни, обусловленной накопленным опытом, ответственностью и зависимостью. К 45 годам у 80 % женщин в Великобритании уже есть как минимум один ребенок – опыт, который влияет на их тела, финансы, отношения и социальный статус. Остальные 20 % сталкиваются с другими формами дискриминации и социального порицания. «Если у женщины есть дети, она всегда будет восприниматься как мать, – пишет Дороти Норс, – но женщина, решившая не рожать, при этом уже не молодая и не сексуальная, воспринимается многими как бесполезное существо». Поэтому я не хочу преуменьшать значение проблем, с которыми сталкиваются бездетные (намеренно или нет) женщины среднего возраста. Я также не желаю приравнивать опыт всех женщин средних лет к опыту материнства. Однако маргинализация матерей (решивших стать матерями добровольно или вынужденно) и восприятие женщин среднего возраста через призму стереотипов о материнстве влияют на представления о женщинах в целом. Не все из нас становятся матерями, но почти все взрослые молодые люди переживают самый близкий в своей жизни контакт с женщинами среднего возраста именно через отношения с матерью. Всесильная, вечная Мама (не важно, заботливая и нежная или осуждающая и ограничивающая) имеет наше лицо.