— Ваш «Урал»? — показал я на забрызганный грязью грузовик.
— Наш, — сказал второй мужик, смугловатый, с чуть раскосыми глазами. — Мы же только из рейда.
— Где были?
— Западный тракт. Так, постреляли немного, но без больших приключений. Кстати, это же ты с Черным Пастырем в Рудном столкнулся? — вдруг оживился он.
— Я.
Очень даже я. Он мне потом еще снился несколько раз, в холодном поту просыпался, кидаясь сразу за ружьем. Милу, пока она еще здесь была, напугал до полусмерти таким пробуждением.
— Ты бы рассказал народу, что и как. Слухи ходят, что у границы с Туманным видели еще одного.
— Ну вот занятия по стрелковке будут — расскажу.
Если таких Пастырей станет много — это как-то совсем не радует. Тварь совершенно кошмарная, я чудом уцелел.
— Дороги как, кстати?
— «Уралы» прошли, — усмехнулся похожий на татарина. Да, а он татарин и есть, кажется, Ренатом зовут, теперь вспомнил. — Но там уже снег и грязь вперемешку, грязь под снегом. Уазик брать даже не стали.
— Понял, — кивнул я.
Распутица тут вполне актуальное понятие, я еще прошлой весной понял, когда мы машины от прохода до дороги тащили чуть не целый день, хотя там всего с полста метров было. Вручную все разгружали и по грязи таскали. Но с гусеницами таких проблем быть не должно.
В штабе все как обычно — небольшой вестибюль, за дежурку одна комнатка, там же и дежурная по связи сидит, у нас только дамы на этой почетной должности. Вторая комната — там все сразу, и командир, и заместитель, и разводы проводятся, для чего стоит доска и несколько рядов разношерстных стульев.
— Здравия желаю, — поприветствовал я сидевшего за столом над бумагами Мстислава.
Выглядел Лихачев уставшим и замотанным, мешки под глазами. Висящая на стене карта сплошь утыкана красными булавками, что означает: проблем сильно прибавилось.
— Заходи, садись, — кивнул он на стул перед собой. — На рейд тебя опять ставлю.
— На следующий понедельник?
— Да, как договаривались. Только еще ночное дежурство по району у нас по плану.
— А это когда? — удивился я.
Вообще резерв Патруля на дежурства в городе должны привлекать, такое условие сразу выдвигалось, при вступлении, и мы на него согласились, но так и не ходили. В рейды по задачам Патруля — да, а вот патрулирование на манер дружинников — уже нет.
— С понедельника этого на вторник. Дружина попросила, что-то у них там не складывается. Сказали, что только пару недель. То есть пару раз тебе придется сходить.
— Сходим. — Это не просьба, это все же приказ.
Пусть у нас и нет тут настоящей военной дисциплины, поскольку служим мы за свой счет, Патруль разве что бензин компенсирует, строить нас сложновато, но люди все взрослые и все понимают, свой конец бревна стараются честно тащить. — А рейд куда?
— А вот сюда. — Мстислав поднялся со стула и подошел к карте. — Южная дорога, окрестности Силикатного. Бывал здесь? — Он показал на карте заброшенный поселок.
— Проезжал только. А что там? — удивился я. — Вроде тихим место считалось.
— Следов на снегу нехороших много, проверить бы надо.
— Что за следы?
— А кто его знает, пока не опознали. Фото есть. — Он вернулся к столу, полез в верхний ящик, достал оттуда конверт с распечатанными снимками. — Смотри.
— Хм… — Что-то нехорошее по снегу гуляло, точно. След большой, с человечий, только по форме к птичьему, что ли, ближе… когти четко отпечатались. — Диего…
— Не опознал. Раньше не попадалось.
— Опять нечисть, — вздохнул я. — На ауру и магический след…
— Не снимали, некому было. — Мстислав покачал головой. — Чаю хочешь?
— Давай, не откажусь.
Здесь электричество есть, так что в комплекте электрочайник. Роскошь практически.
Неопознанный след — это наверняка нечисть. Весь животный мир, включая даже монстров, по большому счету известен целиком, так что неопознанных следов быть не может. А вот нечисть по факту производится Стужей, Тьмой и магическим полем, особенно в период бурь. И что-то новое появляется регулярно, никогда не знаешь заранее, увидишь ты еще когда-нибудь таких тварей или они и вовсе одноразовые.
— Стоп. — Я вгляделся в снимок внимательней.
Как-то знакомо выглядит… только такое ощущение, что видел я не следы, а саму конечность, что их оставила…
— Что? — насторожился Мстислав, даже замер с графином в руке, из которого лил воду в чайник.
— А видел я, кажется, подобных тварей. Я их «плевунами» назвал. Выглядит как… как четвероногий паук, колени вверх, брюхом по снегу чиркает. Вот, — я быстро перелистал снимки, — вот след от брюха. — Между двумя цепочками отпечатков тянулся невнятный вдавленный снег. — Они плюются… вот как «Игла Стужи», но послабей. Но при мне крысюка заморозили до стекла, правда, не знаю, со скольких плевков.
— Где видел?
— В Рудном, когда бегал… ну, тогда.
— Понял. — Мстислав включил чайник. — Тогда тебе и разбираться.
— Одной группой? — напрягся я. — Нас три человека всего.
— Вас шестеро вообще-то. — Мстислав выразительно посмотрел мне в глаза. — Просто один боец у вас за стены не ходит, а еще один… где она, кстати?
— В Северореченске, по делам.
— Ну видишь как, у нее дела, а у вас дефицит личного состава. Кстати, одного ты как-то вообще упускаешь.
Это про Милу и Хмеля. Ну и про Платона, мы его с собой брать боимся, хоть он и злится от этого. Он наша единственная связь с тем миром, рисковать им… нет, ни за что.
Продолжения не последовало, то есть укреплять нас никто и никак не собирается. Ну и ладно, не очень и хотелось. Хотелось, конечно, даже очень, но людей не хватает. И мы все же резерв, то есть у всех еще и основная работа имеется.
— Выкрутимся.
Втроем придется ехать. Ну ничего, скатаемся, посмотрим. Не думаю, что там большие проблемы будут. Плевуны при использовании зажигательных патронов бьются хорошо, а поскольку твари магического происхождения, то каких-то гнездовий быть не должно. Скорей всего, уже разбежались, а может, даже и издохли. Разберемся.
По мне, нелюбовь замкнутых пространств вполне понятна и объяснима, в случае если это самое «замкнутое пространство» лишь немногим превышает размеры гроба. И хоть сам я клаустрофобией отродясь не страдал, но, когда лязгнул люк и послышался скрежет запоров, не сумел удержаться от нервного матерка.
Мигнул и погас свет, зашипела нагнетаемая в камеру воздушная смесь. Мышцы напряглись, ремни каталки врезались в кожу.
Спокойно!
Это всего лишь очередной осмотр. Очередной осмотр, и не более того.
Засияли кристаллы горного хрусталя, в такт их мерцанию кожу закололи легкие уколы магической энергии. И чем ярче разгоралось свечение, тем сильнее становился зуд. Стало холодно, дыхание вырывалось изо рта белесым паром, расползся по внутренней поверхности трубы серебристый иней.
На миг стужа стала почти невыносимой, а воздух заискрил из-за переполнившей его магии, но вскоре вновь загудели вентиляторы, и холод пошел на убыль. Пронзительный аромат утренней свежести, чрезвычайно сильный и от этого невыносимо резкий, ослаб, следом начала рассеиваться закачанная в трубу энергия. Точнее — ее начали вытягивать наружу и перерабатывать установленные на выходе фильтры.
Пару минут спустя распахнулся люк, немолодая медсестра выкатила меня из камеры в просторную светлую комнату, сноровисто расстегнула ремни и сняла датчики. Когда она покинула кабинет, я так и остался лежать на каталке, только повернул голову и посмотрел на долговязого худощавого дядьку с татуировкой «Хирург» на левой кисти, который увлеченно изучал переплетения цветных нитей на мониторе допотопного по меркам нормального мира компьютера.
— Ну? — спросил, когда унялось сердцебиение.
Заведующий отделением патологий внутренней энергетики только отмахнулся, продолжая рассматривать сложный график. Тогда я уселся на каталке, и голова немедленно закружилась, пришлось зажать виски в ладонях.
— Не торопитесь, — посоветовал врач.
— Жить буду…
— Это вопрос или утверждение?
— И то, и другое, — усмехнулся я, осторожно спускаясь с каталки на холодный кафельный пол.
— Ответ вам известен, Вячеслав Владимирович, — ответил Хирург, продолжая изучать графики. — Жить вы будете.
— Но не обязательно долго и хорошо?
— А это исключительно от вас зависит.
— Ох, если бы…
Снятые перед сканированием вещи по-прежнему лежали на подоконнике; первым делом я нацепил на шею серебряную цепочку с крестиком и отводящим пули амулетом и только после этого через голову стянул белую сорочку до колен, в которую меня нарядили перед процедурой. Потом влез в штаны, накинул рубаху и опустился на одно колено зашнуровать ботинки.
— Так что аппарат показал? — повторил свой вопрос.
— Аппарат показал, что внутренняя энергетика медленно, но верно приходит в норму. И это просто удивительно.
— Слишком медленно? — пошутил я.
— Слишком верно. Этот ваш кудесник…
— Давайте не будем, — поморщился я, предвосхищая расспросы о фармацевте, который поставлял мне чудодейственные таблетки.
С Виктором Бородулиным мы продолжали работать по прежней схеме: химик варил таблетки, Платон тащил медикаменты в нормальный мир и там их распространял. Торговля теперь шла сразу по двум каналам: нашему и отжатому у Игоря Фомина. Впрочем, кондуктора не обижали и комиссионные на счет в банке переводили в полном объеме и без задержек. Как ни странно, от случившихся изменений все только выиграли. Даже Бородулин. Мы хоть и стали его единственными покупателями, пересматривать условия сотрудничества не стали, затребовав вместо этого привилегию нематериальную: химик специально для меня и Клондайка делал часть таблеток по индивидуальному рецепту.
Свои ежедневные семь пилюль по утрам я не пил больше месяца, полностью перейдя на новый препарат, и пока это сказывалось на энергетике исключительно положительным образом.