Но делать нечего, пришлось ехать в замок. Причем, я оставил машину на набережной 30-го Гвардейского Корпуса, а до резиденции воеводы дошел пешком. Не стал, как те же ратники Илии парковать авто возле дома наместника или бросать прямо на Крепостном мосту. Значит, что-то человеческое во мне осталось.
У зала приемов сидел Печатник. Вроде внешне почти не изменился, такой же гипертрофированно огромный, вот только взгляд другой. Злой, словно ожидающий насмешки. Да и я сам не мог отделаться от образа того обгадившегося человека, который беспомощно сидел в коридоре. Но все же поздоровался, делая вид, что ничего не случилось.
Как видимо, зря. Потому что Саня недобро посмотрел на меня и кивнул. Разве что взгляд еще задержал на рубцах. Ну да, я теперь ему почти ровня. А учитывая все многочисленные ништяки, в том числе и от Изнанки, как бы не сильнее. Правда, на его стороне опыт и умение управляться своим хистом. Думаю, после истории с перевертышем, Печатник стал намного осторожнее.
Хорошо, что долго оставаться наедине со спасенным мною рубежником, который этого совершенно не оценил, не пришлось. Довольно скоро из зала вышло несколько ратников, а Саня пошел и доложил обо мне.
— Явился, — вместо «Матвей, чертовски рад тебя видеть» сказал Илия.
Я даже язвить не стал. Просто поклонился и встал, ожидая, когда воевода начнет говорить что-то по существу. Он же не чтобы показать свое плохое настроение вызвал?
— И где был? Со вчерашнего утра тебя призываю.
— Мне всегда казалось, чтобы не получать глупые ответы, необходимо не задавать подобные вопросы. Знаете же сами, Илия Никитич, если не отозвался…
— В другом мире был, — проявил чудеса проницательности воевода. — В первый раз ходил?
Я кивнул. Хотя бы потому, что лично для себя решил не вспоминать то недоразумение с Былобыславом. Это можно было сравнить с первым сексуальным опытом — быстрое, невразумительное и лучше на публике о подобном не рассказывать.
— И как тебе Изнанка?
— Жестко, сильно, неприветливо.
Почему-то мои слова повеселили Илию. Тот согласно покивал, мол, я все сказал в точности, как оно и было.
— Такая она. Как ты подметил, неприветливая. Никто не понимает, что ей надо. Сколько себя помню, один раз всего лишь рубежника приняла. Да тот блаженный был, под ноги смотрел, чтобы ненароком на насекомое какое не наступить, да драки стороной обходил. Ушел на Изнанку, да там и пропал. Ну да не наш это мир, о нем и говорить нечего. Если кусок пожирнее урвать или выгоду поискать,, то туда можно сходить, а если жить, то лучше нашего Выборга нет.
Угу, прямо санаторий, а не место. Правда, иногда тут убивают, кощеи тайком бегают, да кроны водятся. Но в целом — просто рай.
— Чего я тебя призвал-то. Договорился с Водяным царем о твоей просьбе. Готов он к извинениям и дарам. Тут как раз в конце недели Летние мокриды.
— Илия Никитич, прошу прощения, а можно по-русски?
— Просил же просто Илия. Праздник это для водной нечисти. Раньше вообще общий был, да болотники и водяные себе его забрали. Вот в тот день как раз перед Водяным царем и повинишься.
— Спасибо большое. А че, когда именно эти мокрицы будут и где проходят?
— Всегда по-разному бывает, чтобы лишних глаз не было. В этом году у затопленной скалы собираются. Место… не очень хорошее, то даже рубежники признают. Другое бы водяные себе для празднования и не взяли. Мокриды в нынешнем году в пятницу на этой неделе будут. Как пройти, тебе Миша подскажет. Видел же его? У него в подсобниках сынок еще…
Я чуть не хмыкнул, когда воевода сказал «сынок» в отношении древнего деда. Ну да, «Мишу», точнее Михаила Евгеньевича aka Проводника Водяного царя я помнил. Значит, надо будет просто до него доехать, а он уже меня к точке назначения отвезет.
— А во сколько?
Воевода посмотрел на меня таким уставшим взглядом, мол, «бьешься с ним, бьешься, а все равно все в песок уходит».
— На закате.
Да это я правда тупанул. Пора бы уже привыкнуть, что у нечисти самая движуха в сумерках начинается. Темнота — друг молодежи и все такое.
Я решил исправиться, поэтому поклонился почти в пояс.
— Спасибо тебе воевода за доброту и щедрость. Что за своего сына посадского похлопотал.
— Ты хоть знаешь, что такое посадский? — ухмыльнулся Илия. И получив отрицательное мотание головой хмыкнул. — Так я и думал. Но желание услужить оценил. Продолжай в том же духе, может из тебя какой толк и выйдет. Рубец когда успел поднять?
— Так я людям помогаю, почем зря. От заката, что называется, и до рассвета. Чужанам, рубежникам, без разницы.
— Правильно, — согласился воевода. — Так и должно быть с твоим хистом. Только про выгоду свою не забывай. И помни, что не всегда нужно стараться взлететь высоко в короткий срок. Спешница уж на что умная была, а все равно крылья опалила. А кто ее погубил, так и осталось тайной.
Я вот не понимал, он искренне не в курсе, что к чему или таким образом меня испытывает? Закидывает пробную удочку в надежде, что я клюну. Или действительно не знает всей правды. А, может, он просто не хочет ее знать? Я по старой доброй традиции прикинулся валенком и покивал. Вроде как действительно — непостижимая вещь этот хист.
Что до скорого возвышения и страха опалить крылья — этого я не боялся. Наверное, в том числе и потому, что у меня не стояло цели стать самым крутым рубежником в этом районе. Хотя бы из-за того, что в этом районе уже жил крон.
— Матвей, постой. Тут Ткач в Петербург возвращается на следующей неделе, там сейчас князь гостит. Уже все облазил в Выборге, сунул нос куда можно и куда нельзя. Просил сопроводить его, чтобы ему спокойнее было.
— Ткачу спокойнее?
— Да понятно, что юлит. Своя выгода у него, а какая — неизвестно. Но очень желал он, чтобы ты с ним поехал. Хотел тебя с Великим князем познакомить.
— Меня? А можно не надо? Я вроде и не делал ничего такого.
— Ага, не делал, — воевода будто даже разозлился. — Что ни день, так я только и слышу, что Бедовый то, Бедовый се. Сказано тебе, поедешь, значит, поедешь. Глядишь, хотя несколько дней без тебя тут спокойно будет. А потом вернешься и расскажешь все в подробностях. Понял ты меня?
— Понял, воевода, — я поклонился в пояс.
Мда уж, мало тебе, Мотя, было забот, теперь поди еще в Питер сгоняй. Не то, чтобы я не любил этот город. Белые ночи, разводные мосты, пьянки и прочие симпозиумы. Наверное, некоторые из «моих» еще учатся. Но с тех пор сколько времени прошло. Да и не только во времени дело. Все изменилось. Я в том числе.
Не сказать, чтобы мне было не интересно. Любопытно, как живет нечисть, да и сами рубежники в северной столице. Но как-то все очень уж не ко времени. Тут забот полон рот, да и не только тут. В другом мире тоже. Нужно разобраться со стариком-кощеем или хотя бы выяснить, кто он и чего хочет. Еще наследство Вранового, помощь лешему, выкуп дома и соответственно работа с чужанами. Ничего не забыл?
У меня завибрировал телефон. Я как раз проходил мимо улыбающегося Печатника. Вот забавно, улыбка у него всегда была как в рекламе, черты лица правильные, зубы ровные и белые. А вот теперь виделось мне во всем этом что-то гаденькое. Явно подслушивал он нашу беседу с воеводой.
— Да, Инга.
— Привет, Матвей. Мне нужна твоя помощь.
— Прям так сразу? А как же рада тебя слышать, столько времени не виделись.
— Предпочитаю говорить начистоту. Так что?
— Хорошо, сегодня подъеду, как смогу.
Отключился, а после сразу написал Наташе: «Что там затевается?». Судя по тому, что сообщение ушло доставленным, но непрочитанным, приспешница была у своей хозяйки. Ну и ладно, мне не горит. Когда ответит, тогда и доеду до Инги. Пока у меня имелась первоочередная задача — снизить уровень энтропии в своей доме до вынужденного минимума. Иными словами, вернуть Костика в лоно семьи.
— Сто лет в Петербурге не была, сс… Или сто пятьдесят даже, — щебетала Лихо, пока я шел из замка к машине. — Не город, а прямо таки царский стол. Вот только и рубежников там, как грязи. Не сс… развернешься.
— Не сс…сы, — передразнил я ее. — Прорвемся. К тому же, тебя никто не видит кроме меня. Только хорошо бы проводника взять, который все порядки местные знает. С кем торговать, с кем разговаривать. У меня тот же кусок серебра, который Форсварар подарил. Да и когти тварей, которые продать надо. Может, действительно не лишним будет в Питер смотаться.
— Смотри, сс… осторожнее. Большой город — большие опасности.
— Думаешь, еще больше, чем сейчас? Едва ли это возможно.
К Костяновскому дому я ехал в глубокой задумчивости, уже планируя свою поездку в Питер. Было решено взять с собой Гришу, не только из-за того, что я хотел завернуть на Рубинштейна. Он пусть и молодой бес по общим меркам, ему лет сто от силы, но порядки должен знать. И с ним я в грязь лицом не упаду. Сомневаюсь, что та же Лихо в курсе рубежного этикета. К тому же, одна голова хорошо, а две — пусть и смотрится немного странно, но лучше.
Во дворе меня ждали сразу несколько любопытных деталей. Например, у Костяновского «Дастера» была в хлам разбита лобовуха, колеса проколоты, а сбоку балончиком написано «Поскуда». Ольгин почерк я узнал с первого раза. Она всегда была больше красивой, чем образованной. А ее сообщения я порой читал с ужасом, порой с гомерическим хохотом. Что поделать, девушка любила не книжки, а телеграм-каналы и посты про успешные успехи. Там же тоже с грамотностью не особо заморачивались.
Удивляло другое. Ольга была чрезвычайно прагматичным человеком и вряд ли поступила бы подобным образом. Да блин, она даже дешевые тарелки «для скандалов» покупала. Потому что дорогие бить — это затратно. И если решила разводиться с Костяном, то точно не будет уродовать совместно нажитое имущество. Тревожный, как говорится, звоночек.
Поэтому в подъезд я заходил с некоторой опаской. Даже в какой-то момент оставленный спешницей нож вытащил. Правда, тут же убрал его обратно. Если Ольга и под воздействием нечисти, то Костян едва ли обрадуется, если я ее убью. Значит, придется обходиться исключительно собственным хистом.