С самого начала культ Святого Марка был столько же светским, сколько религиозным. Он сделался иконой и эмблемой Венеции (вместе с крылатым львом – символом евангелиста Марка), но всегда ассоциировался скорее с дожем, чем с епископом. Явное похищение мощей не представляло собой проблемы. Вскоре возникла легенда, что Марк, прежде чем сделаться епископом Александрии, был епископом Аквилеи, города, расположенного к северу от лагуны. В любом случае факт, что перемещение было совершено с благословения самого Марка, доказывал милость последнего. Желание Господа исполнилось. Иначе похищение не было бы успешным. Это один из тех нуждающихся в доказательстве доводов, которые так трудно опровергнуть.
В XIII веке был добавлен другой пласт этой истории. Утверждали, что Святой Марк однажды искал убежища от бури и чудесным образом укрылся на острове Риальто. Здесь, на месте будущей Венеции, ему явился ангел и провозгласил: Pax tibi, Marce. Hic requiescat corpus tuum. (Мир тебе, Марк. Твое тело когда-нибудь упокоится здесь.) Разумеется, ни одного исторического свидетельства о том, что евангелист когда-либо посещал лагуну, не существует.
В любом случае, первоначальный вариант легенды вызывает много вопросов, не в последнюю очередь относительно фантастической цепи событий, которая привела к translatio (переносу) Марка. Что это своего рода похищение, кажется несомненным. Что святые мощи нашли приют в Венеции, тоже несомненно. Они могли быть или не быть мощами Святого Марка. Это могли быть любые древние мощи, окутанные благочестивым обманом не хуже любого иного покрова. Похоже, на деле купцы были посланы в Александрию дожем именно с заданием заполучить мощи. Их перемещение в Венецию должно было поднять как священную власть дожа, так и значение Венеции. Венеция и Марк могли соперничать с Римом и Петром. Интересно, что Марк в свое время был секретарем Петра, и Петр ссорился с Марком из-за его непослушания и недостаточного благочестия; те же обвинения выдвигались против Венеции некоторыми Папами. Со времени translatioу Венеции начались самые сложные отношения с Римом, никогда не уступавшим в религиозных делах первенства Понтифика.
Из этого translatio вытекало еще множество последствий. Присутствие святого, как считалось, защищало Венецию от нападения или блокады и, таким образом, поддерживало веру в провозглашенную ею собственную неуязвимость. Венеция прожила, невредимая, до времен Наполеона. Благословение святого должно было также объединить острова лагуны под властью Венеции, и эта политическая и социальная перемена действительно произошла в течение двух или трех веков. Ходили слухи, что голова евангелиста осталась в Александрии, но венецианцы настаивали на целостности мощей. Целостность мощей служила также отражением аналогичной природной взаимозависимости островов лагуны.
Было важно и то, что святой прибыл по морю. Море стало настоящей стихией Венеции, и не было лучшего способа освятить его, чем представить сверкающим путем Божественного покровителя. На мозаиках базилики подчеркнут образ корабля на волнах. В более поздней легенде трое святых – Марк, Георгий и Николай, – взяв у рыбаков лодку, утихомиривают затеянный демонами шторм в лагуне. Сходя с лодки, Марк дарит рыбаку золотое кольцо, которое тот, в свою очередь, передает дожу. Власть над морем передается от святого к рыбаку, а потом к вождю. Это один из основополагающих мифов о Венеции, связанный с постоянной борьбой города с водой.
Здесь есть и связь с вопросом свободной торговли, от которой зависела Венеция. Во времена переноса мощей Марка на торговлю христиан и сарацин было наложено эмбарго византийского императора. Но вопреки запрету два купца перевезли священный груз из Александрии, возможно, тем самым расчистив путь для менее драгоценных грузов – товаров широкого потребления. Это было выпадом против императора и хорошим предзнаменованием для купцов. Если не можешь заниматься сельским хозяйством, как говорили венецианцы Папе, который выражал недовольство тем, что они торгуют с неверными, тебе остается ловить рыбу. И святых. Говорили, что когда в Александрии открыли саркофаг, город наполнился восхитительным ароматом, похожим на аромат «сладких пряностей». А венецианские торговцы славились торговлей пряностями.
Мощи были залогом независимости Венеции. Прежний хранитель города, Святой Теодор, был явно византийского происхождения. Заменив Теодора Марком, Венеция обеспечила себе контроль над собственной судьбой. Святой Марк стал синонимом Венеции. Кажется, что половина венецианцев до сих пор получает при крещении имя Марко. Красный флаг Святого Марка стал венецианским штандартом. Крылатый лев везде. Удивительные, если не чудесные, события 828 года гарантировали сущностную и окончательную автономию Венеции.
В 976 году в Венеции в ходе восстания против правящего дожа произошел большой пожар. Собор Святого Марка уничтожил огонь. Можно было бы предположить, что мощи тоже погибли в огне. На самом деле они, по всей вероятности, были «утеряны» до 1094 года, когда по странной случайности часть колонны упала, открыв останки евангелиста. Было действительно чудом, что они уцелели при сильном пожаре. Вопреки всему – святой остается с нами. До самых последних лет сообщается, что его останки лежат под высоким алтарем Святого Марка. Летом 1968 Папа Павел VI вручил некий фрагмент мощей евангелиста делегации иерархов Коптской церкви, но утверждал, что остальное по-прежнему в Венеции. Большой палец Святого Марка, как и золотое кольцо, которое он дал рыбаку, до сих пор хранятся в сокровищнице базилики. Древние кости продолжают жить в воображении людей.
Существует еще одно напоминание об этом святом, встречающееся по всему городу. Лев Святого Марка – эмблема Венеции; его можно встретить в виде барельефа или статуи, каменного и бронзового. Львов можно обнаружить на Дворце дожей и на часовне дожа, львы стоят перед венецианской верфью, они охраняют дворцы и общественные места. Каждое общественное здание Венеции когда-то несло на себе изображение этого зверя. Крылатый лев стоит на колонне у гавани. Лев был символом – религиозным и политическим. Лев означает власть и патернализм. Он также символ справедливости. Эти ассоциации связаны между собой.
Религиозные коннотации льва как спутника евангелиста ясны. Но лев может быть и жестоким. Он может быть агрессивным. Это способ символизировать мощь Венеции, если ее рассердят. Надпись, датированная серединой XV века, гласит: «Смотри на крылатого льва! Я смиряю землю, море и звезды». Льва Святого Марка часто изображают с задними лапами в воде, а передними на суше, что означает претензии Венеции на господство и над морем, и над материком.
Глава 5Прибежище
Венеция воспринимается как большой корабль на море. Из-за непрерывного движения воды иногда возникает впечатление, что почва Венеции тоже движется, наподобие палубы корабля. В XIX веке Ральф Уолдо Эмерсон писал в дневнике о пребывании в Венеции: «Кажется, будто ты все время на море».
Образ государства как корабля известен, но приобретает особую уместность в городе, который чуть ли не плывет. Говоря о руководстве республикой, Франческо Фоскари, дож, правивший Венецией в начале XV века, интуитивно прибег к языку моря. Он рассуждал о парусах и снастях, о ветре и течении так, что чувствовался его опыт моряка-практика. Этот язык венецианцы понимали хорошо. К примеру, проводилась аналогия между строительством в городе и постройкой корабля. Видя перед собой уже построенный корабль, трудно представить, как он выглядел, имея только шпангоуты и киль. Подобным образом нелегко определить, какова изначально была Венеция.
Острый треугольный мыс Доганы, или таможни, находится на острове Дорсодуро, рядом с Большим каналом, его часто сравнивают с носом корабля. На соборе Санта-Мария делла Салюте, сразу за мысом Доганы, статуя Девы Марии одета в форму capitano da mar (адмирала венецианского флота). Венецианские здания часто сравнивают с кораблями из-за их очертаний, с кораблями, превратившимися в камень и поставленными на мертвый якорь. Деревянные крыши некоторых венецианских церквей имеют forma di galea (форму корабельного корпуса). Круглые отверстия в домах Венеции похожи на иллюминаторы.
Самая важная аллюзия приберегается напоследок. Корабль был когда-то убежищем для поселенцев. Корабль Венеции с самого начала был приютом для изгнанников и путников, открытым городом, с готовностью ассимилирующим всех, кто появляется в его границах. По словам путешественника XV века, в Венеции «большинство людей иностранцы», а в следующем столетии некий венецианец писал, что кроме аристократов и граждан, «все остальные иностранцы, и очень мало венецианцев». Его замечание касалось преимущественно лавочников и ремесленников. В 1611 году английский дипломат сэр Дадли Карлтон описывал Венецию как «микрокосм, а не город». Венеция была создана больше на манер orbis, чем urbis. И такой она оставалась на протяжении всей своей истории.
Здесь наряду с многообразием жителей материковой Италии жили французы и славяне, греки и фламандцы, евреи и немцы, восточные люди и испанцы. Некоторые улицы были названы в их честь. Здесь были представлены все страны Европы и Леванта. Это замечали все путешественники: выйдя на площадь Святого Марка, они словно оказывались у подножия Вавилонской башни. Ни в одном порту мира не было столько чужеземцев. На многих картинах XIX века в толпе среди строгих костюмов и цилиндров венецианских джентльменов видны длиннополые суконные кафтаны еврейских торговцев, алые фески греков, тюрбаны и халаты турок. Можно сказать, что венецианцы моделировали собственную идентичность в постоянном контрасте с теми, кто находился под их защитой.
Немцам была обеспечена их собственная миниатюрная Германия на подворье, известном как Фондако деи Тедески, близ Риальто, где было два больших помещения для еды и восемьдесят отдельных комнат. За немецкими купцами наблюдало и следило правительство, но говорили, что «они любят город Венецию больше, чем свое отечество». В XVI веке здесь в огромных количествах селились фламандцы. Собственный квартал с православной церковью был у греков. После падения Константинополя в 1204 году и после сдачи города туркам в 1453-м последовал новый приток византийских греков – среди которых был