— Вот оно!!! — выдохнул кажется Зелод, однако биться об заклад Птоломей бы не стал. Как и остальных всё его внимание было сосредоточено на цели их экспедиции и открывшееся перед ними зрелище полностью оправдало его ожидания.
— Деньги ради денег в степени денег, — усмехнулся одними губами Птоломей, отмечая и покрытые драгоценными металлами пол со стенами, и кристаллические колонны, и расположенный в центре, вырезанный из огромного изумруда, алтарь.
Чувствуя, что сейчас не время для лишней осторожности, полностью подчиняясь непонятному наитию, Птоломей решительно переступил порог зала и едва ли не бегом направился к его центру. Откуда-то он точно знал — знакомство с тайнами храма следовало начинать именно оттуда, но никак не с привычных любому чародею магических шаров.
— Птоломей, ты чего? — крикнула ему вдогон Ирэн, уже облюбовавшая себе один из пюпитров и теперь пытающаяся добраться до него быстрее коллег.
Хотя она могла бы и не спешить: на семерых двух десятков артефактов хватало с избытком.
— Вот же сферы!
— А ты попробуй их активировать! — усмехнулся Птоломей, кося одним глазом на прикипевших к пюпитрам чародеев.
И если он правильно понимал их реакции, успеха не достиг ни один.
— Почему не работает⁈ — завопил Плот, который явно не меньше Грасса рассчитывал на компенсацию за понесённые потери.
Ему вторили голоса Герула и Швайна, а вот Грасс с Зелодом молчали. И лишь выжидательно смотрели на Птоломея, ожидая объяснений.
— Потому что сердце всего здесь! — произнёс Птоломей и с нехарактерной для себя торжественностью вложил ладонь в вырезанный на изумрудном алтаре отпечаток.
Подсознательно он ждал, что понадобиться капнуть кровью или поделиться Силой, но создатели храма оказались выше подобных мелочей. Едва рука мага легла на полагающееся ей место, как в воздухе под куполом зала сгустились тени, и потрясённые члены экспедиции увидели древнего.
Не настоящего, лишь иллюзорный образ. Однако даже его хватило для того, чтобы молодые чародеи ощутили столь неимоверное давление, что они на мгновение потеряли не только способность двигаться, но и кажется нормально думать. Иначе не объяснить, почему вдруг все они сначала представили троицу великих слуг вартагов — рептохов, рептохорсов и логов, — потом эльфов и смесков разных видов, а под конец осознали себя теми, кто достоин стоять выше их всех. Потому как не люди должны были возвыситься, не вся их раса, а именно лично они. Те, кто пришёл в храм!
И словно служа продолжением данной идеи в головах каждого из членом экспедиции начали появляться чужие мысли: «Мы, вартаги, были теми, кто победил и низвергнул в грязь три нечистых народа. Мы поработили их, лишили памяти, сделали самыми преданными из своих слуг и привели на Торн. И вот теперь мы уходим. Мир-убежище, мир-эксперимент выдавливает нас в иные реальности и вселенные, вновь превращает в скитальцев, а потому равные червям поднимают голову. Они будут бить, рвать, терзать друг друга, и так до тех пор, пока не сгинут в океанах крови. Торн же, наше детище, снова останется без защитников и владык. Смириться с этим невозможно. А значит именно вам, детям детей слабейших из наших слуг предстоит принять то, что должно, и стать теми, кем предначертано…»
Почему-то именно на этом моменте мысленное послание, доселе стальными свёрлами ввинчивавшееся в сознание Птоломея и его коллег, вдруг прервалось. Вряд ли таков был изначальный замысел создателей, тут скорее проявил себя какой-то сбой: может сказались прошедшие века и тысячелетия, а может свою лепту внесли междоусобные войны тех самых «равных червям». Однако всё это уже было не важно. Главное, что члены экспедиции так полностью и не ознакомились с ментальным посланием, а иллюзорный вартаг, столь убедительно подавлявший их своих присутствием вначале и наверняка задумывавшийся как некий аналог наставника, вместо исполнения своей роли исчез в облаке дыма уже секунд через десять после завершения колдовской трансляции.
— Всё-таки мир их выдавил, — простонал Птоломей, держась за голову. — А мы-то над стариками на последней Коллегии смеялись…
Он наверняка сказал бы что-нибудь ещё, однако сделать этого не успел. Резкий как удар кнута крик Ирэн неожиданно вернул ему ясность ума и тут же стало ясно, кто же из их семёрки пострадал от давления воли древнего больше всего.
— Птоломей, очнись!!!
Он стремительно обернулся и тут же зло зашипел сквозь зубы, когда осознал насколько изменился зал. Ведь там, где раньше располагались два десятка пюпитров, теперь оставалось всего пять — четыре ярких, окружённых ореолом света, и один погасший, с отдалённо похожей на череп растрескавшейся сферой. Однако не это было самым поганым. Три пюпитра уже обрели своих хозяев — Ирэн заняла позицию у того, где внутри шара плавало нечто вроде жезла, Зелод облюбовал сферу с молотом, Грасса же привлекла книга, — а к самому дальнему четвёртому уже бежали Швайн, Герул и Плот. Очевидно настроенные стать его безраздельными владельцами и заранее вычеркнувшие из списка конкурентов Птоломея.
— Беги!!! Как только кто-то коснётся шара рукой, то его сразу же накроет защитным куполом. И тогда всё!!! — продолжила кричать Ирэн, впрочем она могла уже не стараться.
Птоломей всё понял и сам. Понял, осознал и… принял новую реальность. И его не волновало, что бежать троице соперников оставалось считаные сажени, что ещё недавно они вместе проливали кровь, и что тот же Плот мог сейчас демонстрировать чудеса резвости в том числе и из-за его стараний. Птоломей был тем, кто получил зуу’ль’тек. Птоломей стоял у истоков всей этой экспедиции. И именно Птоломей имел на последнюю сферу, сферу с книгой, больше прав, чем любой из присутствующих в зале.
— Простите, парни, но время умирать! — выдохнул он сквозь зубы и резким рубящим движением обеих рук, точно при колке дров, выпустил на волю заготовленное на случай появления очередного мархуза заклинание Резонанса.
Самого быстрого, самого мощного и самого смертоносного из тех, что он когда-либо создавал. Что-то пытался кричать Грасс, мрачно ругался на языке тарков Зелод — Птоломей их не слышал. Для него сейчас вообще не существовало ничего другого, кроме его чар и троицы рвущихся к вожделенной цели коллег. Таких сосредоточенных, яростных и… беспечных.
В последний момент они кажется что-то всё же почуяли, даже дёрнулись в стороны, но слишком уж близка была вожделенная цель. Жадность пересилила осторожность, и недавние товарищи продолжили бег. Жаль только финиш у них случился совсем не там, где они рассчитывали. Через мгновение их догнал Резонанс, и все трое упали на землю с перемолотыми в пыль костями в каком-то шаге от пюпитра.
Больше между Птоломеем и его мечтой не стоял никто. И он, теперь уже в полной, можно сказать, гробовой тишине, зашагал к завоёванной им по праву части наследия Древних.
Его будущее окончательно изменилось.
Глава девятая
Положа руку на сердце, К’ирсан Кайфат никаких новых снов о легендарном Архимаге не ждал. Почему-то ему казалось, что та история с закрытием прорыва в Тлантосе, обидой Птоломея и коварным предложением эльфийского князя-мага останется без продолжения — как и положено случайному, навеянному то ли дикой магией, то ли вражескими кознями видению. И тем удивительного стало, когда он вновь соприкоснулся с прошлым величайшего чародея Торна. Словно кто-то задался целью познакомить его с жизнью Птоломея, и теперь последовательно воплощал задуманное в жизнь.
Нет, спору нет, знакомиться с подоплёкой великих событий К’ирсану было интересно и увлекательно, однако сразу же закономерно вставал вопрос правдивости навеянных снов. Хфург с ним, с тем кто их посылает — хоть Кайфат и не возражал бы от общения с этим неизвестным, — хотелось бы понять, где здесь ложь, где истина, а где проблема интерпретации. К’ирсан, знаете ли, привык в своих решениях опираться на собственные суждения, а не следовать в кильватере чужих заблуждений или манипуляций!
«Хотя из того, что увидел, картинка всё равно складывается прелюбопытнейшая… — мысленно протянул К’ирсан, сразу после удивительного сна проследовав на балкон и приняв из рук слуги чашку тонизирующего настоя. — То, что история вывернута чуть ли не наизнанку, понятно. Победители любят обелять себя и очернять всех прочих. Но вот подробности того, как будущие герои Войн Падения обрели могущество, это требует осмысления.»
Кайфат сделал глоток из чашки и устремил задумчивый взгляд вглубь дворцового парка.
«Куча обманок и всего пять истинных сокровищ. Три Великих артефакта и два символа знаний… Проклятье, и ведь если с Черепом Некронда, Скипетром Власти и Молотом Зелода всё достаточно прозрачно, то вот с книгами… с книгами надо разбираться,» — продолжил он, нехорошо прищурившись.
И привычно погрузился в глубокие размышления.
Из личного опыта К’ирсан был более чем хорошо осведомлён о методиках обучения старших рас и прежде всего рептохов. При всём необычном внешнем антураже в виде храма со статуей-артефактом, тренировочный процесс всё равно сводился к традиционному личному наставничеству. Да, всё приходило в некоем ментальном пространстве — что, наверняка, пожирало кучу ресурсов! — да, некоторые образовательные методики сильно смахивали на пытки, но суть-то от этого не менялась. К’ирсан — сайгал-ученик, Шипящий — злобный учитель. И никуда от этого не деться.
Именно рептох расширил и огранил то, что Кайфат получил через кровь и ритуал Рошага, а противостояние с ловушкой рептохорсов лишь довершило начатое. Нематериальное мучительство Шипящего — вот та база, которая стала основной его нынешнего могущества, семенем, из которого проросло дерево власти. И тем удивительнее, что вартаги, собирающиеся передать людям какое-то своё наследие, вместо правильного обучения предложили непонятные «книги».
Кого они с таким подходом получат? Не имеющих основ самоучек? Ну так подобные полуфабрикаты не то что троица Древних рас сожрёт, а и все те, кто пришё