С годами я все более увлекался поэзией, меня все глубже интересовала литература Ирана. Это дало повод Игорю Северянину посвятить мне такое стихотворение:
Жрец любимый Аполлона,
Маг с возвышенным челом,
Здесь слагал во время оно
Элегический псалом.
Это, конечно, намек на Жуковского.
Но прошла пора Светланы,
Кринолинов и плащей,
Поразвеялись туманы
Оссиановых ночей.
И теперь пиита юный,
Приоткрыв все тот же кран,
Цедит густо, многоструйно
Стих веселый про Иран!
Летом я иногда гостил у Северянина.
В Тойле у меня была возможность видеть повседневную жизнь поэта. Он вставал неизменно на рассвете и отправлялся на Пюхайыги или на какое-либо из окрестных озер.
Возвращаясь, Игорь Васильевич с истинно русским радушием потчевал своим уловом гостей. Глухое в зимние месяцы селенье Тойла превращалось летом чуть ли ни в столицу эстонских писателей. Здесь в конце двадцатых — начале тридцатых годов проводил лето известный эстонский писатель Фридеберт Туглас. Вместе со своей женой Эло он навещал скромный домик Северянина. Бывали у Северянина его приятели поэт Аугуст Алле и Вальмар Адаме. Приезжал Иоханнес Семпер[21].
В живописном парке Ору, где река Пюхайыги впадает в синеющий залив, Игорь Васильевич встречался с известной эстонской поэтессой очаровательной и веселой Марие Ундер, стихи которой он переводил.
Гостил в Тойле и поэт Хенрик Виснапуу, закадычный друг Игоря Васильевича. С женой Виснапуу — Инг — была близка Фелисса Михайловна, которая и сама писала стихи по-эстонски и по-русски. Многие из них были весьма своеобразны, напоминая японские танка. Северянин посвятил Фелиссе сборник своих стихотворений «Менестрель», «Фею Eiole» и множество лирических стихотворений. В течение долгих лет поэт воспевал Фелиссу в чудесных стихах. Эта женщина своеобразной красоты, высокая, с лебединой шеей, сыграла огромную роль в жизни поэта, в его творчестве. По подстрочникам жены Игорь Северянин переводил стихи эстонских лириков. В 1929 году в Тарту вышла антология «Поэты Эстонии» в переводе Игоря Северянина.
Кабинет поэта в Тойле был очень мал и уютен. За этим письменным столом Северяниным создано множество стихотворений, поэм, литературных эссе. В домике Игоря Васильевича не было электричества. Поэт любил керосиновую лампу, изливающую мягкий приветливый свет. На стене кабинета портрет Федора Сологуба. Слева от окна — фотография известной актрисы Ольги Гзовской с автографом. Справа — также с дарственной надписью — фотография знаменитой певицы Лидии Липковской, которая не раз принимала участие в вечерах Северянина во многих городах Европы.
В шкафу, за стеклом репродукции портретов Пушкина, Тютчева, Блока, Анны Ахматовой. На полке, что ниже, — фотографии тех, с кем Игорь Северянин дружил в Эстонии. Здесь же рубашка, в которой крестили поэта, теперь ей сто лет.
В первой комнате домика Северянина — картины, подаренные поэту художниками Агатой Вебер, Андреем Егоровым, Анатолием Кайгородовым… Кабинет Игоря Васильевича и по сей день сохранен в том же виде, что и при его жизни, свояченицей поэта Линдой Михайловной Круут, а его рукописи переданы Литературному музею им. Ф. Крейцвальда.
Конечно, немало мест в Эстонии воспето Северяниным, но самым близким для поэта было Тойла. Вначале это селение казалось ему «оазисом в житейской тщете», и он идеализировал край, где провел столько плодотворных лет, но постепенно Игорь Васильевич стал понимать, что заблуждался. И в его поэзии все чаще звучали трагические нотки:
…Десять лет! — тяжких лет! —
обескрыливающих лишений,
Унижений, щемящей и мозг шеломящей нужды.
Десять лет — грозных лет! — сатирических строф по мишени,
Человеческой — бесчеловечной и вечной вражды.
………………………………………………..
Но зато столько ж лет, лет невинных, как яблоней белых,
Неземные цветы, вырастающие на земле,
И стихов из души, как природа, свободных и смелых,
И прощенья в глазах, что в слезах, и — любви на челе!
Игорь Васильевич был не только превосходным чтецом, но и великолепным рассказчиком. Я любил слушать его воспоминания о многочисленных встречах с деятелями культуры. Хотя не всегда он был склонен говорить о былом. Когда поэт воодушевлялся, перед слушателями возникали лица тех, кого любил Северянин. Внимая рассказам Игоря Васильевича, я, как на экране, видел прекрасные черты Александра Блока… слышал, как Вячеслав Иванов читает свой «венок сонетов», как «шаманит» Константин Бальмонт, раздается рык Владимира Маяковского, звучит напевный голос Сергея Есенина.
В мировоззрении поэта к середине тридцатых годов наметился перелом. Как-то Игорь Васильевич читал мне знаменательные в этом отношении строчки, которые, к сожалению, не включены в сборник стихотворений поэта, вышедший в 1975 году в Ленинграде:
От гордого чувства, чуть странного,
Бывает так горько подчас,
Россия построена заново
Другими, не нами, без нас.
Уж ладно ли, худо ль построена,
Однако построена все ж:
Сильна ты без нашего воина,
Не наши ты песни поешь.
И вот мы остались без родины.
И вид наш и жалок и пуст,
Как будто бы белой смородины
Обглодан раскидистый куст.
Осенью 1939 года, по приглашению ВОКСа[22]. я побывал в Ленинграде и Москве. Помню, с каким интересом слушал Игорь Васильевич мой рассказ об этом путешествии. Во время разговора я сказал: «Было бы неплохо, если б вы, Игорь Васильевич, написали воспоминания о Владимире Маяковском». Он выполнил мою просьбу, и сейчас рукопись хранится в музее Маяковского в Москве.
Последнее десятилетие жизни Северянина было омрачено безденежьем и недугами. Доходило до того, что поэт расспрашивал швейцаров респектабельных отелей: нет ли каких-либо заезжих знаменитостей. Таким образом, Игорь Васильевич «нанес визит» и артисту Михаилу Чехову, племяннику великого писателя. Навестивший моего отца, с которым был в добрых отношениях, этот знаменитый актер и театральный деятель рассказывал: «В номер, где я остановился, постучал незнакомец и предложил купить сборник стихов Игоря Северянина с автографом. В посетителе я с трудом узнал поэта, в свое время гремевшего на всю Россию. Неужели это автор „Громокипящего кубка“? — подумал я».
Весной 1940 года в Таллине в уютном зале Дома Черноголовых мы отмечали 35-летие литературной деятельности Игоря Северянина. В концерте участвовали всемирно известная эстонская киноактриса Милица Корыос, Роман Матсов[23], Сергей Прохоров[24], Юри Когер[25] и многие другие. Здесь же находились сотрудники советского полпредства. Поэт вдохновенно исполнял свои стихотворения. Зал был полон. В антракте Игорь Васильевич подошел ко мне и прошептал: «Все хорошо! Встретить бы этот день в великом городе на Неве!»
Вскоре после восстановления советской власти в Прибалтике популярный в то время московский журнал «Красная новь» опубликовал стихотворения Игоря Северянина. «Стихи о реках» отражали многолетние раздумья автора о новой России:
… Бывало, еду и аукаю
В запроволочные края.
Бывало, подъезжаю к проволоке,
Нас разделявшей в годы те,
Угадывая в блеклом облике
Страну, подобную Мечте…
Игорь Васильевич, навещая нашу семью, показывал множество писем, которые он стал получать со всех концов Советского Союза. Своими переживаниями Северянин делился с давним другом профессором Г. А. Шенгели. Приведу отрывок из письма поэта в Москву, которое хранится в моем архиве: «… я очень рад, что мы с Вами теперь граждане одной страны. Я знал давно, что так будет, верил в это твердо.
И я рад, что это произошло при моей жизни: я мог не дождаться… Капиталистический строй чуть совсем не убил во мне поэта: последние годы я почти ничего не писал, ибо стихов никто не читает. На поэтов здесь (и вообще в Европе) смотрят как на шутов и бездельников, обрекая на унижение и голод. Давным-давно надо было вернуться домой».
Северянину, правда, была по сердцу природа Эстонии. В общей сложности он провел на эстонской земле почти половину своей недолгой жизни. Любовно говорит поэт в «Секстине VI»: «Эстония — страна моя вторая…» Но он страстно тосковал по России.
Здоровье Игоря Васильевича ухудшалось. Было больно смотреть на этого некогда несокрушимого здоровяка.
Началась Великая Отечественная война. Из-за своего тяжелого недуга Игорь Васильевич не смог эвакуироваться вглубь страны. Игорь Северянин скончался в Таллине 20 декабря 1941 года.
Многие старожилы Таллина и приезжие навещают старинное Александро-Невское кладбище, на его центральной аллее похоронен Игорь Васильевич Лотарёв, литературное имя которого — Игорь Северянин — дорого всем ценителям русской лирики.
Сорок шесть лет прошло со дня смерти поэта, но образ его живет в сердцах тех, кто встречался с Игорем Васильевичем. На могиле поэта я не раз вспоминал о тех далеких временах, когда гостил в Тойле. Так родились строки стихотворения «Игорь Северянин в Эстонии»:
Прихожу сюда белою ночью.
Над могилой укромной твоей
В светлых сумерках звонко рокочет,
Воспевая любовь, соловей.
Столько лет ты в Эстонии прожил.
Среди рек и пустынных озер.
Стал талант твой и глубже и строже,
Проницательней — скорбный твой взор.
Мы с тобою бродили у моря: