[19]. Мы в итоге получили милостивое разрешение цепляться за соломинку, из которой эти мыльные пузыри испускались и по-прежнему испускаются. О, то были поистине прискорбные времена!
Я знаю, нам еще много подобных мыльных пузырей предстоит увидеть. Мыльных пузырей мировой революции, мыльных пузырей диктатуры пролетариата. Но с той минуты, как я узрел настоящие, дивные, отливающие всеми цветами радуги мыльные пузыри, я на все остальные смотрю свысока и с насмешкой.
Ибо теперь мы вернулись во времена, когда детские игры снова становятся нормальными культурными потребностями общества. Логический вывод, который из этой констатации следует сделать, очень прост: и за версту не подпускать политиков и политиканов к культурным запросам общества. Чем молоть языком, пусть лучше молотят солому, насущно необходимую детишкам, чтобы пускать настоящие мыльные пузыри.
И пусть эти пузыри пускают детишки, а не политики.
И не куда-нибудь, а в поезда. В поезда на Южном вокзале, если и когда у железнодорожников нет забастовки. Причем не откуда-нибудь, а только из залов ожидания. А в какие именно поезда? В поезда номер 31 и 35.
Да, именно в вестибюле Южного вокзала расцвел сей цветок бюрократической словесности: «Посадка в поезда №№ 31 и 35 производится через залы ожидания». И ведь не скажешь, что по части определенности в бесподобном этом объявлении есть к чему придраться. В самом деле, кого же нынче волнует, куда именно и когда именно оные поезда отходят? Да когда угодно и куда заблагорассудится! Разве это главное? Главное, что посадка производится через залы ожидания!
О, благодатное процветание изощренной немецкой грамматики на гостеприимной венской почве! Где еще пассивный, он же страдательный, залог сможет почувствовать себя уютней, чем на Южном вокзале? В Вене ведь не бастуют – здесь проводятся забастовки. В Вене не ездят в транспорте. Здесь осуществляется сообщение. Здесь не садятся в поезд. Здесь производится посадка. И не просто так, а в многотысячной толпе других пассажиров, когда перед посадкой сперва испытывается долготерпение длительного ожидания, а одновременно с посадкой производится прессовка, утрамбовка, утруска, а затем, уже в полуобморочном состоянии, зажим, переноска по воздуху и, наконец, вталкивание и протискивание – все это, разумеется, в более чем страдательном залоге.
Ввиду того прискорбного обстоятельства, что лишь очень немногим удается претерпеть до конца (то бишь до вожделенной посадки), все формы и стадии немецко-австрийского сослагательного залога, я предлагаю слегка изменить вышеозначенное объявление в вестибюле вышеуказанного вокзала, а именно:
«Посадка в поезда №№ 31 и 35 производится через залы ожидания Южного вокзала. Не на жизнь, а на смерть».
10.09.1919
Колымаги наших дней
Прогресс венской культуры поспешает крайне медленно, поскольку из-за нехватки угля в столице приостановлено трамвайное сообщение и ему, прогрессу, приходится влачиться пешком, отчего он крайне утомился и теперь вообще предпочитает двигаться раком. Преимущества этой его новой походки более чем наглядно явлены обликом венских улиц anno[20] 1919. Ибо именно в оном году было решено признать электричество непригодным средством транспортного энергообеспечения, и из тьмы веков на скудный меркнущий свет развеселой современности выдвинулись всевозможные рыдваны и колымаги минувших столетий. Вследствие чего на венском бульварном кольце можно наблюдать следующие неказистые транспортные оказии:
почтовый омнибус одна тысяча семьсот первого года, покоившийся на заслуженном отдыхе на заднем дворе Общества изучения древностей;
боевая фура времен Тридцатилетней войны, в которой, по свидетельству заслуживающих доверия документальных источников, безбожник Валленштейн прибыл в штаб-квартиру в Пльзене на встречу со своими военачальниками;
двухколесный кабриолет, на котором Мария-Антуанетта самолично выезжала из дворца по сугубо приватным надобностям;
дилижанс, в коем Меттерних соизволил совершить путешествие в Карлсбад;
Помимо этого замечены также: крестьянская подвода-развалюха времен Бауэрнфельда и Швинда[21]; ярмарочная стол-телега с бумазейными подушками в качестве импровизированных сидений. Впрочем, ручные тачки, а также паланкины на столичных улицах наблюдателями пока что не зафиксированы.
В качестве полезного практического нововведения предлагаю наладить регулярное курсирование катафалков от Шотландских ворот до Центрального кладбища. За каких-нибудь шестьдесят хеллеров – по нынешним временам почти даром – плетущихся пехом полуживых граждан можно транспортировать прямиком до погоста, а уж там заодно и предавать земле, где им, окончательно упокоившись, куда проще будет перенести тяготы грядущей зимы.
Настоятельно обращаю внимание городских властей на сие предложение.
23.09.1919
Новый придворный парк
Между зданием Государственного ведомства иностранных дел и тыльной стороной Моденского дворца, где расположилась резиденция государственного канцлера, напротив бокового входа в Хофбург со стороны Шауфлергассе, раскинулся довольно просторный газон. Долгое время участок этот пустовал. Монархическому правительству, само собой понятно, не было дела до жилищных нужд населения, столь обострившихся в послереволюционный период. Газон числился одним из атрибутов государственной власти – а там хоть трава не расти. Мало, что ли, у нас придворных парков? Дворцово-парковых ансамблей? К чему городить еще один?
Однако республике новый придворный парк понадобился. Шёнбрунн отдали инвалидам[22]. Новая власть, чтобы не сказать новая правящая династия, оказалась, попросту говоря, на положении бездомного бродяги. Правда, осталась еще резиденция государственного канцлера. Но разве в скучных стенах рабочего кабинета отрешишься от тяжких государственных дум, как отдыхал от них в шёнбруннском парке престарелый государь? Не только тексты старых песен требуют переделки на новый лад. Авторитету новой власти тоже срочно требуется подобающее обрамление. Государственное величие немыслимо без парка. Государственный канцлер, работающий просто так, в обыкновенном кабинете – да чем он тогда отличается от обычного государственного служащего? Зато государственный канцлер в парке – совсем другое дело, вот это, я понимаю, канцлер.
Доктор Карл Реннер[23], который, по некоторым сведениям, привез с собой из Сен-Жермена неодолимую страсть к чугунным решеткам[24], идя на поводу у этой страсти, распорядился обнести часть вышеупомянутого газона металлической оградой. Обошлось сие предприятие, по слухам, в 160 тысяч крон, но разве это дорого, когда речь идет о символическом, но все равно путеводном и судьбоносном заложении фундамента заново возводимой Немецкой Австрии, пусть и явленного пока что в виде вспоротого рвами газона и чугунной решетки на бетонном цоколе? Зато за оградой, посреди газона, вроде бы возведут изящный павильон, в котором, отрешившись от мирских сует, доктор Реннер и будет работать. «Канцлер-отшельник» – будут изощряться фельетонисты в «Арбайтер-Цайтунг»[25]. В какой мере оторванность от жизни нашей государственной политики будет обусловлена местом работы ее инициатора или складом его характера, сейчас предсказать затруднительно. Подобающий республиканский лозунг в качестве надвратной надписи над входом в придворный парк пока что не найден. Со своей стороны предлагаю «Odi profanum vulgus»[26]. А что, мудрое изречение, вполне способное удержать толпы будущих демонстрантов от изъявления преданности, восторгов и иных почестей, а также подношения благодарственных адресов. Летом государственный канцлер сможет посвятить себя полезной сельскохозяйственной деятельности, – к примеру, городить огород, ежели это занятие не наскучит ему за зиму в процессе произнесения речей. То обстоятельство, что прошлогодняя трава внутри ограды тщательным образом выкошена, по меньшей мере позволяет заключить, что главой государства отдано распоряжение по весне посеять новую и, следовательно, не жить по принципу «а там хоть трава не расти». В жаркие летние дни наш государственный канцлер сможет теперь насладиться благами садово-парковой зелени, что, разумеется, – опять-таки при помощи передовой статьи в «Арбайтер-Цайтунг», – позволит ввести в германо-австрийский лексический обиход давно и незаслуженно забытое словечко «соблаговолить».
По мере продвижения сих доблестных восстановительно-демократических работ примеру государственной канцелярии могут последовать и другие ведомства. Уже можно запланировать водружение оборонительных «ежей» возле здания государственного управления продовольственного снабжения, рытье траншей и окопов вокруг государственного ведомства иностранных дел, установку небольшой артиллерийской батареи перед входом в ведомство образования и закладку мин со слезоточивым газом под камни мостовой перед зданием Главной табачной компании. А единственным ведомством, куда будет открыт доступ всем желающим, сделать государственное казначейство.
О днях, когда государственный канцлер и государственный секретарь будут работать под открытым небом, общественность следует уведомлять заблаговременно, дабы столичный еженедельник «Винер Вохе» успевал поместить на своих страницах трогательные фотоснимки – индивидуальные и групповые.
12.10.1919
Венский трамвай
Прощание с кондукторшей
Первого ноября она сойдет с трамвайной подножки, подчиняясь воле узколобой венской общественности