— Сидя?
— Да хоть по переписке! Басилевсы расписку патриархам дают. Не жмись Антоний! Импровизируй! «Умный не скажет, дурак не поймёт» — наша народная мудрость. Один чёрт, никто лучше тебя ритуала не знает. Ой. Чёрта в храме помянул. Тьфу-тьфу-тьфу. Дальше: после всенародного исповедания Веры трижды вопрошаешь: согласен ли он сесть? В смысле: на престол предков своих. Великим Князем и Государем всея Руси?
— Он отвечает сидя?
— Да что ты привязался?! Как спину ему скрючит, так и ответит. После троекратного «да» читаешь молитву: «Царю царствующих и Господи господствующих, иже чрез пророка Твоего Самуила, раба Твоего Давида, поставив царя и главу народа Твоего, сам, Господи, Царю Святый, ниспошли силу Твою от святаго жилища Твоего чрез руки мои, грешника, и поставь раба Твоего Андрея, царя нашего и главу верного народа Твоего, воздвигни во дни его справедливость и множество мира, покори под нозе его все варварские языки, хотящие войн, да и мы, тихое и беспечальное житие проводя, прославим великолепное имя Твое молитвами и заступлением пречистыя Твоея Матери, святаго и славнаго пророка Самуила и святаго и славнаго богоотца и пророка Давида, святых и боговенчанных великих царей и равноапостольных Константина и Елены и всех Твоих святых. Яко Твое есть царство и сила и слава Отца и Сына и Святаго Духа ныне и присно и во веки веков, аминь».
Что за компания?! Одни евреи с греками! Нет, чтобы какого-нибудь «Дубослава» с «Щепомиром» вспомянуть.
Хотя закономерно: русские в христианство «пришли на готовенькое». Заимствовали ритуалы мирового уровня, а не своё доморощенное лепили.
Следую предкам, заимствую. Здесь — из флорентийского чина коронации Мануила II по Игнатию Смоленскому. Обгоняем греков на пару-тройку столетий. Но — без «миром нарда помазанья».
— Государем — прежде не называли, царей — на Руси нет, «всея Руси» — не было.
— Теперь будет. Трижды спросишь. И чтобы чётко прозвучало: «государь» и «всея Руси».
— Такого не бывало!
— «Всея Руси»? Посмотри на печать покойного митрополита Константина. Он — первый «всея». Так и память об убиенном друге твоём в веках сохранится.
Антоний тяжко вздохнул.
Непосредственная причина смерти митрополита Константина — две половецких стрелы, пробивших бедняге лёгкие. Не я.
Причина стрел — нападение толпы киевлян, подстрекаемых духовенством во главе с митрополитом, на мой отряд. Не я.
Причина нападения толпы — захват города армией коалиции князей. Не я.
Причина коалиции — «хищник киевский». Не я.
Мда… «но осадочек остался».
— После третьего «да» — благословляешь. На княжение и… государствление? — слова такого нет. Как Рюрика: володеть и княжить? На володение. Тут петь «Царю небесный…», произнести великую ектинию, с присоединением прошений о благословенном Царствовании; спеть: «Бог господь…» и тропарь: «Спаси, Господи люди Твоя…», читать паремия, Апостолов и Евангелие.
— А что конкретно?
— Паремия (Ис. 49, 13–19) — о покрове Божием над Царем; Апостол (Рим.13,1–7) — о повиновении Царям; Евангелие (Матф.22,15–23) — о подати Кесарю.
Антоний шевелит губами — запоминает. Как прилежный первоклашка. Ничего, епископ, прорвёмся. Для тебя эта коронация тоже первая. И, дай бог, последняя. В смысле: Боголюбскому — многие лета.
— Как про подати спели — пошло одевание. Епископы берут со стола причиндалы, благословляют их, окропляют и отдают тебе. Ты показываешь публике, передаёшь Андрею. Крест на цепочке, бармы…
— Ожерелье он сам не возложит. Тяжело. Да и застёжка там… Прошлый раз, как на Жиздора возлагали, помогать пришлось. А после, как он снимал, разозлился с чего-то и крючок вовсе сломал.
— Факеншит! Не ругавшись… За полтора года не удосужились починить?! Бардак системный! Пантелейка, у тебя проволочки не найдётся?
С тех пор, как я запустил в народ «кафтанЫ с карманАми», карманы у мальчишек всегда полны всяких… сокровищ. Нашлись и проволоки, аж три. Откуда? — Я в полном недоумении. Проволоку здесь, кроме как в скани, нигде постоянно не используют. А уж стальную…
— Подносишь князю бармы, он их на себя напяливает… э… возлагает. Ты поправляешь и вот так, крючёчечками, зацепляешь. На, спрячь в рукав. При каждом облачении произносишь: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа» и осеняешь князя поверх главы Крестным знамением. После барм гонишь текст: «Господь одел Его силою с высоты, наложил на главу Его венец от камене честнаго, даровал Ему долготу дней, дал в десницу Его скипетр спасения, посадил Его на Престоле правды, сохранил Его под Своим покровом и укрепил Его Царство». Не забудешь? Пантелейка, записал? Потом… Подносишь на подушке шапку. Ту самую, которая «Мономахова», которая не шапка, а венец. Он возлагает на Свою главу, причём ты повторяешь: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь».
Деталь русского обряда: корону одевает сам государь, а не иерарх. Похоже на коронацию Наполеона I.
— Как он шапку надел — объясняешь. Для тупых, наверное: «Видимое сие и вещественное главы Твоея украшение явный образ есть, яко Тебе, Главу Всея Русского Престола, венчает видимо Царь славы Христос…».
Здесь надо забабахать вставочку. В Московском обряде такого не было, но тут времена и ситуация другие.
— Берёшь на подушку меч Бориса и крест Ольги и подносишь Андрею. Он встаёт и, возложив руки на реликвии, клянётся служить всей земле Русской. Обещает быть за всё хорошее против всего плохого. Блюсть и споспешествовать. Текст он знает: во Владимире в Успенском клялся. Там, кстати, уже было «Великий Князь Всея Руси». Лишь бы он «Государя» добавить не забыл.
— Э… присягает.
— Да, виноват, ошибся.
В русском обряде не используют слово «клятва». Ибо сказано у Иисуса: «не клянитесь». Говорят: присяга.
Первая присяга в создаваемом, буквально на коленке моего вестового, ритуале об-брамления. Такого нет ни в Византии, ни в Европах, ни в Московскую или Императорскую эпоху. Сюзерен ничего не обещает «земству». Но в «Святой Руси» есть «изменниче земли», есть соответственно, и присяга ей. Её надо притащить. Ой, виноват: «принести».
И хорошо бы, чтобы два этих замученных пожилых человека не завалились в процессе.
Коллеги, вам группы туристов-пенсионеров по Великой Китайской Стене водить не приходилось? Когда вся толпа, увидев транспарант с цитатой из Мао: «Кто осилил — молодец!», кидается на длинную, крутую, с высоченными, местами стёртыми, ступеньками, лестницу доказывать своё молодечество. А в Милане на Дуомо лазили? Я понимаю, что там лифт есть, но по лестнице же интереснее! А потом ловить замученных подъёмом людей на скользком, жирном на ощупь, чуть сбрызнутом дождиком, мраморе плит крыши?
— Потом Государь берет с подушки, поднесённой тобой, в правую руку меч св. Бориса, в левую — крест св. Ольги. А ты каждый раз повторяешь: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». И вновь разъясняешь для затупленных: «Богом венчанный, Богом дарованный и Богом приукрашенный, Благочестивый, Благочестивейший Самодержавнейший Великий Князь и Государь Всея Руси! Приими крест и меч, еже есть видимый образ данного Тебе от Всевышняго над людьми Своими Самодержавия к управлению их и к устроению всякого желаемого им благополучия».
Бедный Антоний. Я-то гоню чин коронации русских императоров по памяти с вариациями. А ему это всё исполнять. Память у церковников хорошая: склеротики в этом бизнесе не выживают. Но многовато получается. То-то он так жадно поглядывает на скоропись Пантелея: надеется урвать себе.
Что радует: Великой Княгини и Государыни в Киеве не наблюдается. А вопрос с наследником… Об это мы ещё больно биться будем, но пока соответствующие части в ритуале пропускаем.
— Засим диакон… у тебя в хозяйстве звероподобно рыкающий диакон найдётся? — Хорошо. Провозглашает многолетие Государю. Государь становится на колени и вслух произносит молитву, в которой просит Господа: «Настави Мя в деле, на неже (на которое) послал Мя еси, вразуми и управи Мя в великом служении сем…». Мда… Боюсь, что Андрея с колен поднимать придётся. «Тяжела ты, шапка Мономаха». И прочие висюльки и накладки. Подбери пару гридней поблагообразнее. Чтобы рядом стояли. В кольчугах под облачениями.
— В церкви диаконы служат!
— Церковную службу — диаконы. Воинскую — воины. Да и не кинутся попы грудью на ножи Государя закрывать.
— Ожидаешь… воровства? Душегубства прямо во храме божьем, во время молитвы?!
— Допускаю такую возможность. Так-то, господин главный епископ.
Антоний смотрит одурело. Да, русских князей пока в церквях не режут. В отличии как эмиров с халифами в мечетях. Но Андрей войдёт сюда князем, а станет Государем. Новая сущность. Можно такого у амвона подколоть? Ножиком? — Тут как с жизнью на Марсе: «науке пока неизвестно». И я, своим «злокозненным умишком», прозреваю здесь ненулевую вероятность: законам того самого Исаака не противоречит. Так что, надобны оснащённые и обученные бодигардеры.
Если бы люди, которые закрывали покойного митрополита Константина от стрел половецких, были бы в кольчугах, то «объект», да и они сами, остались бы живы.
Учитываю опыт противника.
Глава 568
— Читаешь молитву, с коленопреклонением всех присутствующих и пением песни: «Тебе Бога хвалим». Отмолебствовали и он снова садится на это… чудище дубовое. В смысле: трон государев. Тут все, под твоё дирижирование, хором орут «свят». Троекратно. Раздельно. С перекатами…? — Не, не срепетировано. Затем… поучение государю. Блин. Андрею только поучений не хватает! Выпускаем Кирилла Туровского. Если успею поймать и уболтать.
Антоний кривится. Кирилл — «златоуст». В смысле: пока не заткнёшь — будет «златоустить». Есть упоминания (в РИ) поучений, с которыми Кирилл обращался к Боголюбскому. Предполагают, что это были вариации обвинительной речи Кирилла против Бешеного Феди на соборе в Киеве в августе 1168 г. Как отнёсся Боголюбский к поучениям какого-то мальчишки-епископа (Кириллу — сорок, Андрею — шестьдесят) из захолустного городка с другого края «Святой Руси», ставленника враждебной ветви рюриковичей — летописцы не сообщают.