— Сложно сказать.
— Они погибли за победу, Том. За свою победу. Кто-то из нас должен победить, иначе все их смерти будут напрасными. — Ханс внезапно стал каким-то серьезным и мрачным:
— Пора выяснить, кто победитель.
Он встал и нащупал правой рукой кобуру с пистолетом. Достав свой «Вальтер», он передернул затвор и произнес:
— К барьеру, сэр Томас Пирс. Англия хочет видеть своих героев!
Том прищурился, видимо рассуждая, всерьез ли говорит немец. Наконец, он тоже достал оружие и поднял его вверх:
— Хорошо. Делаем по двадцать шагов.
— Кто стреляет первым?
— Ты, — уверенно ответил Том.
— Нет ты! — так же уверенно заявил Ханс.
— Не кажется ли вам странным, сэр Ханс Майер, — грозно произнес Том, что вы одновременно хотите и стрелять и не стрелять. И застрелить и быть застреленным.
— Вы тоже, сэр Томас Пирс, — заметил ему Ханс.
— Может нам тогда лучше обоим застрелиться?
— Нет. Нельзя. Это ничья.
Мы оба проиграем. А кто-то ведь должен выиграть!
— А может ли кто-то выиграть вообще? — вопрос Тома повис в воздухе.
— У вас нет бинокля, сэр Томас? — неожиданно спросил Ханс, убирая пистолет.
— За чем вам? — удивился тот.
— Видите ли… — Ханс обошел его, глядя куда-то вдаль. — Я, похоже, заметил что-то вроде танка или бронемашины вон там, — он указал рукой вперед.
— Мой бинокль был в танке, — вспомнил Том.
— Мой тоже, а жаль, — Ханс погрустнел. — Не вижу опознавательных знаков.
Том посмотрел в указанную точку и увидел вдали клубы пыли и песка, скрывающие внутри что-то неопределенное.
— Знаешь, Ханс, — он вдруг снова заговорил мягче. — Я, кажется, понял, когда кончился век рыцарей, в которых мы так неудачно играли.
— Когда же? — заинтересовался Ханс.
— Когда придумали опознавательные знаки. С тех пор мы все у них в плену, — ответил Том.
— Не знаю, как мы все, а вот я, пожалуй скоро окажусь в плену… — с грустью сказал Ханс. — Похоже, это ваши.
Уже можно различить… Это ваш броневик… — Он обернулся и раскрыл рот от удивления.
Том расстегнул форменную тропическую рубашку с лейтенантскими погонами и снял ее. За рубашкой последовала фуражка. Сперва Ханс не понял, что задумал британец, но потом до него дошло.
Он снял свою фуражку и сбросил рубашку.
Теперь со стороны могло показаться, что это два загорелых спортивных бегуна остановились передохнуть. Временно они оба перестали принадлежать к какой-либо армии. Том протянул Хансу правую руку:
— Вот и нет опознавательных знаков.
Счастливого пути, сэр Ханс Майер!
— Счастливого пути, сэр Томас Пирс! — пожелал в ответ Ханс.
Перекинув рубашку через плечо, он скрылся за ближайшей дюной раньше, чем сэр Томас Пирс снова стал лейтенантом армии Соединенного Королевства.
Ханс уходил все дальше и дальше в пустыню, пока ему не вспомнились его же собственные слова. Словно эхо отдаленного крика настиг его беззвучный вопрос, исходивший из-под развалин того, что еще недавно было и домом и оружием для него и его друзей:
«Так кто победил, Ханс? — почти услышал он громкий голос силача Отто. Ты или он?»
Ханс обернулся и ответил:
— Мы… Мы оба…
Пожалуй, мы опустим описание масштабных батальных сцен в песках Ливии и Египта, которые будут иметь место после прощания двух молодых людей. Все эти бои уже неоднократно приносили гонорары авторам научных военно-исторических трудов. Лишенный снабжения и резервов, измотанный Африканский корпус, взяв неприступный Тобрук, войдет в Египет, где и начнется череда поражений, которые не сможет предотвратить даже гений фельдмаршала Эрвина Роммеля. Мы не будем останавливаться на подробностях отступления немецких войск через всю Африку и их капитуляции в Тунисе в мае сорок третьего года. Заметим лишь, что самый легендарный немецкий солдат Эрвин Роммель, отозванный в Германию, будет принужден к самоубийству и отравится осенью следующего года. Гитлер, подозревая своего лучшего фельдмаршала в причастности к заговору фон Штауфенберга, предложит ему выбрать между петлей и ядом. Спасая семью от смертного приговора народного трибунала, Роммель принял яд.
Объявлено же было, что он умер от ран. Среди тех, кого это известие шокировало осенью сорок четвертого, был и один из офицеров Африканского корпуса — Ханс Майер, который так и не вернется из отпуска в пустыню.
Судьба еще побросает его по Европе прежде, чем наступит последняя военная зима.
— Попал! — наводчик просто выскочил из башенного люка «Тигра», перекрывая криком эхо выстрела.
Рядом на крышу башни сел Ханс. Он закурил и молча разглядывал свою жертву — застывший на выезде из деревушки союзнический танк. Ханс уже увидел много таких, ведь шло наступление. Не нужно было быть генералом, чтобы догадаться, что это последнее наступление, на которое у германской армии еще оставались силы. И хотя по радио говорили, что именно здесь, в Арденнах, решается судьба мира, Хансу что-то подсказывало, что здесь, на заснеженных просторах Бельгии и Франции, все закончится так же, как закончилось в жаркой Африке, о которой теперь напоминали только полученные там раны и памятная нарукавная лента солдата африканского корпуса. Однако он сражался. И сражался еще яростнее, потому что чувствовал — за его спиной смотрят на поле боя его погибшие товарищи. И не только они.
Все, кто ради победы пожертвовал жизнью, смотрели на битву живых.
В начале наступления все шло хорошо.
Плохая погода в середине декабря мешала воздушным армадам американцев, сметавшим все на своем пути. Без воздушной поддержки пехота «янки», застигнутая врасплох, отступала, а танки горели. Так продолжалось, пока погода не переменилась. Небо наполнилось эскадрильями штурмовиков, охотящихся за всем, что движется, и наступление стало захлебываться. Теперь уделом его экипажа была не атака, а охота. Скрываясь от самолетов, они выслеживали американские танки и уничтожали их из засады. Потом позиция менялась и все начиналось сначала. Ночью можно было позволить себе выехать на дорогу, чтобы перебраться на другое место. Горючего снова не хватало, как и всего остального, но Ханс уже привык.
Он относился к этому равнодушно, как и к большинству происходивших вокруг событий. Не разделял он и радостной улыбки своего наводчика.
Радист подергал его за сапог:
— Герр гауптман[4], штаб требует установить, какой части принадлежит танк.
— Слышал? — спросил Ханс у наводчика. — Покопайся в карманах у янки.
— Так точно, — парень ловко соскочил на землю и, вооружившись пистолетом, побежал к подбитому танку.
Долго ждать не пришлось.
Оставляя глубокие следы на снегу, наводчик домчался до танка и с неподдельным энтузиазмом начал исследовать карманы вражеского танкиста, так и не вылезшего из люка. Вскоре он вернулся держа в руках какой-то документ.
— Это не американец. Это англичанин, герр гауптман.
— Да? — удивился Ханс.
— Томас Пир… Как это читается, герр гауптман? — наводчик даже не успел поднять головы, а бумаги уже были в руках Ханса.
Ханс не поверил тому, что прочитал, и побежал к танку сам.
— Что случилось? — спросил удивленный радист.
— Не знаю, — пожал плечами наводчик.
Он не спеша пошел за своим командиром, наблюдая за тем, как тот склонился над убитым врагом. Изо рта Ханса вырывались в морозный зимний воздух клубы пара — он говорил что-то, но было слишком далеко, чтобы расслышать что именно. Наводчик остановился у него за спиной, ожидая.
— Вот он и закончился, Том. Вот он и…
— Герр… — заикнулся наводчик.
— Что? — оборвал его Ханс.
— Смотрите! — наводчик показал на борт танка.
На броне под толстым слоем снега что-то было нарисовано. Ханс смахнул снег рукой и не поверил своим глазам. Там красовался нарисованный крестоносец в доспехах, с копьем и на лошади, несущийся в атаку.
— Странно, — произнес Ханс. — Почему так?
— Что почему?
— Почему я жив, а он мертв? — Ханс уставился на наводчика.
— Наверное, потому что вы его убили?! — удивился тот.
— А почему…
Ханса прервал громкий крик радиста, прыгавшего на башне их «Тигра» и активно махавшего руками:
— Самолеты! Скорее возвращайтесь! Пора уходить!
Не медля ни секунды, они вдвоем понеслись обратно. Вымазанный белой краской «Тигр» загрохотал мощным двигателем и пополз прочь. Если бы наводчик Ханса не так спешил, то он заметил бы кое-что необычное. В руку мертвого британца была вложена развевавшаяся на холодном ветру песочного цвета лента, на которой между двумя белыми вышитыми пальмами было написано слово «АФРИКА»[5].
Май-октябрь, 1999.