Зури умудрялась даже показ стоек с оружием сделать безупречно элегантным, пока вела инвесторов через оружейный зал.
— Кавалерийские топоры слева от вас, пехотные мечи там, а это новый образец ножа для пушечных расчётов, выкованный из современной тигельной стали на литейном заводе здесь, в Инглии.
Их можно было бы назвать кинжалами, подумала Феттел, но они были почти как короткие мечи, с тонким клинком длиной с её предплечье. Никаких украшений. Настоящее промышленное оружие, созданное машинами, каждый экземпляр точная копия другого, и всё же в этой строгой функциональности была своя красота.
— Можно... подержать один? — неожиданно для себя спросила она.
Зури кивнула, словно просьба была совершенно обычной. Впрочем, её самообладание было таким, что даже упади метеорит сквозь потолок позади неё, она бы, наверное, и бровью не повела.
— Конечно.
— Клянусь Судьбами... — прошептала Феттел, бережно снимая один со стойки. Почему-то она чувствовала необходимость обращаться с ним с почтением, как со святой реликвией. Она вскинула бровь, глядя на лорда Семптера, и тихонько рассмеялась:
— Он такой лёгкий.
Она ожидала, что нечто столь смертоносное будет тяжёлым, но нож без труда лёг в руку. Она ясно осознавала, как мало усилий потребовалось бы, чтобы развернуться к пухлому старому джентльмену рядом и вспороть ему живот. Она чувствовала себя могущественной, держа его. Пугающе могущественной.
Казалось, одна из чёрных бровей Зури едва заметно приподнялась. Будто она точно знала, о чём думает Феттел.
— Можете оставить его себе.
— Правда?
Зури указала на десятки и десятки идентичных клинков:
— У нас их хватает.
— На какие инвестиции рассчитывает Леди-Губернатор? — проворчал джентльмен, чей монокль то и дело выпадал.
— Минимум десять тысяч марок, но она ожидает быструю отдачу.
Феттел внимательно оглядела собравшихся, оценивая их реакцию на названную сумму. Прикидывая состояние каждого мужчины.
— Она гарантирует это? — спросил кто-то.
— Её светлость не занимается гарантиями, но заметила бы, что едва ли найдётся что-то надёжнее вложений в оружие.
— Даже в мирное время? — спросила Феттел, задумчиво взвешивая нож в руке.
Зури едва заметно улыбнулась:
— Какое время может быть лучше для перевооружения? А теперь позвольте показать вам пушки.
***
— Мы здесь за... — Сарлби нахмурился, глядя на женщину, которая стояла слегка согнувшись и цеплялась рукой за угол стола, точно загнанный зверь. — Как там её?
Пришлось Бремеру заглянуть в ордер, поскольку он единственный из них умел читать: — Феттел дан Сарова, донос от зятя, лорда Семптера, обвиняется в спекуляции, наживе и заговоре с целью...
— Обычное дело, — буркнул Спаркс, шагая к ней.
Сарлби так и не вывел формулу, как люди реагируют на арест. Большинство становились покорными, некоторые пытались спорить, а совсем немногие впадали в ярость. Эта оказалась из буйных.
— Вон отсюда, проклятые! — завизжала она, бросаясь на Спаркса и царапая его ногтями. Он отшвырнул её, и она сильно ударилась о стену. Её голова разбила окно, зазвенело стекло, и она рухнула на потёртый гуркский ковёр.
— И зачем было так? — сказал Сарлби, упирая руки в бока. Судья не любила, когда арестанта приводили в крови. «Наказание — дело суда», — всегда говорила она с той хмурой миной, от которой мурашки бегут по коже.
Спаркс потирал лёгкую царапину на щеке: — Сучка поцарапала.
— Наказание — дело суда, — Сарлби погрозил пальцем в точности как Судья. В последнее время он часто ловил себя на том, что копирует её повадки.
Раньше он считал, что в каждом есть и хорошее, и плохое, нужно только склонить человека на свою сторону. А потом увидел трупы друзей, качавшиеся в клетках над дорогой в Вальбек. Вчера Судья как бы между прочим обронила: «Тонкости нюансов и компромиссов — для тех, кому нечего менять в мире», и он понял, что она права. Люди либо на правильной стороне, либо на неправильной, а от неправильных нужно избавляться. Каждый выкорчеванный сорняк делает мир чище. Такова горькая правда.
— Ублюдки, — хрипела женщина, её голос метался между рыком и всхлипом. Стоя на четвереньках, она тяжело дышала, а по её лицу от линии волос стекала кровь. — Вы ублюдки…
Сарлби вздохнул: — Добро творят не ради благодарности. Пошли.
Лувонте надул щёки и принялся заковывать ей руки. Сзади, раз уж она из буйных. Потом Спаркс схватил её под мышку — она взвизгнула, когда он рывком поднял её на ноги, затем охнула, когда он толкнул её в коридор: она ударилась плечом о косяк и врезалась лицом в стену.
— Наказание — дело суда! — крикнул Сарлби ему вслед, медленно качая головой. Тут его взгляд упал на нож. Странная вещь для дамского кабинета. Почти как короткий меч, превосходная сталь так и сияет. Боевое оружие, только что из кузницы и ни разу не использованное, судя по виду, разве что как пресс-папье — лежал поверх стопки актов и бумаг.
Странно теперь вспоминать, как учтивы они были поначалу. Стучались в двери, а не просто выбивали их. Вытирали ноги, прежде чем войти. «Прошу прощения, милорд, но вас ждут в Народном Суде, разумеется, сначала закончите свой завтрак». Возвращали вещи на место, если что-то опрокидывали. Не забывали запереть за собой. Ведь они делали праведное дело и должны были вести себя подобающе, да и место следовало оставить в порядке — вдруг обвиняемого признают невиновным и он вернётся. Но теперь такое случалось редко, а списки на арест становились всё длиннее. Теперь они просто топали словно фермеры, выволакивающие свиней из загона. Тащили людей за волосы, оставляя повсюду грязные следы от сапог, и запихивали их плечом к плечу в фургон. Если что-то приглянулось по пути — просто прихватывали с собой. А что такого? Не то чтобы обвиняемым это ещё когда-нибудь пригодится.
Сарлби заткнул отличный нож за пояс и повернулся к двери — предстояло разобраться ещё со многими именами. Холодный порыв ветра через разбитое окно подхватил бумаги, на которых прежде лежал нож, и закружил их по комнате — они оседали, точно осенние листья.
***
— А вот и мы, — сказал тот, кого звали Спаркс, распахивая дверь с театральностью укротителя львов, представляющего публике своего зверя. — Выходи.
Дело было не в том, что Джеспер отказывался выходить, просто его ноги, казалось, наотрез отказывались ступать на крышу.
— Я... — пробормотал он, — я... — Его сестра Тильда всегда упрекала его в том, что он слишком много болтает, но сейчас, что, пожалуй, неудивительно, слова его подвели.
— А ну пошёл, — бросил тот, кого звали Сарлби. Джеспер почувствовал острую боль между лопаток. Мужчина достал огромный нож и ткнул его остриём. Но времени на возмущение почти не осталось — он уже спотыкался, выходя с лестницы на крышу Цепной башни, где холодный ветер остужал его потное лицо и трепал волосы.
Город расстилался перед ними, размытый кружащимися снежинками. Крыши были белыми от снега. Улицы чернели между ними. Столбы грязного дыма поднимались из труб. И от пожара, всё ещё бушевавшего в районе Арок. Он полыхал уже несколько дней. Дошло до того, что людям было уже всё равно — тушить его или нет. В другое время это мог бы быть красивый вид. До Великой Перемены. Но, как и с привычным смешком инквизитора Свифта, всё зависело от обстоятельств. Теперь, что и говорить, это зрелище внушало ужас.
— Я невиновен! — пробормотал Джеспер. Он не был одет для такого холода, и зубы его начали стучать. — Я невиновный человек!
— Да неужели? — усмехнулся Сарлби, приподняв бровь, всё ещё держа нож в руке. — А я слышал, ты вёл дела с Инквизицией.
— Покупал руду из исправительной колонии, — добавил Спаркс.
— Люди, брошенные за решётку ни за что, голодали, мёрзли и умирали от непосильного труда — и всё ради твоей прибыли.
Ирония заключалась в том, что Джеспер видел самого Свифта всего несколько дней назад — живого и, похоже, вполне здорового, в форме Народной Инспекции. Тот загонял заключённых в камеры с той же самой весёлостью, с какой раньше измывался над осуждёнными или обсуждал дела в кабинете Джеспера в Остенгорме. Джеспер отчаянно окликнул его тогда, протягивая руку через прутья решётки. Свифт, понятное дело, не похлопал его по спине в тот раз. Он смотрел сквозь него, будто не узнавал. Возможно, и правда не узнавал.
— Я понятия не имел, — лепетал Джеспер, его дрожащие колени снова отказывались двигаться. — То есть, когда я узнал, контракты уже были подписаны! Поверьте мне, прошу! Я никогда не хотел никому причинить...
— Слушай, приятель, мы делаем десятки таких дел за день. — Джеспер охнул, когда Сарлби кольнул его остриём кинжала, заставив спотыкаться по крыше, словно лошадь, получившую шпору. — Тяжело говорить, ещё тяжелее слушать, — ещё один укол в поясницу, — но, правда в том, что нам плевать, что ты сделал, и ещё больше плевать, что ты там имел в виду.
Этот здоровяк уставился на Джеспера яростными глазами, казавшимися крошечными за стёклами очков.
— Судья сказала «виновен», — проворчал он. — Вот и всё. — И он сделал маленький глоток из фляжки.
Ноги Джеспера отчаянно противились тому, чтобы встать на ящик возле парапета, но ещё один укол ножа в левую ягодицу — и он мигом оказался там. Поразительно, как кусок острого металла может так быстро преодолеть столь глубокие возражения.
— Это была ошибка, — сказал он. Скорее даже всхлипнул, когда носки его ботинок заскребли по краю, а город внизу расплылся в слезах. — Это было...
— Шагай, — сказал Сарлби. Джеспер почувствовал, как остриё ножа в последний раз ткнулось ему в спину, и он просто не мог не сделать шаг вперёд.
Великая Перемена
Допросный дом, весна 591 года
— Это и есть то новое платье? — спросил Глокта.
— Оно, — Савин критически оглядела себя и вздохнула. — Думаю, сойдёт. — Она приняла якобы небрежную позу, без сомнения, отрепетированную часами перед зеркалом.